Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

Остальные, стоя вокруг, шептались, испытывая ужас и одновременно удовольствие от возможности оторваться от работы, чтобы помочь Сифэн успокоиться и преодолеть головокружение.

– Она прыгнула на нее как кошка… изуродовала девочке лицо…

– Слышали, как она опять грозилась от него уйти?

– Попомните мои слова, ему в конце концов надоедят эти игры…

Собрав в кулак все силы, Сифэн пробилась сквозь толпу и выбежала из покоев наложницы под дождь. Она остановилась возле цветущего куста, и ее вырвало; она давилась желчью, в ушах у нее все еще стоял звук от лопающейся под ногтями госпожи Сунь кожи. Ее одежда и руки были покрыты кровью. Под проливным дождем, встав на четвереньки, она подползла к ручью. От дождевых капель поверхность воды покрылась рябью, но и этого было достаточно, чтобы увидеть месиво из содранной кожи и крови, в которое превратилось ее лицо.

Она подняла лицо к небу, открыла рот и издала полный опустошающего отчаяния вопль. Даже в самых ужасных приступах ярости Гума никогда не уродовала ее лицо до такой степени. Сотрясаясь от рыданий, она прижалась обезображенной щекой к земле. Прохладная грязь слегка смягчила жгучую боль от царапин. Земля перестала уходить из-под ног, сердце уже не колотилось так отчаянно.

Не плачь, ведь слезы твои – не больше чем капли дождя на лике врага твоего .

Это была строка из стихов, которые когда-то ее заставили выучить. Если бы только Гума знала тогда, насколько важным оказался для нее содержащийся в них совет! Что бы она сказала, окажись она сейчас здесь?

Госпожа Сунь считает, что она играет в игру, в которой у нее нет противника. Она полагает, что Император никогда не оставит ее ради кого-нибудь моложе, умнее, красивее, чем она.

Вот что сказала бы ей Гума. И это было правдой – таковы царские привилегии в мире людей. Если наложница не понимает этого, она играет в опасные игры.

Хидэки однажды сравнил Императорский двор с ямой в песке. Сифэн представила госпожу Сунь, цепляющуюся за край этой ямы, но, жадно хватаясь за песок, она лишь скользит с еще большей скоростью вниз, а мягкие края ямы осыпаются и рушатся на дно. Так или иначе, но представится случай помочь ей упасть.

И, когда это произойдет, Сифэн не преминет этим воспользоваться.

Той же ночью в ее комнату ворвались евнухи. Они стояли возле ее кровати; моргая, Сифэн смотрела на слепящий фонарь в руках одного из них.

– Обыщите ее и все ее вещи, – скомандовал господин Юй.

– Что все это значит? – сердито спросила Сифэн, отталкивая от себя их руки. Она облокотилась на подушку в надежде, что они не станут под ней шарить и не найдут реликвии, принадлежавшие ее матери. Но им этого не потребовалось, поскольку евнух, рывшийся в ее сложенной на стуле одежде, издал победный возглас.

– Вы говорили про золотое украшение, господин Юй? – самодовольно спросил он. Из-под платья, в котором она ходила весь день, он извлек изящный золотой гребень в виде полумесяца.

– Так и есть, – сказал господин Юй. – Хватайте ее.

Сидя в кроватях, Даньдань и Мэй округлившимися глазами следили, как евнухи грубо схватили Сифэн и потащили ее к выходу.

– Отпустите меня! Я не сделала ничего дурного! – кричала она.

Господин Юй влепил ей полновесную пощечину, и ее пронзила острая боль в щеке со все еще свежей раной.

– Не смей говорить со мной, ты, гнусная маленькая деревенщина, – зашипел он. – Следует поучить тебя хорошим манерам.

Он вывел их во внутренний двор. Несколько придворных дам и евнухов в ночных одеяниях, почуяв скандал, следовали за ними; в их сонных глазах было любопытство.

Дождь закончился, но земля была еще сырая. Евнухи бросили Сифэн на землю, мокрые каменные плиты царапали ее голые ноги. В лунном свете в руке у господина Юй зловеще поблескивала длинная страшная плетка. Она пыталась вырваться, но евнухи лишь усилили хватку; в отчаянии она оглядывала лица стоявших вокруг нее людей, пытаясь найти поддержку. Но в глаза ей бросилось лишь одно бледное, как луна, лицо, при виде которого она снова почувствовала острую боль в щеке: госпожа Сунь, безмятежно взирающая на нее.

Ей мало было уничтожить красоту Сифэн. Очевидно, она подослала кого-то – Даньдань или Мэй? – подложить гребень к вещам Сифэн, пока она спала. Сифэн вертела головой в надежде увидеть Кана, но его не было. Не было ни единого друга поблизости, кто бы спас ее от унижения.

– Разденьте ее, – приказал господин Юй, и евнухи сорвали с нее одежду. Она упала на колени, нагая и беспомощная, прикрывая грудь тонкими руками, и евнухи прижали ее лицом к земле. Дрожа всем телом, она закрыла глаза, думая о предательстве Гумы, о магических духах, которые лгали ей и из-за фальшивых обещаний которых ей теперь предстоит эта пытка.

Она сделала последнюю безнадежную попытку вырваться из рук евнухов. Двое из них схватили ее за плечи и, распрямив ее спину, приготовили ее для экзекуции.

– Сотня ударов будет в самый раз, господин Юй, – распорядилась госпожа Сунь.

По тону его ответа чувствовалось, что он поражен:

– Сто ударов, госпожа? Я полагал…

– Вы собираетесь со мной спорить? Я сказала: сто.

– Я умру сегодня , – думала Сифэн. Она превратится в лужу крови и ошметок кожи на камнях мостовой. Она крепко зажмурилась, по щекам у нее катились жгучие слезы.

– Помоги мне , – умоляла она тварь, своего единственного союзника, – пожалуйста, помоги мне .

Господин Юй встал позади нее. Она слышала, как за ним волочится плетка и он со свистом замахивается ею, опуская ее вниз с чудовищной силой.

Жестокая жгучая боль разрывала ее нежную кожу. Раньше Сифэн казалось, что она знает, что такое боль, настоящая боль, но трость Гумы не шла ни в какое сравнение с тем, что обрушилось на нее сейчас. Она кричала, зажмурив глаза, пытаясь вывернуться из рук державших ее крепкой хваткой евнухов. Плетка засвистела, снова взвиваясь вверх, и затем со всей силы врезалась в ее тело. Ее била дрожь от невыносимой боли, все плыло и кружилось у нее перед глазами.

Как странно, что ей предстоит сегодня умереть от такого жестокого и знакомого наказания.

Плетка снова щелкнула, с резким, стремительным звуком она взметнулась вверх, чтобы снова опуститься ей на спину. Сифэн приготовилась принять на себя еще один удар, надеясь потерять от него сознание. Она уже чувствовала жжение в том месте, где плеть должна была вонзиться в ее кожу…

Но удара не последовало. Евнухи ослабили хватку, так что она смогла повернуть голову. Увиденное поразило ее.

Кан стоял рядом с гневно горящим взглядом, в руке он сжимал конец плетки. Позади него с побелевшим от ярости лицом стояла Императрица Лихуа.

– Сотни ударов будет более чем достаточно, чтобы несколько раз отправить на тот свет взрослого мужчину, не то что хрупкую девушку, вам так не кажется? – с отвращением произнесла ее величество. – Что она сделала, чтобы заслужить такое?