Рэт Уайт - Героиня

- Да.

- Так кем вы себя считаете? Чернокожей или белой?

- Я считаю себя эритрейкой.

Нацинет вскинула голову и вызывающе зыркнула на медсестру.

- Значит, не афроамериканкой?

Пожилая медсестра посмотрела на Нацинет поверх своих крошечных очков, явно наслаждаясь этим обменом репликами.

- Нет. Не афроамериканкой. Я - полукровка. Моя мать - белая, а отец - эритреец.

- Для меня это все равно, что афроамериканка, хотя вы определенно не выглядите и не говорите, как многие из тех, кого я знаю.

- Я никогда не стану такой. В тех людях, которых вы называете афроамериканцами, очень мало африканского. Моих соотечественников никогда не завоевывали и не порабощали. Моя мать - отсюда, из Филадельфии. Ее семья живет в Честнат-Хилл. Ее отец был юристом и политиком, а не наркодилером или сутенером. Я являюсь потомком врачей и бизнесменов, а не рабов.

Последовала пауза, во время которой Нацинет продолжала высокомерно смотреть на медсестру, ее ярко-зеленые глаза поблескивали, как осколки стекла, в ожидании ответа. Она знала, что наговорила слишком много. Но еще она знала, что когда дело доходило до ее взглядов на афроамериканцев, она часто могла рассчитывать на симпатию со стороны пожилых представителей белой расы. Они не выражали это открыто, как она, но она знала, что большинство из них имело такие же взгляды. Зачастую их успокаивал тот факт, что она не считает себя афроамериканкой.

- Хорошо. Давайте присядем и посмотрим на ваше резюме.

Пожилая медсестра провела ее в библиотеку. Вдоль стен стояли книжные шкафы из темного дуба. Полы и потолочные карнизы тоже были темно-коричневыми, почти черными. Все полки, от пола до потолка, были заполнены книгами. Здесь были справочники по медицине за последние двести лет, библии, альманахи, произведения классической литературы. Твен, Диккенс, Шекспир и Толстой.

В центре комнаты стояло несколько больших коричневых кожаных кресел. Дорис жестом предложила Нацинет сесть в одно, а сама заняла другое, напротив, уже листая ее резюме.

- Значит, вы работали медсестрой в реанимационном отделении?

- Да, четыре... почти пять лет.

- Здесь работа несколько другого характера. Боюсь, вам будет скучно. Почему вы решили работать в хосписе и почему ушли из больницы?

Из-за грязи и паразитов, с которыми мне приходилось иметь дело. Из-за бандитов, поступающих ежедневно с ножевыми и огнестрельными ранениями, которых мы латали только для того, чтобы они, выйдя из больницы, снова могли попасть под пули или сами кого-то застрелить. Из-за наркоманов, у которых случались конвульсии или остановка сердца. Из-за пьяных водителей, губивших себя и всех, кому не посчастливилось оказаться с ними на одной дороге. Из-за шлюх, кишащих всевозможной заразой. Из-за детей, на несколько часов оставшихся без родительского присмотра и едва не погибших, выпив отбеливатель, засунув столовые вилки в розетки, свалившись с лестницы, или упав в ванну с водой. Мы имели дело с отбросами общества, и меня уже просто тошнит от этого.

- В реанимационной работать довольно тяжело. В эти дни это все равно, что быть фронтовой санитаркой. Спустя некоторое время начинает выматывать подчистую. Мне просто нужна перемена... что-то более... спокойное.

Дорис снова внимательно смотрела на нее, изучая ее глаза и рот, словно искала в них ложь. Затем пожилая медсестра расслабилась и снова посмотрела лежащие на коленях бумаги, явно довольная пояснением Нацинет.

- Вы еще проработали пару лет гувернанткой по программе "О Пэр" (фр. "На равных". Термин, применяемый для обозначения молодых людей, живущих в чужой стране в принявшей их семье и делающих определённую работу - прим. пер.) ?

- Да. Пока училась в школе медсестер, я четыре года работала по дому у доктора и миссис Левжински. Присматривала за троими их детьми. Там есть рекомендательное письмо от них.

- Вижу. Вы закончили Пенсильванский университет?

- Да, в 99-ом.

- Значит, вы пошли работать в реанимационное отделение сразу после колледжа?

- Пару лет я проработала в отделении для безнадежно больных, но потом меня перевели в реанимационное. У них была нехватка персонала, а я имела надлежащую подготовку, поэтому выбора у меня не было.

- Угу.

На этот раз Дорис даже не подняла на нее глаза. Она быстро просмотрела рекомендации от преподавателей и врачей, с которыми работала Нацинет, а также от четы Левжински, затем отложила резюме на стоящий рядом столик.

- Значит, вы никогда раньше не ухаживали за пожилыми людьми?

- На самом деле, нет. Если не считать работу в отделении для безнадежно больных. Большинство из пациентов там были пожилыми, кроме тех, у которых рак или СПИД.

- Что ж, здесь будет почти то же самое. Только у вас будет не несколько пациентов единовременно, а один. Вам придется ухаживать за ним от двух до двадцати четырех часов в день, в зависимости от его состояния. Мы, конечно же, научим вас всему необходимому, прежде чем давать вам задание, но, учитывая вашу квалификацию, проблем у вас возникнуть не должно.

- Итак, когда я приступаю к работе?

- Вы уже приступили. Мы предоставим вам шкафчик для вещей, и вы сразу можете начинать ухаживать за нашими пациентами. К нам каждый день поступают люди, нуждающиеся в уходе, поэтому, чем быстрее мы введем вас в курс дела, тем лучше.

Дорис поднялась на ноги и двинулась по коридору.

- Не возражаете, если я буду звать вас Нэтти. Нацинет - слишком труднопроизносимое имя.

Нацинет поморщилась, но ничего не сказала. Она терпеть не могла, когда коверкали ее имя, но за многие годы уяснила, что американцы любят сокращения. Бороться с этим было бессмысленно.

- Без проблем, - сказала она.

- Чудесно, - отозвалась Дорис. Она подарила Нацинет, очевидно, свою первую искреннюю улыбку. - Тогда я покажу вам остальную часть нашего учреждения.

Глава третья

Адель знала, что случилось что-то ужасное, знала, что перенесла какую-то тяжелую болезнь, но не знала степень ее состояния, пока спустя целых пять дней не обрела полное сознание.

Пробуждение было медленным и спорадическим. Она сразу поняла, что находится в больнице. И когда вошла ночная дежурная и увидела, что Адель бодрствует, тут же вызвала врача.

- Как вы себя чувствуете, мисс Смит? - спросил врач, стоя над койкой и проверяя ее жизненные показатели.

Адель видела лишь размытый силуэт, но поняла, что врач достаточно молодой, вероятно, откуда-то с Ближнего Востока. Она пыталась поговорить с ним, пыталась рассказать, как себя чувствует, и возможно, спросить, как она здесь оказалась, но не смогла. Во рту у нее пересохло, и одна из медсестер, словно прочитав ее мысли, принесла ей стакан воды.

- Не торопитесь, - сказала медсестра, когда Адель отхлебнула из стакана.