Уильям Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник) [litres]

Оснований для сомнений более не оставалось. Этот незнакомец, помесь китайца с негром и еще невесть с кем, являлся членом того же самого братства, к которому принадлежу и я сам. А название этого братства известно только тем, кто является его членом.

– А теперь, – сказал я и поощрительно улыбнулся, – рассказывай свою историю, и, если это не нарушит приличий, можешь положиться на меня.

Тут он просто-напросто сломался и зарыдал, уткнувшись носом в широкий рукав.

– Брат мой, кэп, – проговорил он наконец, – ты берешь этот ящик и я не сходя с места плачу тебе тыщу долларов.

– Нет, – ответил я. – Сперва рассказывай. Если это убийство, я не смогу помочь тебе, пока ты не найдешь оправдывающих тебя обстоятельств… ибо, если ты убивал, то более не имеешь права обращаться ко мне, как к брату.

– Я не делал убийства, брат мой кэп, – проговорил он. – Я расскажу тебе все. И ты тогда возьмешь этот ящик за тыщу долларов?

– Если ты чист в этом деле, при нужде я отвезу этот ящик в пекло и обратно, и об оплате не будет идти никакой речи. А теперь слушаю.

Он поманил меня к себе, за прилавок. Там стоял длинный, крепко сколоченный ящик с подвешенной на петлях крышкой. Откинув крючок, он поднял крышку.

– Мумия! – воскликнул я, поскольку именно мумия в длинном раскрашенном футляре и находилась перед моими глазами… кстати, весьма рослая мумия невесть какого пола.

– Мой сын, брат кэп, – проговорил китаец.

– Что?

– Он это, – продолжил китаец.

– Что! Как это? – спросил я, не отрывая глаз от предмета.

Китаец кивнул и встревоженными глазами обвел лавку.

– Он мертв? – спросил я. – И забальзамирован?

– Нет, брат кэп, – сказал лавочник. – Коробка с мумией пустой. А сын мой под ней… прячется. Он спит, потому что я дал ему много опиум. Я переправлю его тебе сегодня ночью. Сперва расскажу, почему… Я принадлежу к числу Безымянных, как мы называем себя. Такое есть братство, и это братство жил уже две тысяча лет. Я вхожу еще в два других братства – в Китае я не последний человек по происхождению и связям, – но история эта связана только с братством Безымянных. Сына моя малость буйная. Она пьет англичанский спирит и приходит домой пьяная, а там трое Безымянных обсуждают со мной тайные вещи; а она пьяная и ничего не замечает. Пришла себе, села и ржет. Номер семь, президент, то есть, приказывает ему выйти, а она делает президент козью морду… президент приходит в великий гнев, но сдерживает его, потому что в братстве я старый, а юнец – мой сын и не знает братства.

Президент снова приказывает моя сына выйти, и сына моя в скверне своего великого пьянства… – тут собеседник нагнулся и в буквальном смысле этого слова прошептал страшную подробность мне на ухо: – …так вот, сына моя дергает президента за косу, а коса накладной, чего я раньше не знал, и коса остается в руке моя сына, и президент оказывается перед нами как голый.

Президент хочет немедленно убить моя сына, однако я говорю с ним великую речь и убеждаю, и он соглашается, чтобы юнец сперва протрезвел, а потом был предан суду Второй Шестидесятки братства Безымянных, живущего две тысячи лет.

Это было вчера, а когда они ушли, я отправил моя сына отсыпаться и приготовил для нее коробку из-под мумии, а когда она протрезвела, рассказал все, и сына моя едва не умерла от великого страха, потому что они вырвут из груди его сердце и повесят в золотом шаре над дверью нашего зала собраний как напоминание о столь великом оскорблении президента братства, старше которого нет во всем Китае.

Тогда я говорю моя сына, что приготовил для него бегство. Я даю ему питье… много опиум и кладу в футляр из-под мумии.

Это случилось за день до вчера. Ночью они пришли за моя сына, но я сказал им, что его нету здесь. Что снова ушла пить. Они говорят, я прячу его. И если найдут, где я прячу его, они выпотрошат меня, как лживого брата. Я говорю, что не прячу его. Я говорю, пусть обыщут весь дом. Они ищут в дом, но не в футляре от мумии, потому что мумия уже давно стоит у меня в лавке, но я жгу мумию, когда готовлю футляр для своего сына, а мумия стоит пять тыщ долларов. Но мне не жалко, чтобы спасти сына.

Они посылают братьев обыскать все питейные заведения во Фриско. У них есть сто и двести человек, чтобы найти моего сына, который был груб с президентом Безымянных, которые живут две тыщи лет. Однако они его не находят.

Тогда они ставят брата внутри моего дома, чтобы следил внутри него, и брата снаружи, на улице… Как теперь мне спасти жизнь моего сына?

И тут входишь ты, брат кэп, и я вижу знак на твоем сюртуке, и ты ангиличанин, и я набираюсь отваги рассказать тебе эту историю. Теперь ты знаешь все.

– Великий боже! – промолвил я. – Я слышал о Безымянных, только не надо говорить мне, что они станут убивать парня только за то, что он дернул за свинячий хвост старого бестию-президента?

– Шшш! Брат кэп! – Побелев от страха, китаец посмотрел сперва на дверь за спиной, а потом на входную дверь. – Не говори так. Теперь иди. Я не хочу, чтобы меня видели за разговором с тобой. Я пришлю тебе ящик ночью, когда станет темно.

– Уйду, когда выясню еще пару вопросов, брат. – Я прошел через лавку, приоткрыл внутреннюю дверь и заглянул в нее. Нужно было проверить эту любопытную историю, казавшуюся совершенно невероятной моему устроенному по западному образцу уму, хотя я полагал, что каждое ее слово вполне может оказаться верным.

Ну, то, что я там увидел, вполне удовлетворило меня. На циновке, подогнув ноги, сидел самый рослый китаец из всех, кого мне приводилось встречать, а на коленях его покоился самый длинный и отвратительный с вида нож из всех, которые мне доводилось видеть до и после этого случая.

Я прикрыл дверь еще более осторожно, чем открывал ее, а когда обернулся к моему новому другу, обнаружил, что лицо его превратилось в серую маску, и он не мог выдавить из себя даже слова в течение целой минуты.

– Все в порядке, брат, – проговорил я, – он не увидел меня. Мне нужно было получить какое-то доказательство подлинности твоей истории, прежде чем встревать в нее. Теперь я тебе верю, верю вполне; только трудно понять, что здесь есть живой дьявол, и чертовщина эта происходит всего в двадцати фатомах от моего судна.

– Так… так ты возьмешь его, брат кэп, ты обещаешь мне? – Он сумел наконец взять себя в руки, заботясь о своем сыне.

– Да, – пообещал я, – только не надо нести его на корабль сегодня ночью. Если верно то, что ты сказал, они разберутся в ситуации в полмгновения, и тогда будет слишком поздно… останется только похоронить его. Предоставь все дело мне, я придумаю, что надо сделать. Я пришлю к тебе моего второго помощника, чтобы он купил у тебя одну из этих занятных бамбуковых палок. Он передаст тебе записку, в которой будет сказано, что ты должен делать. Ты читаешь по-английски?