Дмитрий Витер - 23 рассказа. О логике, страхе и фантазии

Как уехали Никита с Мариной, я не застал — спал, завернувшись в одеяло в бывшей квартире Пети.

Количество мусора из воспоминаний каждый день уменьшается вместе с числом жителей. В соседних подъездах то же самое, но я к ним не лезу. У них свой мир, у меня свой.

Последней дом покидает непокоренная Глафира Порфирьевна — в машине с красным крестом. Когда дверь ее квартиры взламывают, тяжелый запах распространяется по лестнице до первого этажа, а наружу сплошным потоком выбегают облезлые кошки. Санитары ругаются и говорят, что эти твари объели старушке лицо. «Через мой труп», — сказала она Главному. И ведь верно.

На пятом этаже нахожу окурок — такие курил Хозяин точки.

Зеленый бак на улице пустой. Идет дождь, и я редко выхожу из подъезда.

Забредаю в 21-ю квартиру на первом этаже и становлюсь Анной и Алексеем. Разыгрываю их ссоры и примирения. Захожу в 23-ю и нервничаю, как Петя перед трудным экзаменом. В 26-й готовлюсь к сессии и прислушиваюсь к музыке сверху. В 29-й пишу симфонию, которую слышу только я. В 36-й дописываю свой лучший роман и отправляю его в издательство от имени Марины. Согласие на публикацию пересылаю на ее новый адрес. В 37-й не задерживаюсь надолго — старухины кошки вернулись на привычное место, и воняет там ужасно.

Однажды я отправляюсь к новому кварталу, где живут мои бывшие сущности. Их разбросало по разным домам, и все эти дома выглядят одинаково. Зеленые баки не стоят у подъездов — мусор утилизируется новой экологически чистой системой. Мне не достается ни клочка воспоминаний никого из жителей новостроек.

Я возвращаюсь в свою пятиэтажку и больше не пытаюсь их найти.

С тех пор, как в доме отключили свет и воду, я пользуюсь по ночам фонариком, чтобы раскладывать свои записки. Наверное, это меня и выдало.

Хозяин точки врывается в 23-ю квартиру под утро. Он небритый, невыспавшийся и злой.

— Так это ты тут ошиваешься! — орет он. — А я-то думаю, кто тут по ночам шастает?

И бьет меня по лицу.

Мне нечего возразить.

— Теперь я тебя не просто отметелю, — цедит сквозь зубы Хозяин. — Я тебя тут кончу. Как ту старуху. Никто не узнает.

Он идет ко мне, но тут у него в кармане пиликает телефон.

— Але! — говорит Хозяин в разбитый экран. — Да, Иван Иванович! Исправлюсь! Проблему как раз сейчас устраняю. Через пару часов можно начинать снос!

Засовывает телефон в карман.

Я тоже опускаю руку в карман. Каждую из бумажек знаю на ощупь. Мне попадается записка Пети: «Если вы читаете это, я уже мертв…»

Он ударяет Петю, и это неправильно. Восьмиклассник не может сопротивляться такому амбалу, как Хозяин, но студент Никита может — не зря он и не пикнул, когда мы тащили рояль. Я нащупываю в кармане его шпаргалку.

Никита легко уворачивается от следующего удара — Хозяин не удерживает равновесия и неуклюже падает на пол. По-звериному быстро вскакивает и бросается на Никиту. Мне остается только отойти в сторону и сделать ему подножку. Хозяин врезается в стену и вырубается. Телефон с разбитым экраном отлетает в угол.

Мне стоит больших трудов дотащить его до пятого этажа. Сначала Хозяина тащит Алексей, потом его сменяет Владислав. Наконец, все вместе мы втаскиваем его в 37-ю квартиру Глафиры Порфирьевны. Выхожу и закрываю дверь за собой на ключ. Спускаясь по ступеням, я слышу голодный рев целой оравы кошек и полные ужаса и мольбы крики Хозяина.

Ночью холодно. На полу звенит телефон с разбитым экраном.

— Алло, — говорю я.

— Проблема решена? — спрашивает трубка голосом Главного.

Я задумываюсь, перебирая в карманах бумаги уехавших жильцов. Никто из них не хочет разговаривать с Главным. Им нечего сказать. Как и мне.

— Ты чего молчишь? — орет трубка. — Нам проблем при сносе не надо. Если найдут труп бомжа, мне не поздоровится — я лично отвечаю за безопасность проекта.

— Все в порядке. Это будет безусловным благом для вас и для города, — говорю я и нажимаю «отбой».

Хэштег Сарказм.

Надо согреться напоследок. Вынимаю из карманов все записки — чеки, желтые стикеры, обертки, распечатки, шпаргалки, салфетки, вырванные страницы, тетрадные листы, визитные карточки — все то, что было вторым подъездом. Складываю наподобие индейского костра.

На кухне нахожу коробок.

«Если вы читаете это, я уже мертв…» — произношу голосом Пети.

И чиркаю спичкой.

Заметьте — в названии нет буквы «К». Даже если она мерещится. Миниатюра о том, что иногда проще поменять целый мир вокруг, чем себя самого.

— Что бы вы хотели изменить? — спросил Михаил Андреевич клиентку.

— Добавить спутник. Уровень океана чуть повыше. И еще мне не нравятся эти горы. Они просто ужасные, иметь такие сейчас немодно!

Михаил Андреевич вздохнул, вспомнив наказ директора клиники навязывать процедуры подороже.

— Если добавите второй спутник и поднимете уровень воды, — сказал он, принявшись протирать очки, — приливная волна смоет города. Останутся только те, что в горах. А вы их просите снести.

Повисла пауза, которую разбавлял лишь шум дождя за окном.

— Да кто вы такой? — взвизгнула клиентка. — Мне сказали, что вы лучший!

Лучший… Михаил Андреевич прокашлялся, разминая голосовые связки. Раньше он был лучшим мирохирургом. Мог спасать миры, разбитые вдребезги. Но теперь, когда голос ослаб, лучшее, на что он смел рассчитывать, это место в косметической клинике.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте приступим.

Он осторожно взял в руки шар, который дамочка небрежно вытащила из сумочки, прищурился и дохнул на него. Подождал, пока пар очистится, а потом запел.

— Вам что, трудно было сделать, как велели? — директор клиники хмурился, словно тучи за окном.

Михаил Андреевич молчал. Ему хотелось снять очки и начать их протирать, но он уже держал в руках служебный пропуск.

— Вы опустили ей уровень океана, — прошипел директор. — А горы не только не убрали, но и воздвигли новые!

— Это компенсировало ущерб от второго спутника, — еле слышно сказал Михаил Андреевич. — И тем, кто внутри, стало лучше.

— А вот клиентка подала жалобу! — директор выдержал театральную паузу. — Послушайте… Вы сами все понимаете…

Михаил Андреевич положил пропуск на стол и вышел из кабинета.

Дождь усилился, а темные небеса, казалось, опустились еще ниже. Михаил Андреевич шел домой, низко наклонив голову. В переулке его окликнули:

— Эй, дедуля! Мир нужен?

Михаил Андреевич обернулся и прищурился.

— Че пялишься? — паренек надвинул капюшон на воспаленные глаза. Он вытащил из кармана шар с мутной поверхностью. По поверхности шара шла глубокая царапина.