Елена Арсеньева - Ведьмин коготь [litres]

– Нет, нет, нельзя! – кричала и я что было сил, чувствуя, что если Надя оглянется, то пропадет. Наконец она вбежала в лес и скрылась из виду.

– Сын! Мой сын!.. – вскричал, нет, голосом взревел Абрамец и рухнул наземь.

Призрачная женщина взглянула на него с жутким злорадным выражением и медленно исчезла, превратившись сначала в пушистую прядку волос, а потом вновь аккуратно обвившись вокруг колышка, воткнутого в кладбищенскую землю.

… – Женя! Женечка! – долетел до меня испуганный голос отца, и я открыла глаза, обнаружив себя в освещенной лунным светом избе, где мы остановились на ночлег, на той же постели. – Что с тобой? Ты так кричала!

Я повела глазами и обнаружила, что лежу на своем ложе одна, а Нади рядом нет.

Сырьжакенже, наши дни

Назвать его голым было невозможно, потому что все его тело покрывала густая шерсть. Между ног едва виднелась какая-то фигулька, на которую Трапезников покосился с высокомерным презрением незаурядного самца, но сзади… сзади!..

«Как это я угадал?! – ошеломленно подумал Трапезников, вспомнив свои брезгливые размышления о Верьгизе. – Про достоинство жестоко ошибся, а про хвост в точку попал!»

Вдруг послышались какие-то странные звуки, и Трапезников мельком оглянулся.

Женю рвало. Она утиралась ладонью, позывы вроде бы утихали, но стоило ей взглянуть на хвост, черный кожистый хвост Верьгиза, как ее снова начинало выворачивать.

– Не смотри туда! – велел Трапезников, и Женя послушалась, отвернулась, глубоко вздохнула и вдруг побрела к реке.

Трапезникова окатило стужей – перепугался до смерти, решив, что колдовство все еще действует, что она сейчас бросится в волны, но нет, Женя вошла всего лишь по колени и, одной рукой придерживая подол балахона, другой принялась плескать себе воду в лицо. Наконец вышла на берег, утирая лицо подолом, но щеки оставались мокрыми, и Трапезников с изумлением обнаружил, что Женя плачет.

– Помни… – начала было Раиса, вдруг обернувшись к ней, но Трапезников приложил пистолет к ее щеке, и она умолкла.

Кто знает, какой чепухи эта пособница колдуна и сама, конечно, колдовка, могла наговорить Жене. Да и вообще, Трапезников не желал, чтобы Женя помнила о том, что могло связывать ее с Верьгизом! Она должна забыть всё, что здесь происходило… что бы это ни было.

И, хоть слепая и в то же время излишне зрячая ревность уже подбиралась к сердцу, ей не удалось куснуть Трапезникова: он чувствовал, что ревновать Женю к Верьгизу не просто глупо, но чудовищно глупо.

– Возьмите пистолет, – приказал ей. – Держите этих деятелей на прицеле. Чуть что – палите по конечностям. Это отрезвляет. Надеюсь, стрелять умеете?

– Так точно! – промямлила Женя, и Трапезников – все с той же невесть откуда взявшейся проницательностью – понял, что она врет, что оружия в руках сроду не держала, однако прекрасно понимает, что у врага не должно возникнуть ни малейшего подозрения относительно боевых качеств противника.

– Погодите! – вдруг воскликнула Женя. – Снимите у него с шеи это… ведьмин коготь снимите!

Трапезников не без удивления воззрился на белемнит.

– А эта висюлька нам зачем? Это же всего-навсего древняя окаменелость.

– Вот именно что древняя, очень древняя! Снимите! Он имеет огромное значение для Верьгиза! – горячо потребовала Женя. – Нельзя ему коготь оставлять!

– Ага! – воскликнула хрипло Раиса. – Тебе жаба успела это поведать? А если бы он, – последовал ненавидящий взгляд на Трапезникова, – если бы он не тебя выдернул из Лейне, ты узнала бы столько… столько… ты еще пожалеешь, что лишилась этого!

– Какая жаба, окститесь! – с высокомерным выражением отмахнулась Женя. – Я узнала про белемнит из записок своей прапрапрабабушки.

Раиса замерла с открытым ртом, и Трапезников воспользовался этим, ловко сунув туда скомканный рукав Верьгизова балахона. Второй рукав был заткнут в рот Верьгиза. С сомнением поглядев на коготь-белемнит, все же послушался Женю: снял его с шеи Верьгиза и спрятал в карман своих джинсов. Потом остатками «перевязочного материала» стянул Раису и проверил, как связан знахарь. Конечно, Раисино рукомесло пришлось переделывать, и надо было спешить, потому что Верьгиз мог в любую минуту очнуться. Трапезников хотел было для надежности еще раз приложить его рукояткой пистолета по башке, однако Женя жалобно пискнула:

– Не надо! – и Трапезников послушался, хотя был крайне озадачен.

Ревность сунулась было в сердце снова, но как пришла, так и ушла, потому что реакция Жени на вид обнаженного Верьгиза свидетельствовала: во-первых, она явно раньше таким его не видела, то есть в одной постели они явно не лежали, во-вторых, он был ей отвратителен; к тому же в голосе ее сейчас звучала какая-то истеричная жалость, словно Женя и сама была испугана своим милосердием. Возможно, тут было над чем поразмыслить, да вот только времени на это не имелось, поэтому Трапезников просто затянул узлы крепче, хотя и опасался, что это в пользу бедных: Верьгиз, очухавшись, мог запросто пустить в ход какие-то невербальные заклинания… читывали мы «Гарри Поттера», читывали!

– Пошли отсюда! – скомандовал он.

Женя покосилась на него с ужасом:

– Что, в таком виде? Может быть, зайдем в дом, поищем дневник, мою одежду и обувь! Босиком я далеко не уйду. Сумку, скорее всего, потеряла в сквере, где на меня Верьгиз напал…

– Сумка ваша, скорее всего, здесь, – перебил Трапезников, послушно поворачивая к дому. – Я ее забирал с собой, когда вас из сквера эвакуировал. Но потом на меня напали Верьгиз и…

Он осекся, не в силах сказать Жене о том, каким стал Михаил Назаров, ее бывший муж, и только пробурчал, что ее телефон у него, но дома.

Женя онемела, что Трапезникова вполне устраивало.

– Понимаю, что у вас куча вопросов, но давайте о деталях потом, ладно? – попросил он. – Пока в двух словах: я пытался вас спасти, увез из сквера, но потом Верьгиз настиг меня и снова вас утащил. Телефон ваш остался валяться в траве, благодаря чему я смог связаться с Аликом Фрунзевичем, который рассказал мне о некоторых более чем криминальных делишках Верьгиза и снабдил пистолетом, а также, как это ни странно, осиновым колом. Где он его только раздобыл?! Я, признаюсь, зауважал профессию антиквара… Автомобиль тоже его, хоть и не антикварный. Кстати, вы знаете, что в миру, так сказать, Верьгиза зовут Павел Абрамец?

Женя отвернулась, но Трапезников успел заметить, что на ее глаза навернулись слезы:

– Да, знаю. Но не спрашивайте, откуда, как и почему. Вы правы – сначала надо убраться отсюда. Только где-то здесь должен быть один человек… Мне кажется, он в страшной беде. Я должна узнать, что с ним, помочь ему. Это мой бывший муж.