Елена Блонди - Карты и сновидения [СИ]

— Двадцать. Даже и больше уже. Я маленький еще был. Я потому стал великим Яннекой, хотя видишь, рыжий, и ростом не вышел. Всю жизнь мечтал о тебе. Скажи мне. Чтоб я…

«… сумел взять тебя как мужчина» насмешливо продолжил голос в его голове и Янне еле удержался, чтоб не проговорить это вслух.

— Даэд, — ответила ему принцесса, по-прежнему лежа на спине и глядя в наспех расписанный цветами потолок, — Даэд!

Янне упал навзничь, убирая свою руку с женского живота.

— Даэд, — прошелестел за шатром детский голос, повторил, — Даэд!

Янне вскочил, пиная ногой полупустой кубок, тот укатился в угол, расплескивая остатки гранны. И вышел, со злостью дергая полосы прозрачной кисеи.

— Даэд, — сказала принцесса.

Закрыла глаза, готовая погрузиться в новый сон, из череды тех, в которых она бродила из мира в мир, из одной реальности в другую, разыскивая черноволосого тощего паренька с узкими глазами и высокими скулами.

— Даэд, — повторил кенат-пина.

«Даэд», записал в свиток элле, положил перо на подставку. Прошел мимо мальчика в шатер, садясь, бережно приподнял принцессу, прижимая к себе и укладывая ее руку на свое плечо.

— Не засыпай, великая. Мы идем в бассейн. Янне, конечно, дурак, но сумел устроить тебя очень хорошо, не хуже, чем в твоей собственной спальне. Не ругай его. Не каждый выдерживает исполнение своего желания, ты сама знаешь, как это нелегко. Боюсь, его роль выполнена и больше ничего не сумеет сделать наш великий небесный охотник. Боюсь, он сломается.

Приговаривая слова, мужчина бережно раздел Неллет, опустил в теплую воду маленького бассейна и, сняв халат, засучил рукава тонкой рубашки, встал рядом на колени, омывая неподвижное тело намыленной ладонью.

— Ты похожа на младшую, которую родила мне подруга Рео-Иреона. Вот имя выбрала ей мать, да? Хорошо, твоему элле хватило ума назвать девочку самому. Теперь она Майла. И выросла уже.

Он улыбался, пряча тревогу. Наклонился, вынимая из воды мокрую Неллет и прижимая к рубашке. Другой рукой неловко кинул на нее банное покрывало.

— Вот теперь можешь укладываться спать. Я говорю тебе о пустяках, великая принцесса, потому что они — суть и соль жизни, все семь цветов и видов соли — земной и небесной. Ты не можешь уйти от нас. Потому что когда-то именно ты забрала нас к себе. И теперь все мы — твои дети. Если уйдешь, мы погибнем.

Он замолчал, неся принцессу мимо сидящего на полу мальчика. Уложил, вытирая, скомкал покрывало и укрыл ее свежим, сухим. Наклонился к лицу, как немногим раньше делал это Янне-Валга.

— Прости, я понимаю твою боль, но…

Неллет пошевелила губами.

— Что? — элле нагнулся совсем близко.

— Не очень. Понимаешь.

И закрыла глаза, уходя в сон.

Нынешняя Неллет открыла глаза, с трудом подняла руку, трогая голую спину спящего рядом Андрея. Он думал, что понимает, ее верный заботливый элле. Думал, все дело в женской любви, которая, в иные времена наполняя силой, тогда привела ее к слабости. Но по-настоящему все было намного проще. И страшнее. Мы двое были единым целым. И Башня умирала, не потому что я, капризная вечная девочка, жаждала вернуть себе любовную игрушку — мужчину. Она умирала, потому что весенний и одновременно вечный муж Даэд был так же важен, как я. И потеря его подрывала само существование Башни.

Но почему события из прошлого вторгаются в ее теперешние сны? Сейчас важно совсем другое.

Она смежила веки, вытягивая руки поверх покрывала. Как нелегко быть долгоживущей в мире стремительных человеческих жизней. Кажется, только несколько мгновений тому хмельной Янне плакал от беспомощной злости, сидя рядом на постели. А вот уже минуло почти сорок лет, для нее — малая капля, а для них — изрядный кусок жизни. Такой, как ее первый с рождения до пятнадцати. Когда за этот срок она успела вырасти из крошечного младенца в упрямую девочку, совершившую почти невозможное и уж точно — небывалое. А шестнадцатый год — год перехода в долгую жизнь — все изменил, отрывая ее от людей, оттаскивая все дальше от любимых, заставляя складывать скорбь об ушедших в глубины души и ждать новых привязанностей. И знать, они тоже уйдут, улетят в прошлое. Бедный Яннека, его уже нет. А был бы — ему стукнуло бы почти сотню лет. Целую, и всего лишь сотню. Дряхлый старик. Славно, что он ушел раньше, с нежностью подумала Неллет, провожая сон о Янне-Валге в прошлое. А приснился не зря, как ничего не бывает случайным.

Она снова ищет во сне человека, и снова не находит. Как искала когда-то Даэда. Правда, в этот раз она ищет не любовь. А ключ. Инструмент для изменения настоящего, и его нельзя потерять. Время скользит, забирая у Неллет те немногие годы счастья, которые останутся ей с любимым. Там, на земле Андрея, Даэд проживет еще, пусть двадцать пять. Или тридцать лет. Умрет от старости, оставляя молодую жену тосковать и ждать своего срока смерти. Но пусть так. Тем более, нельзя терять ни единого дня. Следующего совмещения Даэд может не дождаться.

Но где же она, эта сильная и красивая женщина, такая равнодушная к избранному снами Неллет мужчине? Нельзя, чтобы она помешала ему остаться. Нужно проследить, чтоб ее судьба отслоилась, наполнилась новой кровью и зажила отдельно. Иначе элле Андрей будет не готов остаться.

Неллет закрыла глаза совсем. Ее нужно увидеть. Знать, что делает.

Бледные губы тронула улыбка.

«Приходи верный сон, правильный сон, настоящий». Так шептали они в спальне пансиона, укладываясь под развешанными на стенах вассами, плетеными из грубых шерстяных ниток. Она, маленькая Агейя, высокая строгая Натен.

Приходи, верный сон. Правильный сон. Настоящий…

Яркие краски заката, отыграв мерную смену алых и золотых оттенков, сменились сначала бронзой, потом розоватым пеплом, тускнеющим незаметно, и на сизом, цвета голубиного пера, небе замерцали еще слабые, осторожные точки звезд. Будто кто-то аккуратно колол тонкой иголочкой мягкое покрывало.

Ирина вздохнула, поведя озябшими плечами. Сидела, раздумывая, что же делать дальше. Казалось, встанет со ступеней, и все вокруг тоже сдвинется, начнет происходить, опережая ее решения. Лучше решить, сперва, а потом уже встать, подумала она, собирая мысли, раскиданные внезапной картиной торжества небесного цвета.

С внешним сумраком в душу опускалась внутренняя темнота. Там, откуда она прыгнула следом за пестрой кошкой, остались эти, страшные, полные ярости. Вдруг придется вернуться снова туда же? Вдруг они ее ждут? На этот раз придумав, как выплеснуть на нее свою злобу. И вдруг там тоже спустилась ночь. Теплые ступени казались сейчас укрытием, хотя временным и ненадежным — Ирине хотелось есть, устали ноги и ныла спина. А еще обыденное, от которого никуда — нужно бы найти туалет.