Михаил Самарский - Последняя фотография

– Чувак, ну, зачем ты берёшь грех на душу? Я же не виноват! Меня там не было!

Следуя инструкциям следователя, я киваю головой и говорю:

– Да, узнаю! Это он напал на девушку.

Девушка тоже показала на него – следователь , видимо, поработал основательно. Парень всё отрицал, просил и меня, и девчонку отказаться от своих показаний. Говорил, что у него больная мама, что они со своей девушкой подали заявление в ЗАГС, просил не губить ему жизнь. В какой-то момент я чуть не дрогнул, хотел честно заявить, что вижу этого человека впервые. Но вспомнил тесную, прокуренную камеру, невыносимую рвотную духоту, безвременье, безнадёгу, и благородный мой порыв слабел, слабел, слабел и, в конце концов, вовсе сошёл на нет.

Через полгода я узнал, что парень тот повесился в камере. А ещё через месяц, встретив бывшего сокамерника, узнал от него, что пацана убили, а инсценировали самоубийство – то ли заподозрили его в «стукачестве», то ли он случайно узнал что-то об одном из сокамерников лишнее.

Вот и живу с этим грузом по сей день. Вроде, как и не я убил, но чувствую себя убийцей. Интересно, как живёт его девушка, с которой они хотели пожениться, жива ли теперь его мать.. ?»

– Ладно, Вась, – сказал Веня, – хватит о тюрьме, надоела уже эта тема, давай о хорошем. Ну, ослобонился, и что потом? Гулять, так гулять?

– Было дело! – закивал Василий. – Неделю отходил.

– Неделю? – удивлённо спросил Веня. – Мне кажется, я бы месяц, как минимум, проходил курс реабилитации.

– Ну, зачем драматизировать? – возразил Ковалёв. – Люди по десять лет сидят…

– Там, наверное, от человека мало что остаётся, – нахмурившись, произнёс Вениамин. – Ну, какие они уже люди?

– Да ладно тебе, – возразила Галина, – у нас сосед лет восемь или больше отсидел, его посадили, я ещё в школе училась, недавно вышел, нормальный мужик. Если бы я не знала, что он в тюрьме сидел, в жизнь бы не подумала.

– Ну, в каждом правиле бывают приятные исключения, – согласился Вениамин.

– Давайте всё-таки Васю послушаем, – предложила Лидия. – Как сядете на свою волну, так будете до самой ночи болтать. Говорите, надоела тюремная тема, а сами снова к ней возвращаетесь.

– Спасибо, Лида, – улыбнулся Василий, – да мне-то особо и рассказывать нечего. Так и живу с родителями. Отец предлагал пойти служить в полицию, но я что-то после своих приключений не горю желанием там работать. Преподавательская работа меня тоже не привлекает, я сейчас в основном по компьютерам. Есть такая профессия – системный администратор, или кратко сисадмин. Работаю в страховой компании, вы, наверное, все слышали о ней – «Госплюсстрах». Заработок приличный, но самое привлекательное то, что я могу и на удалённом доступе работать, хотя палку не перегибаю, в основном, работаю в офисе. Мне нравится моя работа, знание английского выручает, и плюс всегда в сети.

– Лихо ты пристроился! – радостно воскликнул Веня. – Батька протолкнул?

– Нет, – замотал головой Василий, – знакомый пригласил. Я как-то ему компьютер настраивал, а тут вдруг встречаю. Ну, разговорились, то-сё, пятое-десятое, он и предложил мне работу, иными словами, оказался в нужном месте, в нужное время.

– Ну, а на личном фронте? – загадочно спросила Лидия.

– На личном фронте что-то никак не определюсь, – сказал Василий, – хотя была попытка даже создать семью.

– И что? – вздёрнула брови Лидия. – Что помешало?

– Да, в общем-то, нельзя сказать, что помешало, просто я передумал.

– Как это? – удивлённо спросила Галина. – Разлюбил, что ли?

– Наоборот, из-за любви и передумал, – рассмеялся Василий.

– Погоди-погоди, – Лидия выставила вперёд руку, – ты нам тут мозги не пудри, рассказывай, что случилось.

– Да! – поддержала Галина.

– Честное слово, девчонки, – сказал Василий, – отличные отношения, хорошая девушка, мы ни ссорились, ни ругались, просто пришли к выводу, что рано нам ещё создавать семью.

– А ей сколько лет? – поинтересовалась Галина.

– Двадцать, – ответил Василий.

– Тогда понятно, – закивала Лидия, – может, и правильно вы решили. Она кто по специальности?

– Химик, но ещё продолжает учиться, хочет защищаться…

– Всё ясно, – одобрительно сказала Галина, – конечно, рано ей замуж.

– И долго ты собираешься в холостяках ходить? – спросила Лидия.

– Не могу сказать, – улыбнулся Василий, – придёт время, решим.

– Так не интересно, – нарочито закатила глаза Лидия, – никаких приключений, работа-дом, дом-работа, и всё.

– Ага, – рассмеялся Вениамин, – Ваську четырёх месяцев хватило приключений на всю жизнь. Верно, Вася?

– Да я уже и забывать стал, – ответил Василий.

«Забудешь тут! Нет-нет, сами посиделки в камере вспоминаются без особого напряжения, всё пролетело, словно один миг, а вот последствия, конечно, забыть не удаётся, да и вряд ли, наверное, удастся. И хотя человеческая подлость не в редкость, от этого не легче. Одно дело , когда кто-то сподличал, а другое – этот грех на тебе. Человек, совершивший подлость, всегда ищет себе оправдание, мол, я не первый, я не последний, подлость существует со дня появления на земле первого человека. Что тут, дескать, такого – все подличают, и я вот поддался… Нет, эти отговорки только разъедают рану дальше, расширяют её границу, прибавляют боли.

В течение нескольких лет я пытаюсь понять, что такое подлость, что лежит в её основе. Одни убеждают нас, что основная причина кроется в зависти и алчности, другие говорят, что виною всему безнравственность. С другой стороны, кому я позавидовал, сидя в тюрьме? Разве мною руководила алчность? Почему я совершил такую подлость, в результате которой сначала кинули за решётку невинного человека, а потом там его убили? Почему? Ответ на поверхности: мне хотелось на свободу. Верно! Но на свободу можно было выйти позже, при этом не взваливая на свои плечи невероятно тяжёлый груз под названием «подлость». Может, ты, Вася, не осознавал, не ведал, что творил? Только не ври себе. Всё ты осознавал и ведал. Просто до умопомрачения хотелось домой к мамке-папке, хотелось поесть горячих пирожков и запить сладким чаем с вареньем, хотелось почувствовать себя человеком, свободным и… И что? А свободы-то и нет. Сложно в этом признаваться, но вся та суета с освобождением была совершенно бесплодной – и пирожки, и ванная, и варенье, и чистая постель, всё имело омерзительный запах и прогоркнувший привкус. Ничего не радовало, ничего не доставляло удовольствия.

Чего скрывать, это чувство и разочарование в свободе , да-да, именно в такой свободе, заставило меня отказаться от создания семьи. Смогу ли я теперь воспитать достойного сына или достойную дочь? Мне бы хотелось, чтобы мои дети никогда не совершали подлых поступков и всегда стремились к добру. Но что я могу им дать? Если человек-подлец учит другого человека нравственности и призывает его быть совестливым, благородным, не научит ли он его лютому лицемерию?