Лора Перселл - Безмолвные компаньоны [litres]

– Стоит ли рисковать? Не лучше ли навестить доктора?

Странное безразличие охватило Элси. Разве Джолион знает, что значит рисковать?

– Ты не можешь сравнивать, дорогой мой Джо. Но, знай ты родителей лучше, убедился бы, что я ни в чем на них не похожа. – Старая боль сдавила ей горло. – Ни в чем, понимаешь?

– Похожа, Элси. С этим ничего нельзя поделать. Они всегда с нами, в нашей крови, в самом нашем существе. Нравится нам это или нет.

Элси содрогнулась.

– Да. Да, видимо, это так.

Слишком быстро бьется сердце. У Элси затуманились глаза, губы пересохли. Послышалось тихое пение. Она не могла понять, раздается оно только у нее в ушах или это поют женщины во дворе.

Сквозь смог просачивался дневной свет, он заглядывал за занавески и выплескивал желтых зайчиков на поднос с чаем. Когда луч коснулся колена Элси, она резко поднялась. Ее чашка с блюдцем задребезжали.

Джолион недоуменно поднял глаза.

– Извини, – сказала она, вытирая рукой лоб. Ладонь стала скользкой от пота. – Извини, Джо. Я вдруг почувствовала себя из рук вон скверно. Лучше мне пойти и лечь.

На смену январю пришел сырой, промозглый февраль с пронизывающим ветром, который продувал насквозь фабричные корпуса и заставлял дым из трубы стелиться. Элси почти не замечала, как проходили дни. То ли из-за снотворных капель, прописанных врачом Джолиона, то ли от лавандовой микстуры, которую она по вечерам добавляла себе в вино, она пребывала в блаженном состоянии покоя, отрешенная от повседневных забот и треволнений.

Она бродила по фабрике, но ни за что не отвечала. Могла пойти мимо пропиточного цеха или поглядеть, как в другом цеху мальчики наносят фосфорную массу на поверхность сушильной плиты. Холодные порывы ветра выносили дым за ворота, и он смешивался с лондонским смогом. Временами Элси улавливала обрывки сернистого запаха, но это не беспокоило ее, как раньше. Запах был чем-то вроде легкого укола, небольшого толчка, но не острого лезвия ножа.

Когда ходить по двору стало слишком холодно, Элси начала заходить в корпуса, где делали спички. Здесь было легче двигаться и свободнее дышать, здесь она была как рыба в воде. Пар, грохот станков и машин, треск и шелест спичечной соломки – звуки фабрики были родными ей, как голос Джолиона. Элси наблюдала, как бегают, снуют ее работники, как блестит пила, и чувствовала, что силы восстанавливаются. Что она возвращается к жизни.

К марту она чувствовала себя совсем здоровой и начала обучать трех девочек, привезенных из Фейфорда.

– Смотри, – говорила Элси самой маленькой из них, веснушчатой девчушке, пытавшейся связать пучок соломки. – Возьми вот столько и положи под отметку. Это и будет правильное количество соломки для связки – тысяча восемьсот штук.

Подруга девочки была, казалось, испугана тем, что придется считать и складывать такие большие числа, но Элси ободрила ее и помогла, а тем временем первая, с веснушками, училась завязывать узлы.

– Я и сама этим занималась, – улыбнулась Элси, – когда мне было столько лет, сколько вам.

Конечно, тогда она работала уже не так расторопно и проворно – с обожженными-то руками.

Девочка не отвечала, хотя по ее лицу было видно, что она не поверила ни единому слову Элси. Наверное, это вправду странно, чтобы дочь владельца фабрики трудилась наравне с работницами, но Па говорил, что фабрику нельзя узнать, если на ней не поработать. Насколько Элси помнила, это была единственная полезная мысль, которую изрек Па.

Отойдя от девочек, Элси заметила, что за ней на полу остаются следы, как если бы она шла по песку. Машины стрекотали, соломка ссыпалась в желоб, в воздух поднялось облако пыли. Веснушчатая девочка из Фейфорда закашлялась. Постепенно пыль улеглась. И под ней, как по мановению волшебной палочки, исчезли следы Элси.

Любопытно было вспомнить о полах фабрики, испещренных неровностями, обо всех этих незаметных ямках и уступчиках, которые так легко не заметить, а еще проще сделать невидимыми, припорошив метелкой.

Элси поднялась по лестнице, направляясь к конторе, но на полпути остановилась, перегнулась через железные перила. Отсюда открывался вид на всю фабрику. Вот женщины, заполняющие формы и следящие за машинами – все их жизненные силы сгорают здесь, улетают с паром. Искры – это загораются и тут же умирают отдельные непокорные спички. Как быстро это происходит: вспышка и мгновенный переход из одного состояния в другое. Вот только что спичка была палочкой с гордой белоснежной головкой, а в следующий миг это уже обугленная, никудышная вещь. Усохшая и никому не нужная.

На ручных тележках связки соломки перевозили в пропиточный цех и обратно. Сушильные сараи располагались дальше, и из окна их почти не было видно.

Там. Это место – рядом с циркулярной пилой, оно просто незаметно отсюда. Если поскрести его поверхность, станет видно почерневшее выжженное пятно. Оттуда начался пожар. Туда Па со всех ног несся с ведром. А потом… там текла кровь. Очень много крови. Красные пятна на опилках. Красные струи между ножками стола. Странный красный цвет – темно-бордовый, будто кларет. Густой.

Большую часть убрали с помощью уксуса и воды, но Элси представлялось, что какая-то часть скрыта под опилками. Бурая, уже не такая красная. Бурая, словно патока.

Когда все произошло, Джолиону было всего шесть недель от роду. Па даже не успел включить сына в завещание. Пожелай Элси, она могла бы добиться, чтобы фабрика целиком и полностью принадлежала ей, до самого замужества. Но было бы неестественно лишать Джолиона доли. Элси было необходимо, чтобы брат подставил плечо и помог ей нести нелегкое бремя этого наследства: достояния, рожденного кровью.

Элси медленно выпрямилась и села на ступеньку, прижавшись щекой к холодным перилам. Да, в истории этого места были страшные моменты, но жизнь фабрики каким-то образом все сглаживала, смягчала, как море сглаживает камни. И тогда на смену им приходят другие, более приятные воспоминания.

Она спускалась по этой самой лестнице – тогда еще одетая не в черное, а в яркое платье модного, красного с лиловым отливом цвета – когда вошел Джолион с тремя джентльменами. Один из них носил котелок, двое других были в цилиндрах. Все приблизительно одного возраста – средних лет или немного старше, – но ее внимание привлек только Руперт, его живое энергичное лицо. Он скорее походил на молодого человека, хоть и знавшего непростые времена. Его спутники, как говаривала Ма, неважно сохранились – морщинистая кожа, кислое выражение лиц.

– А, – Джолион заметил ее. Брат сильно нервничал, хоть и старался этого не показать. Когда он поднял руку, под мышкой мелькнуло темное пятно. – Это моя сестра, она поможет мне провести для вас экскурсию. Мистер Бейнбридж, мистер Дэвис, мистер Гринлиф, позвольте мне представить вам мисс Ливингстон.