Саманта Швеблин - Дистанция спасения [litres]

Они ходят в школу?

Да. Но здесь дети редко рождаются нормальными.

– Мамочка? – спрашивает Нина.

Врачей у нас нет, вот женщина из зеленого дома и делает что может.

Глаза у меня слезятся, и я крепко прижимаю к ним ладони.

– Мамочка, а вон и та девочка, у которой голова большая-пребольшая.

Я на секунду приоткрываю глаза. Девочка из “Товаров для дома” неподвижно стоит перед нашей машиной и смотрит на нас.

Но я ее подталкиваю сзади.

Да, так оно и есть, ты ее подталкиваешь.

Ее вечно приходится подталкивать.

Как много детей.

Нас тридцать три, но число это не постоянное.

Какие странные дети. Они… Не знаю, все тело у меня горит. Дети с разного рода уродствами. У них нет ресниц, нет бровей, кожа красная, очень красная, а еще она покрыта струпьями. Но таких, как ты, мало.

А какой я, Аманда ?

Не знаю, Давид. Может, более нормальный? Вот проходит последний. Теперь их догоняет и вторая женщина. Она, прежде чем присоединиться к остальным, бросает на меня быстрый взгляд. Я открываю дверцу машины. Все вокруг почему-то кажется мне очень белым. Я не перестаю тереть глаза, потому что ощущение по-прежнему такое, будто туда налетело сору.

Это похоже на червей.

Да. Была бы тут вода, я могла бы умыться. Я выхожу и стою, опершись на машину. Думаю об этих женщинах.

Это медсестры.

– Мамочка… – Теперь Нина плачет.

Наверное, если бы они дали мне хоть каплю воды… Но мне очень трудно думать, Давид. Мне так плохо и так хочется пить… Я чувствую смертельный ужас, и Нина не перестает звать меня, и я не могу хотя бы взглянуть на нее, да и вообще практически ничего больше не вижу. Вокруг все затянуто белым, и теперь уже я сама зову Нину. Ощупываю машину и пытаюсь вернуться назад.

– Нина, Нина, – говорю я.

Все вокруг такое белое. Руки Нины касаются моего лица, но я резко их отталкиваю.

– Нина, – говорю я. – Позвони в дверь любого дома. Позвони и скажи, чтобы они набрали номер нашего папы.

“Нина”, – повторяю я снова и снова, много раз повторяю. Но где же Нина, где она сейчас, Давид? И как я могла все это время пробыть без Нины? Где она, Давид?

Карла пришла навестить тебя, как только узнала, что ты снова попала в пункт скорой помощи. Семь часов прошло с тех пор, как ты потеряла сознание, до прихода Карлы, и день с небольшим – после момента отравления. Карла считает, что все это как-то связано с детьми из приемной, а также с гибелью лошадей, собаки и уток, а также с ее сыном, который перестал быть ее сыном, но по-прежнему живет в их доме. Карла считает, что во всем виновата она, что в тот день, когда женщина в зеленом доме переселяла меня из одного тела в другое, она все-таки сдвинула что-то еще. Что-то маленькое и невидимое, но именно тогда все и начало рушиться.

А это правда?

Тут нет ее вины. Все гораздо хуже.

А Нина?

Карла сразу же пришла сюда и, как только увидела, в каком ты состоянии, что у тебя сильный жар, что в бреду ты вроде как разговариваешь со мной, поняла, что надо немедленно посоветоваться с женщиной из зеленого дома.

Да, правда, Карла сидит на кровати у меня в ногах и говорит, что посоветоваться с женщиной из зеленого дома – это лучшее, что мы можем предпринять. Только вот Карла хочет знать, согласна ли на это я. О чем она, Давид?

Ты ее видишь? Видишь сейчас, видишь опять?

Немного вижу, все вокруг по-прежнему затянуто белым, но глаза у меня больше не щиплет. Наверное, они что-то мне дали, чтобы не щипало? Я смутно вижу какие-то фигуры, узнаю Карлу, узнаю ее голос. Прошу позвонить моему мужу, и Карла чуть ли не бегом бежит ко мне. Она хватает меня за руки, спрашивает, как я себя чувствую.

– Позвони моему мужу, Карла.

Я ей говорю это, да, на самом деле говорю.

И она ему звонит. Ты несколько раз продиктовала ей номер, чтобы она записала, Карла наконец дозванивается и передает телефон тебе.

Да, это его голос, наконец-то я слышу его голос, но я начинаю так горько плакать, что он не может понять, в чем дело. Со мной все очень плохо, я это понимаю и говорю об этом мужу. Давид, у меня ведь не тепловой удар. Я никак не могу унять слезы и плачу так, что он кричит, велит успокоиться, объяснить человеческим языком, что тут у нас, в конце-то концов, происходит. Он спрашивает про Нину. Где же Нина, Давид?

И тогда Карла забирает у тебя телефон, очень мягко забирает, и пытается поговорить с твоим мужем. Она смущается, не знает, как лучше обрисовать ситуацию.

Она говорит, что я приболела, что в пункте скорой помощи сегодня, как назло, нет врачей, но за каким-то доктором уже послали. Потом она спрашивает моего мужа, приедет ли он. Он говорит, что приедет. Она говорит, что с Ниной все в порядке. Видишь, Давид, видишь, с Ниной все в порядке. Теперь Карла совсем рядом со мной. А где ты, Давид? Твоя мама знает, что ты тоже все время здесь?

Если бы она и узнала, это бы ее не удивило, она ведь в душе совершенно уверена, что за всем, что происходит, стою я. И что проклятье, которое обрушилось на наш поселок в последние десять лет, хотя никто не знает, с чем оно связано, сейчас коренится во мне.

Карла опять садится на кровать, теперь очень близко. Опять в воздухе проносится сладкий запах крема от солнца. Она приглаживает мои волосы, у нее ледяные пальцы, но мне это приятно. И еще звон ее браслетов. У меня сильный жар, Давид?

– Аманда, – говорит Карла.

Кажется, она плачет, что-то надламывается в ее голосе, когда она произносит мое имя. Потом Карла опять заводит речь о женщине из зеленого дома. Говорит, что времени у нас остается мало.

Она права.

– Надо сделать все побыстрее, – говорит Карла и опять хватает меня за руки, ее холодные руки сжимают мои, влажные от пота, она гладит мне запястья. – Скажи, что ты согласна, я должна получить твое согласие.

Насколько я понимаю, она собирается отвезти меня в зеленый дом.

– Я останусь в своем теле, Карла.

Не верю я в такие вещи – вот что мне хочется ей сказать. Но кажется, именно этого она так и не услышала.

– Аманда, сейчас речь не о тебе, я имею в виду Нину, – говорит Карла. – Как только мне сообщили, что тебя доставили сюда, я спросила про Нину, но никто не знал, где она. Мы с сеньором Хесером сели в его машину и поехали ее искать.

Нить натягивается еще сильнее.

Она сидела на бортике тротуара в нескольких куадрах от места, где осталась твоя машина.

– Аманда, как только я встречу моего настоящего Давида, – говорит твоя мама, – я сразу узнаю, что это он, наверняка узнаю. – Она еще крепче сжимает мои руки, как будто я прямо сейчас могу упасть. – Ты должна понять, что для Нины счет идет на часы, больше она не выдержит.

– Где Нина? – спрашиваю я. Сотни иголок пронизывают мое тело от горла до кончиков пальцев на руках и ногах.