Бэзил Коппер - Морок над Инсмутом

Она снова шла по городу. По его неразличимым улицам со шрамами, оставленными революцией. Шагала просто так, без всякой цели. одна улица перетекала в другую. Огибая углы, она даже не отдавала себе отчета в том, что меняет направление. Зато ее обонянию приходилось туго. Город вонял канализацией, которая бурлила под его улицами. И вонь только усиливалась. Она шла вперед, мимо затемненных окон и забаррикадированных дверей. По улице ей навстречу волнами катился смрад. В конце улицы она свернула влево, на широкий бульвар, где было безлюдно, как в ранние часы утра, хотя небо было совершенно полуденным. Простор бульвара раскинулся перед ней. Тихо, но непрестанно пульсировал под ногами асфальт. Старые дома исчезли, на их месте возвышались другие, громадные и обтекаемые. Она перешагнула через крышку смотрового колодца и услышала, как под ней что-то ползет. Пахло по-прежнему канализацией, но звук был какой-то плотный, почти телесный. Она подивилась, что за твари ползают под городом.

Жилые дома остались позади. Посреди бульвара были фонтаны из искусственного мрамора и гипса и высокие фонари, изогнутые, словно абордажные крюки. Но вдруг мираж растаял, и она снова оказалась в гуще зловония. Он напомнил ей море, как в Констанце, где смрад городского коллектора смешивался с запахом волн.

Бульвар превратился в огромное пространство, над краем которого, у горизонта, вздымался риф.

И тут же она увидела воду. Она покрывала весь бульвар от того места, где стояла Даниела, до рифа впереди. Даниела тревожно отступила, поскольку вода была нечистой.

Над ней висела дымка, возможно, туман или гнилостные испарения. Пространство напоминало море, в котором плавали человеческие испражнения. Смрад стоял такой, что Даниела рыгнула. В глубине дымки светился риф и, кажется, даже менял свою форму, и без того невнятную. Потом он снова затвердел и стал особенно уродливым и угрожающим, как прежде. Возможно, внутри он был скалой, но его поверхность пересекали многочисленные ходы и норы, похожие на лабиринт. Она гадала, что за твари могут обитать в таком мерзком месте. Тут ей пришла в голову мысль, что это, наверное, просто скопление грязи и отходов, которому волны придали форму скалистого рифа.

Она заметила, что ноги несут ее вперед, прямо в гнилостное мелководье, завизжала и визжала до тех пор, пока не проснулась.

Она села, голова болела от ужасного сна и собственного крика. Вопль звенел в ее ушах, словно записанный на магнитофон. Но отель вокруг был тих. Никто не бежал унимать сумасшедшую женщину. Меж двух похожих на тряпки портьер в комнату грязным бетонным столбом падал утренний свет.

Устрашающий образ рифа, возвышающегося над морем омерзительной грязи, накрепко засел в ее мозгу. Она представляла мириады грязных паразитов, копошащихся на теле хозяина.

Риф ничем не напоминал то, что она увидела вчера в Бухаресте, однако запах канализации и путаный рисунок улиц стали для нее неотъемлемой частью нового ощущения города.

Чувствуя, что утро, должно быть, позднее, Даниела вытащила себя из постели. Из крана над ванной в конце коридора текла тонкая струйка коричневой воды, и она лишний раз вспомнила свой сон.

Внизу помощник управляющего внимательно наблюдал за ней, пока она пересекала фойе, клала ключ на стойку и выходила на улицу. Открывая дверь, она услышала, как он поднял телефонную трубку и с сильным акцентом пробормотал в нее несколько слов.

При свете дня дом брата выглядел непримечательно. Кучки мусора, усеивавшие лестницу, не содержали никакой информации. Она толкнула дверь и вошла.

Квартира была опустошена, но, видимо, не артиллерийским огнем, поскольку потолок и стены уцелели, а обыкновенными вандалами, скорее всего, агентами Секуритаты, когда те подняли мятеж против революции; на стене черной краской было намалевано ПРЕДАТЕЛЬ. Вся мебель до последнего предмета была разбита. Сантехника повреждена кувалдой. Ванна пробита, из раковины и унитаза выбито по куску. Даниела покрутила кран. Трубы застонали, и вода того же цвета, что во сне, брызнула ей на руку. Она тут же отдернула ее и, содрогаясь от отвращения, вытерла о брюки. однако она заметила, что вода продолжала течь и скоро из коричневой стала прозрачной.Обследуя остальные комнаты, она подивилась размерам апартаментов брата. И задумалась, почему он так хорошо жил.

Доску в изголовье его кровати изрубили в щепки, но изножьем еще вполне можно было пользоваться. Она притащила из передней комнаты вспоротый матрас и положила его на кровать целой стороной вверх. Может, если удастся найти простыни и какое-нибудь одеяло, то не надо будет возвращаться в отель.

Она работала часа два или больше, выметая из квартиры горы мусора и сохраняя каждую уцелевшую мелочь. Тряпками, найденными под расколотой раковиной, и водой из-под крана она попыталась хотя бы частично убрать грязь со стены кухни. Движимая решимостью спасти остатки своей прежней жизни в этом городе, а вовсе не связью с братом, которую считала эфемерной, она отчаянно терла и скребла стену. Но усталость скоро взяла свое, и она поняла, что без нужных материалов ей с грязью не справиться. В передней комнате было еще граффити, которое она тоже намеревалась стереть. Ее брат был патриотом. Она не сомневалась, что, пока громили его квартиру, он митинговал в городе. И, хотя они никогда не были близки, она вдруг испытала к нему приступ любви и нежности. «Пусть с ним все будет хорошо», — молилась она, а в ее уме мелькали образы — он погребен под рухнувшим зданием, или брошен в общую могилу, и чужая нога закрывает ему лицо, или лежит, свернувшись калачиком, у исчирканной пулями стены, как мертвый тиран.

Она вышла из квартиры поискать чистящие средства, а заодно подышать свежим воздухом. Она прилагала все усилия, чтобы не испугаться улицы. Ей казалось, что ее личные усилия по устранению Секуритаты должны придать ей сил. Выбрав новый маршрут, который, как она надеялась, приведет ее к магазинам — в районе отеля не было ни одного, — она подпрыгнула, когда в соседнем квартале выстрелила машина.

Хмурая утренняя облачность развеялась совсем немного. Тем не менее, когда она повернула на бульвар, там посветлело. Для середины дня тротуары были удивительно пустынны. По обе стороны стояли современные дома, не столь унылые, но зато более банальные, чем прежние. Пройдя сквозь ряд изысканных фонтанов, она встала как вкопанная.

Ее сердце пропустило удар, а потом забилось как бешеное. Рот пересох, на лбу выступил пот.

Перед ней плескалось грязное море из ее сна, над которым мерцал риф.

Ей стало плохо. Страх затопил рот. Кожу словно кололи иголками.

Мираж исчез, на его месте остался Новый Дворец Народа, окруженный морем искусственного мрамора. Она узнала дворец, последнюю причуду Чаушеску, который видела по телевизору в репортажах о его строительстве. Эту часть города систематически разоряли, превращая в Новый Бухарест. Теперь она вспомнила, что новые дома, мимо которых она проходила, предназначались для агентов Секуритаты. Ходили слухи, будто и сам Дворец, и эти дома связаны тайными ходами с существующей под городом системой тоннелей.