Марк Олейник - Семь рек Рима

— Кто ты?! — снова и в этот раз более злобно оборотился ко мне верзила.

— Доктор! — выкрикнул я что есть сил.

— Кому-нибудь нужен доктор?!

— Да! — отозвался невидимый человек из толпы. — Я с удовольствием убью доктора.

Публика засмеялась, словно ей показали неожиданный ловкий фокус.

— Черта с два, — я нашел в себе силы и поднялся. — Ничего у вас не выйдет. Вы не сможете меня убить. Потому что я живой.

Наконец я смог рассмотреть, что было написано на грязных красных повязках. Это были имена и еще какие-то сведения; так, я разобрал на одной руке надпись «отряд №17».

— И правда, живой, — с презрением, смешанным с досадой, проговорил давешний верзила. — Живой и одетый. Такого сразу не убить.

— Никогда, — сказал я и запнулся, потому что увидел на его повязке хорошо знакомое из истории имя. — Ничего у вас не выйдет. Я здесь всего на семь дней.

— Этого достаточно, — он покивал бородой. — Мы тебя тут поводим. Мы тебе тут покажем. Ты за семь дней сам от страха умрешь. Станешь как все. Ну, а дальше… дальше понятно. Богу понадобилось семь дней, чтобы создать мир и мужчину, так? Я обещаю — за семь дней мы твой мир превратим в фарш и сделаем тебя женщиной. Самой падшей женщиной в мире.

Мученики вновь закричали неслаженно, визгливо, отчаянно.

— Слышишь, как пищат? — с удовольствием спросил меня верзила. — Сейчас ты пойдешь на экскурсию. Посмотришь на ад. На наш ад. На свой ад. Только знай, что если ты хоть на миг закроешь глаза, это будет означать, что ты согласен. Согласен на то, чтобы мы сделали с тобой все, что хотим. А теперь — иди и смотри.

Толпа сизокожих людей в красных повязках слегка расступилась, образовав коридор, и я пошел по нему, а они смотрели на меня кто с ненавистью, кто с издевкой, но все без исключения со жгучим интересом.

Неожиданно из толпы вышел и перегородил мне дорогу человек, выражение лица которого резко отличалось от остальных. Тоска плавала в его глазах как осенний лист по луже — он был худ, бледен, а на его повязке значилось имя «Гай».

— Подожди, — воскликнул он, вскинув руку. — Ты должен выслушать меня. Толпа вокруг рассмеялась довольно — как видно, они не раз уже видели это представление, но оно им не надоело.

— Что тебе нужно? — я тоже остановился, потому что не мог пройти, а оттолкнуть, дотронуться до любого из этих людей у меня не хватило бы воли.

— Я Гай из Александрии, — взволнованным голосом произнес он. — И я здесь уже целую вечность, хотя ни в чем не виноват.

Верзила, а вслед за ним остальные каторжники покатились от смеха. Их смех загромыхал так, что на время заглушил вопли и стоны истязуемых. Они стали тыкать в него пальцами.

— Он не виноват!

— Нет, вы слышали, он не виноват!

— Наверное, попал сюда по ошибке! Потому что его спутали!

— Потому что у него есть брат-близнец, а этот святой на бойне!

Они смеялись, они хватали себя за щеки и уши, а он только смотрел на меня живыми просящими глазами.

— Здесь не может быть ошибки, — сказал я ему. — Вы ведь были на суде и если попали сюда, то за дело.

— Суд ошибся! — крикнул он. — Я просто книжник! Я никого не убивал, не насиловал, не отбирал последнюю надежду, не лжесвидетельствовал, ни отнимал пищу у ребенка, не давал денег в рост, не отправлял людей на войну, да и как я мог затеять войну, если я только книжник?!

— Не знаю, — он действительно странно выглядел на фоне толпы, где из каждого лица выглядывал зверь. — Не знаю, — повторил я. — В любом случае, ты сделал что-то, из-за чего теперь страдаешь.

— Я всего лишь написал книгу, — промолвил Гай из Александрии.

— О чем она?

— Она про загробный мир. Про его владык, его устройство — словом, про все, что есть в нем. Это была чистая выдумка — я не знаю, откуда я взял все это. Может быть, мне приснилось… но сны ведь посылают боги, значит, они этого хотели.

— Я не понимаю, — сказал я. — Ты описал преисподнюю, но что с того, ведь ее картины придумывали тысячу раз.

— Все дело в том, — сказал Гай, — что мое описание совпало во всех деталях.

— Значит, тебя наказывают… не знаю, за что. Я врач, а не писатель. Может быть, в твоей книге увидели насмешку…

— Я прошу вас, — он был крайне серьезен. — Я знаю историю, я читал про живого, который спустился в царство мертвых, чтобы найти свою возлюбленную. Ты — особенный человек. Я знаю, — Гай неожиданно крепко схватил меня за руку. — Пообещай, что вспомнишь и попросишь за меня!

— Дурила! — заорал на него злодей с отсутствующими верхними резцами. — Он ведь только пока живой, а через неделю будет выть вместе с тобой! Нашел к кому обращаться!

— Прочь! — я взглядом оттолкнул душегуба. — Я еще не умер.

Я еще не умер, но мне было так страшно, что смерть вновь показалась мне привлекательной.

* * *

Часы неумолимо тикали, но неправ был Харон — их стук чем дальше, тем больше казался мне частью нечеловеческой пытки. Гай из Александрии повел меня, остальные потянулись было следом, но вскоре разошлись — ведь у каждого из них было дело.

— Понимаешь, — шептал Гай, прихрамывая рядом. — Люди думают, что на том свете, в аду, их встретят черти, демоны, горгона Медуза, лернейская гидра, Тифон, еще какой-нибудь нечеловеческий ужас… но это все, к сожалению, не так. Совсем не так.

— К сожалению? — мы шли по опустевшему бараку, в его стенах зияли темные проходы, из которых доносились страшные звуки.

— Конечно, — грустно подтвердил книжник. — Что может Медуза или Тифон? Превратить тебя в камень, сжечь. Тогда это был бы рай, а не ад. Тут все по-другому. Тут мучения конца не имеют. А пытки люди сами придумывают. Каждый день новые. И последнее — часы, которые ты слышишь, стучат здесь не просто так. По прошествии суток истязатель меняется с мучеником, и вся ярость, все унижение, вся боль оборачиваются желанием еще больших, еще более унизительных мук. И так до скончания времен.

— Получается, что все, кого я видел…

— Да, — подтвердил Гай. — Сегодня их очередь терзать. Из-за вашего появления часть тех, кого сегодня распинают, получили маленькую передышку. Хотя, конечно, это ничего не значит. А теперь пойдемте — вы должны увидеть это собственными глазами.

— Но я не хочу.

— Вы же слышали. Не дай вам бог закрыть глаза. Или вмешаться. Вы просто смотрите, или все это будут делать с вами.

— Но я ведь могу просто никуда не идти.

— Тогда они назавтра придумают для меня особо лютую муку. Потом, сейчас я могу быстро провести по подвалам, вы будете бросать взгляд и уходить. Откажетесь — всю эту невероятную мерзость устроят так, что она окружит вас без выхода — это будет еще хуже.

— Хорошо, — согласился я. — Но… вы ведь и сами должны сегодня истязать другого человека?

— С этого и начнем, — Гай взял меня за руку и повел в один из темных провалов.