Елена Асеева - Иное... [СИ]

Не было…

Их может и не было, а мы — я, Андрей и все те, кто шел впереди, позади и слева… мы все были. И мы шли туда… вперед стремясь к той неизведанной двери, оная поглотив нас быть может дарует нам спокойствие, очередной шанс, а быть может отправит нас куда-то в более страшное место.

Я страшилась и этого места, и самой этой мысли, которая стала преследовать меня, страшилась высказать ее вслух…

Я боялась высказать эту мысль не только Андрею, но и себе…

Андрей…на самом деле он не был злобным, жестоким и малообразованным. Он был просто таким же, как и все мы, обреченным, но в отличие от тех безумцев, что проходили мимо сохранил разумность речи и волю, желание не страшась двигаться вперед, туда к иному, другому, новому…

Однако он был атеист, он не верил в Бога… ни в иудейского Тетраграмматона, ни в христианского Иисуса, ни в мусульманского Аллаха, ни в индусского Будду, ни в славянского Сварога, а потому в отличие от меня, которая стала сомневаться в своем неверии, шагал бодро и смело, всеми силами желая проникнуть в эту дверь.

Хотя впрочем, этого желал не он один…

Двери появлялись не часто, а когда выскакивали в стенах я и шедшие рядом люди останавливались. Я, освобождая от текущей воды глаза, видела, как устремлялись к ней самоубийцы из моего ряда, он кидались на нее будто безумные, рвали из рук друг дружки заветную ручку, колотили соперников по головам, кусали за уши, руки, носы, вырывали остатки волос. И всякий раз переломанный, похожий на утку, парень бежал к двери и также, как и другие вступал за нее в единоборство.

В таких случаях Андрей выглядывал из-за моего плеча и негромко комментировал происходящее:

— Не… нам Олюсек с тобой не зачем бежать… слишком много народу собралось, не пробиться.

И сдерживал своей спиной нервных позади себя самоубийц, злобно на них гаркая и грозя, особа прытким своим мощным, наполненным силой кулаком.

А иногда дверь появлялась слева и когда к ней устремлялись идущие в левом ряду самоубийцы, он, если я останавливалась и наблюдала за потасовкой, нежно подталкивал рукой меня в спину и негромко говорил:

— И туда нам не стоит идти, а то эти левые так надают за то, что ты сунулся не в свой ряд… долго потом будешь плюхать носом, и потирать отбитые места… Каждый ряд должен входить в те двери, кои справа от него, и не глядеть, не покушаться на левые. Это мне сразу объяснили, не успел я сюда прийти… Помню пришел я тогда, и по неопытности решил, не разумно так, проскочить к внезапно появившейся в левой стене двери… Ох! видела бы ты, Олюсек, как мне тогда досталось от трех здоровенных таких мужиков… уж как я не отбивался, а был повален на пол и избит их ножищами… Очень я пожалел тогда, что сделал этот неверный шаг и покусился на дверь чужого ряда, потирая избитые и болевшие места.

— И никто не заступился? — спросила я, чувствуя обиду за Андрея которого так болезненно испинали, в принципе ни за что, и уже совсем позабыв как когда-то… давным давно мне досталось от него.

— Заступился, — Андрей громко засмеялся, и, покачав головой, добавил, — Олюсек, да тут никто и не заступиться… Тут ведь каждый сам за себя… Тут ведь все самоубийцы, а это значит в основном психованные.

Да, безмолвно согласилась я с Андреем, в основном люди, кои совершают суицид психически больные. Ведь человеку свойственно чувство самосохранения, это нормальное состояние, когда человек пытается защитить себя, спасти свою жизнь подвергающуюся опасности. Люди даже идут на преступление убивая других ради себя, это естественно… естественно… это заложено в нас природой или Богом… как кому нравится. А потому не нормально, грешно, низко и глупо терять то самое естественное состояние защиты себя. И наверно на такое способны лишь психически больные люди… либо, такие как я и Андрей, которые просто не смогли справиться с жизненной ситуацией решив, что смерть все остановит. Такие люди, которые дрогнули перед очередной проблемой… дрогнули, струсили, дали слабинку… надеясь, что без борьбы все уладится смертью.

Уладится… Кхе…

Однако… нет! не уладилось, как вижу я теперь, а даже наоборот усугубилось… ухудшилось…

И теперь здесь в этом дряхлом, разваливающемся коридоре мне предстояло продолжить борьбу за себя, за дверь, за ручку от нее, чтобы… чтобы получить иное… другое и быть может новое. Теперь я должна идти вперед, рассуждая и обдумывая то, что так преступно разрушила своими руками, разрезав тонким, звенящим лезвием, переступив через труды родителей и мучительно мечтать лишь об одном, о достижении той самой отвоеванной, заветной ручки оную непременно надо удержать в своих руках.

И так я шла…шла…шла…

Довольно редко появлялась передо мной или позади меня та самая дверь, с той самой вожделенной ручкой и каждый раз и я, и Андрей, и похожие на нас люди устремлялись к ней, хватая друг друга за голые плечи, мокрые вещи, остатки веревки на шее стараясь оттянуть, отнять эту недоступную ручку. Однако стоило какому-нибудь особенно настырному, упорному самоубийце удержаться на ней несколько секунд, как дверь внезапно дернувшись, подавалась на своего победителя и начинала, скрипя отворяться, и тогда мы отпускали такого счастливчика и нагоняя ушедших вперед продолжали свой путь.

— А может, — предлагала я всезнающему долгожителю этого коридора Андрею. — Давай проскользнем в приоткрывшуюся дверь, пока ее там держат за ручку, — за последнее время мы так сдружились, что обсуждать могли все, что угодно.

— Э… нет красавица, — так стал теперь называть меня Андрей и вкладывать в это слово какую-то особую нежность свойственную лишь паре влюбленных. — Я разок попробовал, да нащупал там стену, а не проход… Точно ручка дверная запоминает того кто за нее держится и открывает проход лишь тому, кто смог на ней провисеть… Вроде как в метро заплатив за проезд турникету…. И если турникету достаточно тех пяти копеек, чтобы тебя пропустить, то плата здесь, эта борьба и упорство твое, желание жить и выбраться отсюда… Короче то чего ты не захотел сделать там при своей жизни, предпочтя как тебе показалось выбрать более легкий способ избавиться от проблем. — Андрей замолчал, а немного погодя добавил, — мне почему-то все время не удается удержать эту ручку… Несколько раз я на ней повисал… висел… висел… но меня всякий раз срывали… Это наверно потому, как я не просто самоубийца, а еще и убийца и на моей совести смерти ни в чем ни повинных людей… оттого и пребывание мое здесь… такое длительное… эх!.. — горестно выдохнул он.

А я, чтобы как-то поддержать его заметила, повернув голову:

— Я все время думаю… думаю… если бы вернуть время назад… повернуть его вспять, я бы никогда, никогда не натворила того, что сделала… Никогда…