Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

— Ты тяжелый, как сотня камней! — соглашается Тив.

На этом они примиряются, и мы продолжаем путь.

У нас кончилась вода. По утрам на камнях остается немного влаги, и мы слизываем ее, наслаждаясь каждой каплей. Сладкие камни, придающие сил, встречаются все реже. Я приношу их для Фи, но мой напарник слишком слаб. Его нога распухла и посинела. Он тихо шепчет:

— Мы будем идти.

И мы идем.

Тележку теперь толкаю только я — Ни и Тив отказались:

— Он тебе нужен, Ин, ты его и тащи.

Без еды и воды тележка стала легче, да и Фи весит теперь всего ничего. Я справлюсь.

По ночам мне снится, что каменистая пустыня закончилась и мы выходим в другой мир, полный другого цвета. Это удивительный оттенок — цвет сладких камней. Зеленый. Я хочу остаться там, но не могу. Все сны заканчиваются.

Фи умер. Когда утром я приношу ему единственный найденный сладкий камень, он лежит с открытыми глазами, похожими на две мертвые луны в небе, и не дышит.

— Отмучиться, — говорит Ни.

— Отмучился, — поправляю я его. Тот машет рукой, мол, какая теперь разница.

Я хочу сделать для Фи могилу — наваливаю на его тело груду камней. У меня не хватает сил поднимать тяжелые, а маленькие камни рассыпаются, как будто мы снова сравниваем горы с землей. Я отказываюсь идти дальше, пока не закончу.

— Бросать это, — говорит Тив. — Хватит.

Ночью мне опять снится зеленый мир за пределами каменной пустыни, но в него вторгаются чавкающие жадные звуки. Я приподнимаю голову.

Ни и Тив едят Фи.

«Идти…» — шепчу я утром, закидывая камнями останки. Потом поправляю себя: «Я иду. Мы идем. Мы будем идти».

И мы идем дальше.

На следующее утро мы видим над горизонтом марево белой пыли. Я слышу стук камней, шарканье усталых ног, скрип тележек. Я знаю, что это не мой зеленый мир из снов, но идти больше некуда.

Ни и Тив ускоряют шаг. Их глаза сверкают, сухие губы шевелятся и произносят:

— Есть… Пить… Работать… Есть… Пить… Работать…

Я уже не поправляю их. Если им не нужны определенные слова, они могут вернуться к неопределенным. Можно вырезать контролирующую машину из-под кожи, но нельзя удалить готовность подчиниться за брикет безвкусной еды.

Скоро мы видим лагерь. Он очень похож на наш — те же бараки, люди в бледно-оранжевых балахонах, тележки. Только есть что-то непривычное в том, что они делают. Мне требуется некоторое время, чтобы понять: они не растаскивают горы камней, разбрасывая их по поверхности. Они собирают камни и строят из них горы.

Мы добираемся до места раздачи еды — никто не останавливает нас, не спрашивает, откуда мы пришли. Жадно едим.

— Есть… — хрипит Ни. Тив ничего не говорит — его рот набит, а крошки осыпаются на заляпанный кровью Фи балахон.

Когда они насыщаются, то выходят вслед за рабочими и идут вместе с ними к поднимающимся над землей новым каменным горам.

Спотыкаясь, я бегу за ними и зову их по именам:

— Ни!.. Тив!..

Те не отзываются. Я вижу, как они подбирают с земли камни и кладут и в тележки. Скоро я уже не различаю их среди других оранжевых балахонов.

Я поднимаю голову и вижу табличку на столбе: «Инфинити-9».

Вот оно что… Видно, от белой пыли я неверно прочел название собственного лагеря. Я не из места «Инфинити-В». Я из «Инфинити-8». А значит, где-то есть «Инфинити-10», «Инфинити-11»… Сколько их еще?

Я не иду за рабочими, нахожу пустой барак и падаю на первую попавшуюся койку.

Мне больше не снится зеленый мир. Я вижу свою родную каменоломню. Мы снова стоим на вершине горы — я и Фи — и сбрасываем вниз тяжелые камни. Ни и Тив подбирают их, складывают на тележку и везут дальше к другой горе, где они затащат свою поклажу на вершину. Мы сравниваем одну горы, чтобы создать другую. И снова. И снова.

Я бегу вниз с горы, чтобы остановить их, объяснить. Спотыкаюсь и падаю.

— Не надо… — кричу я. — Остановитесь. Остановить… Остановиться…

Меня никто не слышит. Я поднимаю глаза и вижу табличку своего лагеря: «Инфинити-8». Только восьмерка лежит на боку.

Кто-то трогает меня за плечо. Негрубо, без всякой злобы. Фи? Я открываю глаза и вижу незнакомого рабочего в бледно-оранжевой робе.

— Утро, — говорит он. — Идти. Работать.

— Идти. Работать, — повторяю я.

Выхожу вслед за ним и иду по пыльной дороге, беру свободную тележку, нагружаю камнями. Тащу вперед. Мне кажется, что раньше тележка была легче, и в ней были не камни, но уже не могу вспомнить, что именно.

Я работаю усердно. Я строю гору. Незнакомец из моего барака работает рядом со мной, и я успокаиваюсь. Все правильно. Почти.

Одна мысль засела внутри меня и жжет, как ссадина на голени, — уже не помню, где я повредил ногу. Мне хочется избавиться от чего-то, чтобы стать по-настоящему счастливым. По-настоящему свободным.

Беру из груды подходящий плоский камень и еще один, поменьше, с острым краем. Старательно выцарапываю на камне два коротких слова. Букву за буквой.

«Я хочу».

Любоваться результатом. Потом размахиваться и забрасывать камень так далеко, как только мочь.

Тот падать впереди, на склон будущей горы. Когда его стук затихать, я вздыхать с облегчением.

Мне хорошо. Но отдыхать некогда.

Работать.

Еще один рассказ, ждущий экранизации (мне даже назвали кличку собаки, играющей Чипа). Рассказ о консьюмеризме и одиночестве. Об ошибках, которые не берутся Ctrl-Z.

— Папа, я хочу новую собаку! — заявил Тим.

Он только что смотрел мультики, а значит, и рекламу видел. Будь она неладна!

— А что не так с Чипом? — как можно нейтральнее произнес я.

Услышав свое имя, наш кокер-спаниель Чип примчался из детской и заметался между мною и Тимом, виляя хвостом так, что он реально мог оторваться. Неделю назад это и произошло.

— Пап, у новой модели все по-другому! — затараторил Тим. — Память до полутора сотен команд! Он водостойкий! Ты помнишь, что случилось, когда Чип свалился в бассейн?

Я помнил. Ремонт обошелся в половину его стоимости.

— А еще функция охраны дома! — не унимался сын. — Ты же сам говорил, что безопасность прежде всего!

— А может, все дело в том, что новая модель есть у твоего друга Эдди? — невинно поинтересовался я.

Тим покраснел и потупился.

Я присел и обнял сына за плечи. Чип воспользовался этим, чтобы дотянуться до моего уха и облизать его.

— Тим… Ты же понимаешь. Собака — не игрушка.

— Это не собака, — отрезал Тим и отмахнулся от Чипа, вознамерившегося теперь облизать и его ухо.

— Но выглядит как собака и ведет себя как собака, — напомнил я очевидное. — Да, он биоробот, но он любит тебя.

Тим оттолкнул мои руки и, гулко шагая, как оловянный солдатик, направился в свою комнату.