Артем Карпицкий - Ваше время вышло! [СИ]

— Отис! — Альви, оторвавшись от своего занятия, заключавшегося в данный момент в задумчивом созерцании самых обычных цветов, выпрямилась во весь свой рост (надо сказать, отнюдь не впечатляющий даже для ее возраста), выражая крайнюю степень негодования… и, неожиданно расплакавшись, бросилась к раненой птице. — Бедненькая! Что этот негодный мальчишка с тобой сделал?

А действительно, что он сделал-то? Отис недоуменно наблюдал за девочкой, которая осторожно взяла на руки несчастную ворону и принялась внимательно ее осматривать. Птица, оправдывая репутацию своего племени, сразу догадалась, что ей хотят помочь, и терпеливо сносила прикосновения человеческих пальцев. Было видно, что жизни птицы ничего не угрожает, и нужно лишь убедиться в отсутствии серьезных травм.

— Все в порядке! — лицо Альви озарилось радостной улыбкой, осмотр закончился, и стало ясно, что ворона просто испытала сильный шок и здоровью птицы ничего не угрожает. Девочка так же осторожно опустила подопечную на землю, после чего та сделала несколько неуверенных шагов, расправила крылья и, напоследок посмотрев в глаза Альви, улетела.

Этот взгляд не ускользнул от внимания Отиса, внимательно следившего за происходящим. Более того, этот взгляд показался маленькому хулигану крайне странным, ибо в нем была печаль. Отис вдруг почувствовал, что что-то непонятное происходит с ним — загнанные в глубину души чувства всколыхнулись с новой силой и мальчик замер на месте, как вкопанный, неспособный пошевелить даже мизинцем. Одновременно, словно весь воздух мира превратился в свинец, на плечи обрушился неподъемный груз, заставляющий пригнуться к земле (чему, впрочем, мальчик яростно сопротивлялся и не без успеха).

— …как ты мог! Я тебе никогда не прощу этого! Отис?! — Альви, позабыв о гневной отповеди, которую она только-только начала, бросилась к своему приятелю. — Что с тобой?! — В голосе девочки прозвучал испуг, готовый вот-вот перейти в страх, а то и панический ужас.

Неизвестно, как много сил ушло у Отиса на то, чтобы справиться с внезапно обрушившимся на него недомоганием, скорее всего очень много, но мальчик смог повернуть голову и растянуть потрескавшиеся губы в озорной улыбке.

— Все в порядке! — он очень похоже подражал голосу Альви.

— Дурак ты! И шутки у тебя дурацкие! Я же испугалась! — Отис не стал разубеждать свою подружку, пусть думает, что это лишь шутка. Он и сам, после того как все неприятные ощущения внезапно исчезли, предпочитал думать, что это было лишь что-то вроде солнечного удара. Ну перегрелся на жарком солнышке — с кем не бывает?

— …Отис, не делай так больше, ладно?

— Аааа?

— Не стреляй из рогатки по птицам. Ну, пожааааааааалуйста.

— Почему? — Отис был удивлен, хотя и ожидал чего-то подобного, в свете уже произошедших событий. — Это же интересно!

— Ну стреляй по банкам — это тоже интересно. А птицы — они живые!

— Да вот еще… по банкам — скучно, они не двигаются, по ним попасть легче легкого. А по птицам потому и интересно, что они живые.

— Но ведь им больно!

— Да? Подумаешь… какие-то птицы… их много — одной больше, одной меньше. Какая разница?

— Какая разница?! — Альви чуть не задохнулась от возмущения. — А если бы в тебя запулили камнем?

— Ну, я же человек и в меня никто камнями не бросался, а если бы попробовал — ух я бы им показал! — Отис радостно обнажил белоснежные зубы. — Да и потом… я делаю просто то, что мне хочется, вот и все.

— Ах так! Мистер Отис Кайве, я вас терпеть не могу! — голос Альви был угрожающе тих и спокоен, свою тираду она произнесла по слогам, тщательно выговаривая каждое слово.

Теперь уже до мальчика дошло, что он сказал что-то не то, вот только непонятно — почему Альви так обиделась? Отис растерянно пожал плечами, потоптался на месте и выдавил из себя:

— Аль… ну не обижайся… хорошо, я обещаю, что больше не буду стрелять по птицам. Ты же знаешь — если я что сказал, я сделаю, правда-правда.

— Знаю, — на бледном лице появилась легкая улыбка, совершенно неожиданно вызвавшая в душе мальчишки какие-то непонятные чувства, впрочем, почти сразу исчезнувшие. А Альви, тем временем, уже заинтересовалась кое-чем совершенно иным. — Отис! А пойдем играть в парк!

Родители не отпускали ее туда одну, только с Отисом. Конечно, Альви отнюдь не была пай-девочкой и вполне могла улизнуть в столь привлекательное место одна, но огорчать любимых родителей таким вопиющим проявлением непослушания не хотелось. Да и Отис, явственно чувствовавший за собой какую-то непонятную, но все же вполне осязаемую вину, с радостью согласился составить своей подружке компанию.

— Хорошо… Эй, Альви! Подожди меня! — девочка, уже побежавшая по тропинке, обернулась на ходу и показала язык.

— Догоняй!

Затем её белое платьице скрылось в гуще кустарника и Отис, спрятав рогатку в карманах штанов, поспешил следом, ныряя в зеленые заросли. Ветки больно стегались, мальчику даже пришлось прикрыть руками глаза, а когда, вновь выбравшись на яркий солнечный свет, он широко раскрыл глаза, то увидел страшную картину…

Все как на экране телевизора, все так же — медленно, по кадрам, одно растянутое во времени движение за другим. Мощная машина, какой-то джип, сверкая темными стеклами и дергаясь, так муха в паутине, нехотя преодолевала, словно в замедленной съемке, раскаленное дорожное покрытие. Кадр за кадром, огромный автомобиль приближался к хрупкой фигурке в белом платье, Альви уже заметила опасность, но было поздно, круглые от ужаса глаза девочки неотрывно смотрели на приближавшуюся смерть…

Отчаянный визг тормозов вдруг прорвался в сознание мальчика и оглушил его. Джип, развернувшись боком, уже остановился, но поздно, слишком поздно — беспомощное детское тело распростерлось на асфальте, а равнодушный ветер играл легкой тканью белого платья. Внутри Отиса словно что-то оборвалось, он чувствовал лишь пустоту в груди, которая все разрасталась и разрасталась. Отис почувствовал чье-то прикосновение к щеке, осторожно поднял руку, прикоснувшись к лицу. Кончики пальцев соприкоснулись с чем-то липким и теплым, и мальчик, с какой-то непостижимой отстраненностью понял, что это кровь. Чужая кровь.

А потом мир обрел резкость.

Все стало на свои места, как в театральной постановке. И громоздкий джип, поражающий нелепостью форм, и водитель, выбежавший из машины и теперь испуганно лопочущий какие-то банальные глупости, и еще несколько остановившихся машин, пассажиры и водители которых, в лучших традициях зевак всего мира, с любопытством обступили место происшествия, причем никто даже не додумался позвонить в полицию или вызвать скорую помощь. Тут Отису стало тошно, от всей этой картонности, от плоских людей, заботившихся только о себе, о своих интересах. Одни удовлетворяют свое любопытство и жажду острых ощущений, удовлетворяют чужим горем, болью и смертью; а другие, как этот водитель джипа, сначала тешат своё мелочное тщеславие, мчась с дикой скоростью, а потом пытаются ускользнуть от ответственности, спасая свою шкуру.