Елена Асеева - Иное... [СИ]

— Еще бы, — согласился Андрей и в знак поддержки кивнул своей раскрытой головой, из которой тотчас будто поток лавы из вулкана хлынула кровь с кусочками мозгов. — Такая красавица, молодая… умничка и из-за дурака какого-то вены резать… Ладно я… Мне как говорится некуда было деваться. Все равно расстрельная, а тебе Олюсек живи и живи… Жизнь такая чудесная штука, радуйся и живи, лапушка ты моя…

— Андрей, — прерывая рассыпающиеся в мою сторону комплименты, перебила я его, чувствуя, как расположен он ко мне и ощущая необыкновенные, возникшие между нами, доверительные отношения. — А за, что ты человека убил?

— Да…, - протянул Андрей, не очень-то желая упасть в моих глазах, а потом улыбнулся своей располагающей улыбкой подняв вверх уголки рта и немного выпучив верхнюю губу так, что стал похож на недовольного ребенка. — По глупости влез я в дельце одно… Ограбили мы с приятелем кой- кого… Ну, а хозяин квартиры как назло домой явился… и вышла у нас там потасовка… И я случайно его… случайно… не хотел я его убивать… А этот приятель… его как взяли, он ментам меня и сдал… мать его так… Мне бы самому пойти, явку с повинной написать, а я нет… Менты когда за мной явились, я с дуру ствол тестя схватил и давай отстреливаться… А когда в двух из них попал… понял, что все…все…все… Деваться некуда!.. Так все по-дурацки вышло. Не зачем мне было и вовсе на грабеж идти… У меня же Олюсек, жена была, сынку седьмой годок шел… Все у меня хорошо складывалось так нет приперся этот приятель… чтоб его. Всю свою жизнь из-за него прокакал, спустил в унитаз… Эх, да ведь ученый, как говорится был, раз уж сидел по малолетству… Отсидел, вышел, вроде как ума нажил… повзрослел… на работу устроился, женился… потом сынок родился… И тут этот Санек ко мне подвалил… эх! чтоб ему….

Андрей замолчал, верно, говорил про себя не лестные эпитеты, посылая их в сторону приятеля, каковой так неизвестно зачем подвалил и сломал и его жизнь… и жизнь его жены и жизнь сына… да направил поступь этого человека в полуразвалившийся коридор, в общество самоубийц.

Мы разговаривали с Андреем подолгу, он рассказывал мне о своей жизни, о жене Наталье, о сыне Володьке, а я в основном о том, что произошло за эти годы с нашей страной, и в целом, что случилось в мире.

Андрей хоть и сидел в тюрьме, и был когда-то лишь простым водителем грузовой машины на стройке, оказался очень умным и интересным собеседником. Он всегда внимательно слушал мои рассказы, делал толковые замечания и с болью в сердце переживал, не раз высказывая это, гибель и развал Советского Союза, его любимой и великой Родины. И честно говоря, если бы не кровавый бульон в его голове, то можно было бы сказать — он задел меня за живое… все больше и больше начиная мне нравится.

Ох! слышала бы я себя… находясь одна в квартире в той жизни… непременно бы скривила свои мягкие, пухленькие губки, наморщила свой покатый небольшой лобик и презрительно посмеялась над этими мыслишками… над изменившимся вкусом… и над этой жалкой, мокрой курицей в которую теперь превратилась.

Только сейчас я презрительно хмурилась над теми мерзкими, безумными мыслями, что произносила, тогда… оставшись в пустой квартире, не желая находиться в одиночество, не желая жить и возвращаться в ту покинутую и холодную кровать.

Эх!.. повернуть бы время вспять… Хоть на секундочку… на самый малюсенький миг…

И с замиранием сердца услышать, как скрипит отмыкаемый замок, открывается дверь… Войти…войти в ту теплую, сухую и приятно пахнувшую домашним уютом квартиру… Увидеть свою чудесную прихожку, такую убранную, светлую, озаряемую трехрожковой люстрой, в которой мигом бы вспыхнули три наполненные сиянием стеклянные лампочки… Упасть бы на простыни хрустящие от чистоты, сухие, небрежно расстеленные на двуспальной, широкой и мягкой кровати… Накрыть себя сверху одеялом из лебяжьего пуха… И закрыв глаза насладиться покоем, тишиной, пустотой, одиночеством живущем в той квартире… Насладиться… насладиться…. дарованной тебе жизнью и ощущением, что ты живехонек… жив, здоров и невредим.

А не этим… просто невыносимым плачем, хрипом, стенанием, этим плесневелым запахом не просыхающей, гниющей древесины, этим плюханьем босых, мокрых ног по полу… Этим ненавистным мне коридором и всеобъемлющим желанием ухватиться за дверную ручку и несмотря на боль в руках обязательно… обязательно ее удержать и получить, что- то новое… иное…

Хотя… хотя, если честно сказать, теперь я убедившаяся в том, что после смерти есть жизнь… Вернее иное состояние тебя, иное существование побаивалась, что есть и Он — Бог… каково его имя Сварог, Будда, Аллах, Иисус, Тетраграмматон, я не ведала, но если есть Он, значит наверно есть и Суд Божий.

Суд Божий… быть может тогда есть и Ирий- сад…. и Пекло…

И войдя в эту дверь, коей все так стремятся, вернее почти все… не попаду ли я прямым ходом на этот самый Суд… на плаху, где уже точит топор палач, одетый в красный плащ и высокий с прорезями для глаз колпак.

Палач… оный теперь, прямо как восставший из могилы призрак, стал преследовать меня, и частенько выскакивать перед моим взором, проводя пальцами по острому, тонкому лезвию топора и по своей шее намекая мне, что меня ждет там… за той дверью… намекая или просто пугая.

И страшась этого палача, и своих мыслей, я уж не всегда, и не так настойчиво, пыталась схватиться за ручку… схватиться и главное удержаться… иногда пропуская вперед более настырных и упорных. И что самое интересное этим более упорным никогда не оказывался Андрей, который наверно решил, что именно я должна была, из нас двоих, первая уйти отсюда и теперь все время мне помогал в осуществлении этого действия.

Ну, а когда в очередной раз я уступила ручку двери более настойчивому, а именно голому, переломанному парню, что шел впереди меня, Андрей не выдержал моего вероломства. Он громко закричал на меня, спросив, почему я не желаю отсюда уходить и, пригрозил, что больше не будет мне помогать и следующую ручку схватит сам.

Когда он выкрикнул то о чем лишь я догадывалась, подтвердив мои мысли, я расплакалась… Утерла его кровавую щеку, смешав свою кровь и его, и разбавив все это водой и поцеловала его туда, а затем поспешно развернулась и пошла нагонять ушедших вперед.

Андрей вскорости догнал меня и ничего не говоря, молча пошел позади меня, а я чтобы прояснить ситуацию, сказала ему:

— Андрей, я боюсь… боюсь, что за этой дверью не будет ничего хорошего… И там… там нас ждет… ждет Суд Божий… Суд Божий и смерть… Понимаешь настоящая смерть… Смерть!

— Ну и пусть, — очень громко ответил мне Андрей и голос его звучал одновременно жестко и нежно, обращая первое чувство к смерти, а второе ко мне. — Пусть смерть Олюсек… лишь бы не этот вечный ход в мрачном, гниющем заживо бесконечном коридоре… И я, ведь ты это знаешь, не верю в Бога. Не верю и никогда не верил… Однако я очень благодарен судьбе, что смог встретить тебя, пускай даже здесь… Встретить, узнать… и… и…, - он замолчал, порывисто всхрапнул наверно собирая во рту кровь, и немного погодя произнес, — но я думаю… лапонька моя… там за той дверью… там борьба… Борьба за выживание, за продолжение тебя как таковой… материальной… духовной… то неважно… Важно, что если и там ты продолжишь борьбу, сможешь идти вперед, стремясь к новому, не оглядываясь назад… Если ты сможешь продолжить свой ход, свое движение не обращая внимания на трудности, боль, страдания, ты сможешь изменить то, что лежит сейчас перед тобой и непременно как награду получишь новое… иное… другое… А потому, девочка моя, ты выкинь из себя этот страх и иди… иди… иди вперед… Выкинь страх тот самый, который когда-то убил тебя и помни, ступая поэтому тяжелому, трудному и горестному пути… Помни, что лишь те, кто не страшась идут к намеченной цели, остаются победителями. — Андрей поспешно догнал меня и протянув руку ласково провел кровавой ладонью по моим мокрым, растрепанным волосам, приглаживая их и нежно добавил, — я, девочка моя, понял это… понимаешь понял и осознал… И теперь я делюсь с тобой своими знаниями и может так называемой жизненной мудростью…. Может именно поэтому я так долго не мог уйти отсюда, что обязательно должен был помочь выйти на путь борьбы новому человеку…заплутавшему и предавшему себя в руки смерти… Тебе, Олечка… тебе я должен помочь… И я непременно помогу, тебе, моя радость… только ты… ты должна желать идти… и не страшиться борьбы.