Бэзил Коппер - Морок над Инсмутом

Видимо, брата обманули этой историей, и он попросил разрешения увидеть ее. И его упрятали. Она не была в Констанце с ранней юности, когда ее ненадолго перевели в сиротский приют на Черном море. однако, судя по почтовым штемпелям, письма пришли оттуда совсем недавно.

Письма ее расстроили. О предназначении карты она могла лишь догадываться. Но фотографии… Там, где она ожидала найти драгоценные снимки любимых родителей, оказались официальные портреты диктатора и его жены, в полном здравии.

Глядя на вечно юную улыбку тирана и спокойное, чуть вытянутое лицо его жены, она почувствовала, как ее желудок завязывается узлом.

Мозг неохотно зашевелился, припоминая граффити ПРЕДАТЕЛЬ на стене передней и дополняя логическое уравнение недостающими данными. Зря она решила, что это написали агенты Секуритаты.

Она шла по знакомым улицам и чувствовала, что из каждого окна, даже из тех, что были заколочены досками, на нее устремлен чей-то взгляд.

Теперь она вспомнила, что говорили телерепортеры, рассказывая о революции в Румынии. Оказалось, что многих румынских сирот помещали в специальные заведения, где их с младых ногтей учили любить и почитать диктатора и его жену, как только дети научались распознавать лица на фотографиях. Они вырастали, любя Николае и Елену как своих приемных родителей, и потом с легкостью превращались в личную охрану вождей — чернорубашечников.

Последняя улица привела ее на бульвар, и перед ней засияли громады жилых домов.

Они составляли самое надежное и безжалостное подразделение Секуритаты. Так говорили репортеры по телевизору. И у нее не было причин сомневаться в их словах. ПРЕДАТЕЛЬ. Семейные фото его приемных родителей. Ее имя и детдомовский номер, нацарапанные на стене.

Дворец сверкал за фонтанами, в сотнях окон играли солнечные лучи. У нее защипало глаз. Какая-то соринка попала в него и мешала смотреть. Она заморгала, но продолжала идти, хотя в голове у нее звенело.

В Белграде она видела по телевизору стоячие кадры, на которых оба Чаушеску лежали у стены, насквозь прошитые пулями.

Раздался тихий пульсирующий звук.

Тоннели, тоннели…

После суда Чаушеску вывели из зала под охраной, в присутствии специально набранной группы судей и наблюдателей. Человек с камерой шел позади и еще не добрался до выхода, когда прозвучали выстрелы. Вот почему он снял только трупы, но не саму казнь.

Или даже так: капля макияжа, немного притворства, и вся история оказывается разыгранной, как по нотам.

Соринка в глазу увеличивалась в размерах, пульсация превратилась в шум в ушах. Дворец сиял. Тоннели молчали.

Когда соринка превратилась в вертолет, а Даниела поняла, кто возвращается на нем домой, она уже бежала по морю засохшей грязи к мерцающему рифу. Пока они, худые и потрепанные, но живые, высаживались на крышу Дворца Народа, Даниела подбежала к первой попавшейся двери и забарабанила в нее. Здание отталкивало и притягивало ее, пугало и восхищало в одно и то же время, и она во весь голос требовала, чтобы ее впустили.

Властелин вернулся, и жизнь, а с ней и смерть начинались снова.

Зимой 1990 года я наконец собрал воедино подозрения, копившиеся целое десятилетие, и почти пожалел, что копнул так глубоко. Открытие правды о мире может оказаться столь же сокрушительным, как и узнавание правды о самом себе. Возможно, вверив свои беспорядочные мысли диску, я начну мыслить яснее и найду способ избежать следующего шага, который сейчас представляется мне катастрофически неизбежным.

Моя дочь…

Центром тайны, которую, как мне представляется, я открыл, является крошечный американский портовый городок, где сам я никогда не был, но у моей покойной жены Джанин жила там то ли тетя, то ли двоюродная сестра. (Слишком много лет прошло, и я уже не помню все, что она говорила, дословно, хотя и жалею об этом.) Все равно, его название знают все в нашем деле, хотя пользователи редко сознательно обращают на него внимание. Первое, что они видят на экране, запуская любой компьютер марки Дипворд, это возникающий на фоне волнообразного дизайна, пусть и на долю секунды, значок авторского права Дипворд Коммьюникейшн Инкорпорейтед, Инсмут, Массачусетс.

Сам я сейчас пользуюсь версией 6.01. Несмотря на все мои недавние подозрения, я привык к плавной гладкости ее работы. Все программисты клянутся, что наша индустрия развивается стремительно и всегда находится «на переднем крае», но в душе большинство моих коллег — приверженцы традиции и ритуала. Освоить новую комбинацию клавиш, чтобы перейти на более совершенную программу и сберечь время? Нам некогда.

Теперь я жалею, что не нашел времени послушать Джанин, когда она рассказывала мне о своем визите к провинциальным родственникам. Ее образ меркнет в море воспоминаний, память отредактировала его, стерев былую жизнерадостность и оставив застывшее лицо, как на единственном сохранившемся у меня снимке (Джанин всегда плохо выходила на фото). Что же она говорила… что-то смешное, но я не слушал, а раздумывал над программным кодом. Заброшенный городок на побережье, в окружении тоскливых соляных пустошей, его немногочисленные обитатели — готовые персонажи «Негостеприимной фермы», скособоченные поколениями близкородственных браков: «Аррр, — смешно копировала она, — да ты, как я погляжу, не из наших, ишь, на какие каблучищи влезла, хе, хе… И так далее, в том же духе». Останься она жить, ей было бы сейчас не до шуток.

В рекламном проспекте много трепа о том, как благосостояние вернулось в заброшенные дома, едва волшебная палочка программной индустрии коснулась города на заре всеобщей компьютеризации. Новые фривеи прорезали соляные трясины. В 70-е и 80-е Дипнет превратился в интернационального монстра, чьи щупальца раскинулись повсюду. Деревенщины и генетические мутанты уцелели только в колонке юмора наших профессиональных газет; так мы, по крайней мере, думали.

Я прерываюсь. Сара своим густым, затрудненным голосом, который я научился понимать, сообщает мне, что хочет поиграть на моей резервной машине в компьютерную игру. Ее десятый день рождения не за горами, скоро придется покупать ей отдельный компьютер. Джанин хотела много детей, но Сара — все, что у меня есть. Я очень ее люблю.

И все же я жалею, что она совсем не похожа на Джанин, которая была красива.

Когда тайная история нашего времени станет явной, боюсь, Джанин заслужит в ней особого упоминания как одна из первых жертв. Ведь нас только сейчас начинают предупреждать о том, что беременным женщинам следует остерегаться электромагнитного излучения, в особенности исходящего от мониторов. Под серебристой рябью окружающего нас мира всегда прячется какой-нибудь монстр, как когда-то талидомид.