Роберт Чамберс - Пенумбра. Шесть готических рассказов.

Мой древнееврейский трактат так и остался у Смита. Во всяком случае, он так и не вернул мне его в то время, а я больше никогда не видел его с тех пор, чтобы спросить об этом».

Ведь во мне уживается и добро и зло, как во всей моей нации, — и я утверждаю, что зло относительно.

(А если оно и существует, то я утверждаю: оно неотъемлемая часть бытия нашего, и моего и страны моей.)

Ничего не существует ради самого себя,

Я утверждаю, что вся земля и все звёзды в небе существуют ради религии,

Я утверждаю, не бывало на земле истинно верующего. И никто ещё не склонился в почитании колен и не вознес молитв достойных,

И никто ещё даже отдалённо не помышлял, сколь прекрасен он сам и сколь надежно будущее.

Я слышал, о чем говорили говоруны, их толки о начале и конце.

Я же не говорю ни о начале, ни о конце.

Что же касается Лунного старца и Синь, я не могу поведать соискателю знания больше, чем знаю сам. Ныне меня преследуют лишь глубочайшие сожаления, поскольку в своё время я не разобрался со всем, как бы мне стоило это сделать. Эти строки, возможно, смогут спасти множество жизней, в том числе сотрудников правительства Соединённых Штатов, не исключено так же, что и учёную интеллигенцию. В любом случае, по крайней мере, пара человек сможет обрести душевный покой, покинув чертоги томительного ожидания. Конкретность враг неопределённости.

Если же правительство всё же посмеет проигнорировать мои увещевания, и откажется собрать хорошо подготовленную группу специалистов для выполнения операций особого назначения, люди одного из ваших штатов без промедления заставят вас расквитаться за вашу недальновидность, уничтожая всё и всех на своём пути, разоряя поля, сжигая дома превращая всё, к чему бы они не прикоснулись в горстку пепла, чтобы в конце концов не осталось ничего, кроме бесплодной, выжженной пустыни. Мёртвая земля будет там, где ныне раскинулись зелёные леса и бескрайние цветущие луга вокруг кристально чистых озёр в Кардинал Вудс.

В какой-то степени вы уже осведомлены о сути происходящего — все газеты Нью-Йорка пестрили как реальными, так и мнимыми подробностями этого странного дела.

Это правда: Баррис поймал свою удачу за хвост, поскольку большого везения требовалось, чтобы поймать человека, у которого руки по локоть в крови, вернее даже будет сказать в золоте — поскольку карманы его одежды, и его ботинки были набиты золотом, да что там — даже в его зажатом кулаке был золотой самородок. Я заранее обусловил, что это именно золото. Вы же можете назвать данный материал так, как сами сочтёте нужным. Вы также вполне осведомлены, что за человеком в сути своей является Баррис, тем не менее, я начну с самого началу, поскольку имею веские причины опасаться, что не будь у вас полной картины происходящего, вы сделаете не те выводы, которые бы следовало сделать.

Третьего августа сего года я был в мастерской «Тиффани» и консультировался с Джорджем Годфри, занимающегося созданием и разработкой ювелирных украшений. На стеклянной витрине между мной и Годфри лежал, свернувшись в клубок, змей из чистого золота — образец истинного мастерства обработки благородного металла.

— Нет, — отрицательно ответил Годфри на мой вопрос. — Это не моя работа. Но я бы отдал всё, что у меня есть лишь бы научиться делать так же. Это ведь, чёрт бы меня побрал — настоящий шедевр!

— Тогда кто его сделал?

— Я бы тоже хотел узнать хотя бы имя мастера, не говоря уже о большем. Я купил это чудо с рук, у старого прохвоста который живёт в каком то захолустье в Кардинал Вудс. Там, по-моему, ещё Озеро звёзд должно было бы быть неподалёку.

— Озеро звёзд? — переспросил я.

— Я не знаю, как оно называется на самом деле — это местное название. Это не суть важно. Этот потрёпанный жизнью старый койот утверждал, что является представителем мастера, создавшего этот шедевр, этаким бизнес партнером. Я хорошо ему заплатил. И теперь я надеюсь, что наше сотрудничество продолжится и перерастёт во что-то более значительное, на много более значительное. Я уже договорился и считай, что уже продал это столичному музею.

Я медленно склонился над стеклянной витриной, наблюдая со стороны за тем, как мастер своим опытным взглядом, полным восхищения, внимательно осматривал поверхность драгоценного гада.

— Превосходно! — продолжал бормотать он, ласково лелея змея, поглаживая по чешуйкам. — Нет, ну вы только посмотрите на этот рельеф!

Но я уже потерял интерес к змею, поскольку моим вниманием завладело нечто иное. Что-то двигалось, абсолютно точно двигалось в кармане длинного пальто Годфри, вот оно, выглядывает из левого кармана. Оно постоянно шевелиться, болтает крабовидными ногами, и вся поверхность его тела покрыта жестким, желтоватым ворсом.

— Ради всего святого — сказал я, жадно глотая ртом воздух. — Что у вас в кармане? Годфри, это… эта тварь ползёт по вашему пальто!

Он быстро осмотрел себя и взял существо в левую руку.

Я инстинктивно отпрянул, едва он вытащил гадкое создание, держа передо мной так, чтобы я мог внимательнее рассмотреть его. Наблюдая за моей реакцией, его губы расплылись в улыбке, после чего он искреннее рассмеялся и положил неведомое нечто на прилавок.

— Неужели вы никогда не видели ничего подобного?

— Нет, — оправдывая свою впечатлительность, ответил я. — И я очень надеюсь, что не увижу ничего подобного вновь. Что это вообще такое?

— Понятия не имею. Даже если перерыть весь архив музея естественной истории вы всё равно ничего не найдёте, ровно как и не один специалист не поможет вам. Есть ещё, конечно, учёные из Смитсоновского университета, но все они сейчас заняты своими морскими экспедициями. Лично я предпочитаю думать, что это нечто среднее между морским ежом, пауком и самым настоящим исчадием ада, если эти три существа вообще могут как-то сочетаться между собой. Возможно, оно даже ядовито, но я не смог найти ни клыков, ни выделяющих яд желёз. Да что там — я даже не могу в точности сказать, как и чем оно питается, если питается вообще. Как думаете — оно видит, что-нибудь или слепо как крот? Я чего спрашиваю — может эти странные чёрные точки — это его глаза? Хотя у меня странное чувство, что их как будто нарисовали гуашью. Мне проще было бы поверить, что это плод больного воображения какого-нибудь японского мастера-резчика, поскольку только у такого человека хватило бы фантазии создать такое вот чудо-юдо. Я пытаюсь себя заставить думать, что его создала природа, но у меня слабо получается. Если бы он был резной фигуркой, я бы сказал, что ему не хватает деталей. Я понимаю — это звучит как бред, но, по-моему, это существо — лишь часть, или, что ещё более невероятно, одна из частей впечатляющего воображение гротескного симбиота. Иногда мне кажется, что ей одиноко, и она очень сильно жаждет вновь стать единым целым с чем то, от чего зависит. У вас есть какие-нибудь догадки? Я хочу использовать этот экземпляр как образец, чтобы создать что-то по истине уникальное. Я — не я буду, если не смогу превзойти этих чертовски смышлёных японцев!