Луиза Морган - Ведьмы. Запретная магия [litres]

В должный час снова наступил Мабон, и к этому времени руки Ирэн стали даже нежнее и чище, чем отцовские. Кожа у нее вновь приобрела детскую бледность, а волосы благодаря частому расчесыванию превратились в гриву черных кудрей. Летом она ела так мало, что ее талия была тонкой, как никогда.

Урсула тоже исхудала, но в ее случае привлекательности это не прибавило. На ее шее и руках выступали жилы, а щеки впали. Раз или два Ирэн ощутила неприятный укол сочувствия к матери, но устояла против него.

За час до полуночи они спустились в подвал – единственное, что они теперь делали вместе со дня рождения Ирэн. Урсула разложила травы, а Ирэн окропила все соленой водой. Урсула зажгла свечу и раскрыла камень.

Празднование прошло как обычно, за исключением того, что, пока Урсула напевала молитвы, живот Ирэн скрутило от боли. В конце, когда Урсула простерла руки над камнем и произнесла особую молитву, Ирэн стояла рядом с ней, склонившись над кристаллом, чтобы лучше видеть. Появился Себастьен, наполовину окутанный облаком дыма. У него на коленях лежала арфа, а вокруг собрались люди.

– Он играет, – вздохнула Урсула. – Хотела бы я это услышать.

Белые руки Ирэн взмыли вверх словно по собственной воле и мягко оттолкнули обветренные руки Урсулы. Она не собиралась этого делать, а когда простерла руки над кристаллом, как это сделала мать, боль распространилась по всему телу и обострилась так, что все внутри болело и горело. Ирэн закрыла глаза, чувствуя, как вместе с кровью по ней растекается жар, как он исходит от костей, от кончиков пальцев.

Когда послышалась мелодия – тонкие, призрачные отзвуки музыки, которую, должно быть, играл Себастьен, – Урсула охнула и пошатнулась, отчего платок соскользнул у нее с головы и упал на холодный пол.

Открыв глаза, Ирэн увидела полусогнутую мать. Руки ее все еще были вытянуты, как будто она забыла опустить их, рот приоткрыт от удивления. Обе прислушивались, напрягая слух, чтобы расслышать нить мелодии. Когда она закончилась и Ирэн убрала руки, изображение в кристалле на мгновение замерцало, словно кто-то коснулся пальцем зеркальной водной глади, и исчезло.

Урсула подняла глаза с припухшими веками на дочь.

– Твоя сила, – хриплым голосом произнесла она.

Ирэн стояла выпрямившись. Ее тело было охвачено пламенем силы.

– Да!

– С каких пор?

– С моего дня рождения.

– Ты мне не говорила.

– Нет.

– Но почему?

– Мне казалось, ты не будешь этому рада, маман.

– Не буду рада?! Часть моего долга, часть смысла моего существования – передать колдовское мастерство! Я думала, может…

– Может, я не унаследовала его, – перебила ее Ирэн и усмехнулась. – Но это не так. Я думаю, мое время пришло.

С чувством, которое Ирэн поначалу неверно истолковала как смирение, Урсула произнесла:

– Похоже на то.

Она отошла от кристалла и нагнулась, чтобы поднять оброненный платок. Снова надев его на голову, она кивнула в сторону камня:

– Выясним это?

Когда они поднялись из подвала, ночь уже прошла. На востоке начали исчезать звезды, ветер нес с собой осенний холодок. Они уже стояли на пороге, когда Ирэн заметила желтые лисьи глаза, неотрывно следящие за ней с опушки леса на другой стороне дороги, и попыталась осторожно привлечь внимание Урсулы.

– Что там?

Ирэн не ответила, просто ткнула пальцем.

– Что это?

– Лис. Великолепный черно-рыжий лис.

Урсула медленно и тяжело вздохнула:

– Итак, ты обрела и духа-покровителя.

– Да.

Когда мать сжала ее плечо грубой рукой, Ирэн не отстранилась и не запротестовала. Это был жест уважения, потому что заклинание пришло к ней и она произнесла его, – хотя обе не были уверены в том, что оно значит. Урсула, склонившись к уху дочери, негромко заговорила. При звуках ее речи лис навострил уши.

– Ты будешь сильнее, чем я, дочка. Будь осторожна с колдовством.

– Я собираюсь заниматься им.

– Я знаю. Но помни то, чему меня научила мать: если ты занимаешься колдовством, ты заплатишь за это свою цену.

– Оно будет того стоить.

– Во имя Богини, надеюсь на это.

На этом они расстались. Урсула вернулась к работе, а Ирэн – к праздности. Она задержалась в кухне, наливая чашку чая, которую унесла в свою комнату. Там она поставила ее на расшатанную тумбочку, которая служила прикроватным столиком, взяла гребешок и уселась на край узкой кровати. Расчесываясь, она обдумывала слова заклинания, которые тогда пришли ей в голову. По сути, прошли через нее. Она задалась вопросом, был ли такой опыт у других ведьм или ее случай уникален.

Стоявшая рядом с ней тогда Урсула увидела в кристалле вспышку света – только зарождающуюся, но она, без сомнения, была там. Шепотом она напомнила дочери: «Трижды по три раза», и Ирэн повторила заклинание, считая на пальцах количество повторений. Она подумала, что темный подвал – плохое место для храма. Однажды она создаст храм лучше, и ритуалы, которые она станет проводить, будут отличаться величием и церемонностью, которых заслуживают.

А пока она могла только спрашивать себя, каким образом воплотится в жизнь ее заклинание.

Ирэн была уверена, что так и случится, она знала это. И хотя она переложила на мать всю бесконечную работу на ферме, но не чувствовала вины за это. Она сражалась на войне, и война эта велась за ее жизнь. И, как на любой войне, жертвы были неизбежны.

Она услышала стук садовых ворот и, покинув спальню, подошла к кухонному окну. Урсула уходила по дороге, ведущей в Грандж. Седые волосы беспорядочно торчали из-под ее соломенной шляпы, в руках была корзина с тыквами и картофелем. Ирэн наблюдала за матерью, отметив обтрепанный подол ее платья, жесткий от садовой грязи фартук из грубой ткани, медленную походку в тяжелых сапогах.

Секунду спустя она поняла, что именно этого момента ждала так долго. Если Урсула отправлялась со своими продуктами в Грандж, ее не будет по меньшей мере два часа. Салли всегда угощала ее чашкой чая и парой штук печенья в обмен на приятную болтовню. У Ирэн было время, чтобы спуститься в подвал, изучить рецепт и собрать ингредиенты.

Выходя через дверь, она схватила фартук, чтобы не испачкать свое лучшее платье, толкнула наклонную дверь и помчалась по ступенькам вниз. Она решила, что быстрее будет вынести гримуар в кухню, где был хороший свет, и написать перевод старофранцузского текста. Разумеется, теперь Урсула не станет возражать. Ирэн доказала, на что способна. Это было ее право.

Поскольку она и раньше расшифровывала записи, ей потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы переписать рецепт на современном французском языке: