Джули Си Дао - Лес тысячи фонариков [litres]

Госпожа Сунь с вызовом во взгляде расправила плечи.

– Она украла мой гребень, несмотря не только на мое присутствие, но также и на присутствие Императора. Я хотела преподать ей урок.

– Убив ее? Мертвое тело с трудом поддается обучению.

Императрица посмотрела на евнухов.

– Сейчас же наденьте на нее платье и позовите Бохая ко мне в покои. Всем остальным немедленно возвращаться в постели.

Зрители ретировались, суматошно отвешивая поклоны.

– Я имею право поступать так, как считаю нужным с любым, кто находится у меня в услужении, – в голосе госпожи Сунь слышалась такая неприкрытая ненависть, что даже господин Юй отшатнулся от нее.

– Сифэн не у вас в услужении, а у меня. Попрошу запомнить это, прежде чем вы предпримете попытку убить всех моих женщин.

Императрица смерила уничижительным взглядом старшего евнуха и мадам Хун:

– Мне передали, что вы определили Сифэн в горничные к госпоже Сунь. Полагаю, что, имея в своем распоряжении более двухсот слуг, вы можете найти кого-нибудь более подходящего, чтобы убирать за ее животными, чем придворную даму, рекомендованную Наследным принцем.

Она была великолепна, выражая свое неодобрение; в ее поднятом подбородке и сверкающих глазах читалось презрение.

– Дочь драконов , – думала Сифэн, пока Кан помогал ей подняться на ноги. Она прислонилась к нему; ее все еще трясло от боли. Он стал через голову надевать на нее платье, и Сифэн сжала зубы и застонала от прикосновения ткани к свежим ранам.

Императрица перевела на нее свой огненный взор.

– Ты действительно украла гребень, Сифэн?

– Нет, ваше величество, – ответила она прерывающимся голосом. – Мне незачем было это делать.

Тонкие губы Императрицы тронула улыбка.

– Ты не смогла бы его носить дольше пяти минут, тебя бы тут же поймали.

Она взглянула на покрасневшую госпожу Сунь.

– Господин Юй, мадам Хун, мы поговорим об этом утром. Сифэн, пойдем со мной.

Она повернулась, вышитый на ее платье золотой феникс мерцал, как будто объятый пламенем.

– Я подожду тебя за дверью, – пообещал Кан. Он помог ей подняться по ступеням на верхний этаж здания. Она ощущала жжение от ран на спине и боль от крепкой хватки евнухов у себя на руках – к утру на этом месте появятся фиолетовые синяки.

Она заметила госпожу Сунь, все еще стоящую на дорожке и наблюдающую за ней. Сифэн сжала зубы. Она поклялась себе, что в один прекрасный день настанет очередь наложницы сжаться перед ней от страха и боли – и Сифэн насладится каждой минутой этого зрелища.

Императрица привела ее в комнату, освещенную белыми светильниками. Если покои госпожи Сунь были тесно набиты мебелью и драпировками и поражали безвкусной пышностью, то жилище Императрицы отличали простота, изящество обстановки и любовь ко всему естественному. На столе из легкого светлого дерева стояло прелестное миниатюрное деревце не более пяти вершков высотой. Зелень на его ветвях была похожа на крошечные зеленые облака, среди которых светились маленькие белые цветы с красными сердцевинками.

– Дерево тысячи фонариков, – сказала Императрица, заметив ее интерес. – Подарок от дворцового садовника.

– Оно очаровательно, – ответила Сифэн. – Благодарю вас, ваше величество, вы сегодня спасли мне жизнь.

– Твоей благодарности более, чем кто-либо, заслуживает Кан. Он тут все перевернул, чтобы сообщить мне о том, что происходит.

Только сейчас Сифэн поняла, каких невероятных усилий стоило евнуху прорваться к Императрице через многочисленные заслоны из стражи. Если бы ему это не удалось, если бы он не привел вовремя ее величество… Она прикрыла глаза, вновь переживая ужас, но на этот раз к нему примешивалась благодарность.

На отмеченном печалью лице Императрицы Лихуа светились яркие молодые глаза.

– Я смотрю, тебя сегодня касалась не только плетка, – она провела пальцами над щекой, изуродованной госпожой Сунь. – Что ты сделала, чтобы вызвать к себе такую ненависть с ее стороны?

Сифэн опустила голову.

– Мне кажется, для этого не надо особенно стараться, ваше величество.

– Я обычно не считаю нужным вмешиваться в дела госпожи Сунь. Наложницы моего мужа пользуются большой свободой, но иногда бывает необходимо напомнить им, что они обязаны испрашивать также и моего одобрения.

Под скулами у нее набухли желваки, и она повернулась к миниатюрному деревцу.

Ощупывая омерзительные царапины у себя на лице, Сифэн вспоминала, каким усталым жестом Император обнимал госпожу Сунь.

– Для вас, должно быть, тяжело делить его с ними.

– Не мое дело жаловаться или выбирать. Мой муж – Император, и я должна ставить его интересы выше собственных. Я занимаю первое место в его сердце и в его доме, и я не могу просить о большем.

Однако на ее лице было выражение покорного терпения, которому она должна была научиться за долгие годы. Поколебавшись, она дотронулась до руки Сифэн своей нежной рукой.

– Не огорчайся из-за дурного обращения госпожи Сунь, дорогая. Она ведет себя так со всяким, кого считает своим соперником.

– Я ей этого не прощу, – прошептала Сифэн, умирая от желания положить голову на колени к Императрице и получить от нее утешение. – Она испортила мне лицо.

– Раны со временем заживают.

– Но они также оставляют после себя шрамы.

Она прикрыла глаза.

– Я жалею, что не понимала, что означают советы Гумы. Я не думаю, что напрасно попала во дворец… к вам. Но у меня чувство, что я не там, где мне следует находиться.

« Осторожно, не выпей собственный яд , – зашипела тварь в ответ на ее слова. – Ты можешь выиграть расположение Императрицы, изображая дочерние чувства, но помни: она не твоя мать».

Из-за двери послышались шаги. На пороге появился стражник, и у Сифэн широко распахнулись глаза.

– Императорский врач, ваше величество.

– Проводи его сюда.

Императрица, подняв бровь, посмотрела на Сифэн.

– Вот еще одно подтверждение, что боги были к тебе благосклонны. Сегодня у меня закончилась настойка для сна, которой я всегда пользуюсь, доктор сейчас принесет мне новую порцию. Если бы я приняла ее, как обычно по вечерам, никакая сила на земле не смогла бы меня разбудить.

Сифэн вздрогнула, когда в комнату вошел мужчина; на вид ему было около шестидесяти. Несмотря на поздний час, на нем была официальная одежда, свидетельствующая о его положении при дворе: голубой шелк с узором из золотых кругов и шапка. Он был маленького роста, плотный, с блестящими черными глазами и внушительной серебряной бородой, длинной и прямой. Итак, это был Бохай. Ничто в нем не напоминало его дочь, Акиру, до тех пор, пока он не улыбнулся, – тогда Сифэн поразило, насколько одинаковыми у отца и дочери были линии раздвинутых в улыбке щек и сияние глаз.