Елена Блонди - Карты мира снов [СИ]

Эти слова снова и снова крутились в голове Даэда, и он опять недоумевал, надсадно дыша, и поправляя свою ношу на ноющих руках. Играют. Со временем. Просто. Так просто. Они. Это было сказано незадолго до заката, а сейчас поздний вечер, с раннего утра праздника прошло меньше полного дня. О ком сказаны эти слова? О санатах, запряженных в дивную колесницу. Неллет сказала. Говоря, улыбалась немного неловко, наверное, думала, ее простак-муж снова не понял, потому хмурит брови, чтоб выглядеть умным.

А так и было. Пытался выглядеть.

Даэд хрипло рассмеялся и споткнулся, нащупывая босой ногой невидимые в темноте корневища, перегораживающие тропу. Ступил дальше, нагибая голову, чтоб не цепляться волосами за ветки. И задержал дыхание, пытаясь услышать дыхание Неллет. Еле заметное, рваное, с легким хрипом при каждом вдохе.

Мы тоже играем со временем. Было утро, птицы и праздник. И вот ничего нет, только чернота в колючих ветках, невидимая под ногами тропа, и Неллет, мягко обвисшая на его напряженных руках. Или время играет с нами?

Он позволил мыслям течь, как им хочется, потому что идти еще далеко, а постоянно прислушиваться к ее дыханию и биению сердца, значит, замедлить шаги.

Неллет сказала это, когда усталые, возвращались обратно. Сначала пешком по мостовой, под уже сочным дремотным солнцем послеполудня. Потом усаживались в колесницу, где на обратной дороге оказалось много свободных сидений. Большая часть свиты Ами и Денны решили остаться в городе, ненадолго, смотреть закатные фейерверки над озером. Ехим, кланяясь, проводил гостей до порога, с гордостью слушая стоны и веселые шутки насчет животов, набитых вкуснейшим жареным мясом, тушеными батами, нежным салатом с древесными грибами. И потеснив в сторону Даэда, расцеловал Неллет в щеки, сразу после этого встав на колено — испросить прощения за вольность. Неллет, смеясь, тронула пальцем потный лоб старика, даруя ему свою милость. Солнце пронизывало ущелья улиц между спокойных домов, бросало на дорожки четкие тени. Желтое солнце, которое скоро покраснеет. Это перед закатом, знал Даэд, если день ясный, это — всегда. Но потом они сели на мягкие сиденья, колесница приподнялась, и, если бы не стрекот санатов, было бы хорошо слышно, как шелестят по днищу ветки, которые раскачивает марево сгущенного воздуха. Двинулись. И вот тогда Даэд увидел, как, соотносясь с развертыванием прозрачных крыльев, солнце прыгнуло выше, потом снова спустилось, потом покраснело, присаживаясь на линию горизонта, и снова оказалось на своем месте. Прыжок — крылья уходят к бокам, складываются радужными складками, еще прыжок светила — крылья ложатся на воздух полукругами.

— Что это? Как это делается? — спросил он тогда.

— Это санаты, — ответила Неллет после короткого провала его сознания, — они играют со временем.

Не для красоты, отметил Даэд, почти упустив самый конец ее фразы (а солнце снова качнулось в густой синеве). Мне показалось, они просто украшение, а они скачут. Но не по воздуху.

Пробираясь под колючими ветками буша, он упорно перебирал новые знания о странной колеснице, о тварях, запряженных в нее. Понимал, почему. Неллет лежала на его руках, свесив ноги, и на левом бедре чернела большая рана, стянутая выше плетеным ремнем. Он сумел остановить кровь, но пока возился, Неллет совсем ослабела. И теперь, идя по тропе к поляне, за которой сгрудились старые вевры, Даэд отчаянно желал найти там летающую беседку. Или колесницу с санатами. Чтоб как можно быстрее увезти раненую Неллет туда, где большой город, много людей, где ее родители, такие всемогущие. И среди толп есть те, кто обязательно поможет. Он помнил одно имя. Великий врач королевской семьи, Кассус. Кассус Монг. Королева представила его Даэду, но смотрела по сторонам, разыскивая дочь, и помахала ей, подзывая. А та, ступив за спину мужа, отвернулась, заговорила с кем-то, и джент Кассус, поклонясь, отошел, тоже заводя вежливую беседу. Был он невысоким, очень стройным мужчиной с огромными темными глазами и тонким, нервно подрагивающим ртом.

Он хотел сказать это Неллет, утешить, ободрить. Там врач, великий врач, он спасет. Нужно только как следует попросить вевров. Но всякий раз, когда он пытался заговорить, Неллет стонала, шаря рукой по своему животу, прижимала ладонь к сбившейся тунике, испачканной кровью. И Даэд не стал говорить, сберегая ее силы. Обращался мысленно, то к ней, то к далеким людям, то к черным веврам с глянцевыми листьями. Потерпи. Вы там, слышите? Принцесса ранена, может быть, умирает. Вевры, явите в себе тех, кто нужен, больше всего.

На опушке Даэд остановился, дыша пересохшим ртом и внимательно оглядывая поляну, пятнистую от лунного света и облачных теней.

Когда на закате, они вместе, усталые и молчаливые, уже подходили к хижине, и Даэд радовался, что лягут, и может быть, перед сном поговорят, готовил вопросы о том, что запомнилось и поразило больше всего, тогда и случилось несчастье. И теперь он стоял, не зная, можно ли выйти из безопасной колючей чащи на открытое место. Потому что, когда солнце кануло за рощу ромелий, утопая в водах лагуны, на поляну, которая была уже совсем их собственным домом, вышел ночной охотник, самый большой из виденных ими до сих пор.

Темнота опустилась слишком стремительно. Три мягких шага огромного зверя, первый еще в последних лучах солнца, последний — огромной тенью в длинном прыжке.

— Дай! — крик Неллет хлестнул его вместе с ударом сильного, как кожаная плеть, хвоста, — они сняли защиту! Даэд…

А потом все скрутилось в один гремящий клубок. Крик, стоны, рычание и лязг зубов, темнота, сверкание бешеных глаз, и время тоже бешено вертелось, непонятно, кончаясь или начинаясь. В голове случился провал, как в той колеснице, и Даэд уже стоял на коленях, с ужасом ощупывая рваные края кожи, свисающие с развороченного бедра. Руки липли к крови, кровь прилипала к одежде, когда он отнимал руку, пытаясь вытереть пальцы. А еще она текла. Толчками черного выбрасывалась из раны на его колени и подол, падала на траву кляксами. И среди темного светлела открытая шея Неллет, неясно виделся маленький подбородок, а дальше лицо утопало снова в темноте.

Всхлипывая от страха, что она умрет прямо сейчас, Даэд схватил тело на руки, побежал, теряя растоптанные сандалии. В хижине уложил на постель, осматривая и несвязно что-то говоря. И только здесь спохватился, стаскивая ремень, захлестнул ногу, стягивая жгут высоко на бедре.

— Сняли, — хрипло сказала Неллет, открывая глаза и глядя на него с удивлением. В мерцании светляков казалось, она смеется, будто пересказывает шутку.

— Я не знала. Прости, Дай. Я думала, мы все же… сами…

Он поднялся, оглядываясь. Совсем беспомощный. Что он мог тут? Если бы поцарапалась или отравилась грибами, или нахлебалась морской воды. Он мог бы что-то. Но она слабела на глазах, шепча уже почти без голоса.