Киран Харгрейв - Остров на краю всего

Манила встретила их запруженными улицами. Некоторые прохожие останавливались и с удивлением глазели на женщину в мужском костюме и котелке, но Ами только улыбалась и снимала в знак приветствия шляпу. Наверное, такое внимание было ей привычно. Солль взяла на себя обязанности проводника по узким, извилистым улицам.

– А вот и он. – Она показала, где остановиться. Ами посмотрела на блестящую табличку.

ДЕТСКИЙ ДОМ НАДЕЖДА

20 АВЕНЮ

МАНИЛА

СОБСТВЕННОСТЬ МИСТЕРА И МИСС РЕЙ

– Я лучше войду через заднюю дверь, – продолжала Солль, – чтобы повариха не увидела. Ох, и влетит мне…

Ами щелкнула языком.

– Ерунда. Войдешь со мной через переднюю.

Сунув под мышку стеклянный колпак, она взяла Солль за руку.

– Позвони, пожалуйста.

Ее уверенность придала девочке смелости.

Дверь открыла повариха – растрепанная и с деревянной ложкой в руке. Издалека донесся детский плач. При виде женщины в котелке и с бабочкой и Солль, улыбающейся и в пыльном платье, лицо ее застыло в карикатурном варианте изумления.

– Здравствуйте, – весело приветствовала ее Ами. – Я – Амихан, лепидоптерист и хранитель бабочек. – Она стиснула руку своей юной спутницы. – Прошлым вечером Солль заблудилась по дороге с апельсиновой фермы и нашла мой дом. Позвольте сказать, с вашей стороны было немного беспечно отправлять ее одну в такое путешествие.

– Я… – Взгляд поварихи заметался между Солль, Ами и ее шляпой.

– Вообще-то я хотела бы поговорить с вами о будущем Солль. Она умная, способная девочка, и, на мой взгляд, из нее может получиться смотритель бабочек.

– Я…

– Позвольте закончить. Мне бы очень хотелось обсудить возможность ее обучения.

– Я… – Защищаясь от шквала слов, повариха подняла деревянную ложку, с которой капал густыми каплями соус.

В животе у Солль как будто закувыркались огненные искры.

– Вы же не хотите…

Ами посмотрела на девочку теплыми карими глазами.

– Очень даже хочу. – Она снова повернулась к поварихе: – Так что?

– Это повариха, – пробормотала Солль, с трудом сдерживая смех.

– О, извините. Я думала, вы – хозяйка заведения. – Ами поклонилась. Повариха хихикнула и вытерла руки о заляпанный соусом фартук. – Я могу поговорить с ней?

– Конечно. – Повариха приняла серьезный вид. – Проходите, пожалуйста.

Они вошли. Ами выпустила руку Солль, и девушка сразу почувствовала себя не столь уверенно.

– Я только схожу за ней. Солль, ты можешь…

– Солль останется здесь. – В голосе Ами прорезалась твердая нотка.

Повариха провела их в переднюю гостиную.

– Подождите здесь.

В чистой комнате Солль сразу почувствовала себя неловко. Обычно Госпожа принимала здесь богатых женщин, приходивших поболтать и внести свою лепту в содержание приюта. Ами устроилась в резном деревянном кресле с шелковыми подушечками, по-мужски положив ногу на ногу и явно не испытывая ни малейшего стеснения, как будто жила здесь, а не в цветочном домике посередине леса. Повариха скоро вернулась.

– Госпожа прийти не может, – извиняющимся тоном сообщила она. – Занята с ребенком. Две ночи назад бедняжку оставили под дверью, вот с тех пор и плачет.

– Тогда я сама к ней зайду. – Ами поднялась и решительно прошла мимо поварихи, прежде чем та успела как-то отреагировать. Солль поспешила за ней. Повариха замыкала шествие. Ориентируясь на детский плач, Ами прошла по коридору, остановилась перед дверью ясельной комнаты, подняла руку, чтобы постучать, но замерла. Ее смуглое лицо внезапно побледнело.

– Что такое? – шепотом спросила повариха у Солль, но та только покачала головой.

Ами поднесла палец к губам и как будто затаила дыхание. Голос Госпожи, тихий и мягкий, звучал едва слышно за всхлипами ребенка.

– Слушайте! – прошептала Ами. Солль прислушалась. Песня была на испанском, и слов она не понимала. Подождав немного, Ами запела на тагальском.

Плач стих.

– Кто там? – резко спросил голос.

Быстрые шаги… Дверь открылась, и Солль инстинктивно попятилась.

На пороге стоял брат Госпожи. При виде Ами он тоже побледнел. Некоторое время они смотрели друг на друга в тишине столь глубокой, что Солль почувствовала, как погружается в нее.

– Ну? – спросила Госпожа. – Кто там, Кидлат?

Внутри у Солль словно натянулась струна. Она никогда не слышала имени мистера Рея, и до сего момента ей не было до этого дела. Но теперь все вдруг проявилось с полной ясностью.

Мистер Рей отступил в комнату, и секундой позже к двери подошла Госпожа. Ее светлые волосы были растрепаны, одной рукой она прижимала к себе ребенка. Стоя за спиной Ами, Солль видела, как расширились ее бледные глаза, и на лице проступило недоверчивое выражение. Рука в перчатке метнулась ко рту.

Две женщины смотрели друг на дружку. В застывшем мгновении тикали часы. Потом Госпожа бережно передала ребенка мистеру Рею, который принял его, приговаривая что-то тихонько. Ами стащила перчатку с руки Госпожи, и Солль увидела деформированную кисть.

– Привет, Мари, – сказала хранительница бабочек.

С сияющей ясностью умытого дождем неба Солль поняла, что будет дальше: жизнь, о которой однажды ночью, много лет назад говорила Мари на острове Кулион. Где-нибудь в тени деревьев, среди цветов и фруктов и рядом с рекой. Дом посередине леса с живыми и пламенеющими стенами.

Та история хороша, в основе которой лежит факт. На Филиппинах действительно есть остров Кулион, бывший с 1906 по 1996 год самой большой в мире колонией для прокаженных. (Слово «прокаженный» я употребляю с большой неохотой, поскольку оно считается табу у многих из тех, с кем я разговаривала и кто жил в подобных колониях.)

В течение тысячелетия проказа распространялась по Азии, Африке и Европе, пока в 1980-х не было найдено лекарство, получившее широкое международное распространение. Случаи заболевания все еще исчисляются сотнями тысяч, но многие из них излечиваются. Сама болезнь до сих пор считается позорной, связанной с грязью и грехом, хотя на самом деле является бактериологическим заболеванием. Заразиться проказой трудно, через физический контакт она не передается.

Только с 1906 по 1910 год на Кулион были переселены 5303 человека – женщины, мужчины и дети. Миграция была насильственной – людей отрывали от привычной жизни, семьи. Их разлучали с близкими. Поэтому я и решила написать повесть, которая поставила бы читателя в центр событий, дала возможность увидеть все глазами Ами, девочки, разлученной с матерью и ищущей путь домой.

История зазвучит лучше, если правду слегка наклонить и дать ей пропитаться воображением. Я позволила себе некоторые вольности с временем, именами и даже географией. Но люди и место те же, что и в действительности. А еще я постаралась показать, что и плохие люди могут совершать хорошие дела, а хорошие люди допускать серьезные ошибки.