Борис Левандовский - Донор для покойника

Подобные желания были болезненными. Обычно, Лозинский пытался переключиться на другое, иногда даже оставлял неожиданно палату реанимации, чтобы привести в порядок мысли и успокоиться.

Иногда закрадывалось подозрение, что он страдает каким-то психическим расстройством (профессиональным?), Причиной которого запросто могли быть шесть лет службы полевым хирургом в Афганистане. Но что бы там ни было, он надеялся, что никогда не позволит себе ничего подобного. Никогда. А если начнет понимать, что оно сильнее…

Хотя, возможно, именно здесь и таилась наибольшая опасность — когда он это поймет, может быть уже слишком поздно…

Когда желтки вполне прожарились, Лозинский перевел яичницу со сковородки на тарелку и начал ужинать.

Ну и пусть! В конце концов, на их больницы свет клином не сошелся, и земля не изменит орбиты, если он пойдет оттуда сам. Пока не известно кто кого избавится — они его или он их! Таким было окончательное решение.

Вдруг из комнаты донесся приглушенный стук, будто что-то упало на пол…

Лозинский замер, а потом медленно поднялся. Председатель моментально перестала болеть.

Прислушался.

Это, пожалуй, рухнула на пол книга, которую он читал перед выходом на работу и оставил на краю тумбочки. Сборник детективов…

Лозинский зашел в комнату, пытаясь удерживать в поле зрения все ее пространство.

Ты знаешь, — спросил он себя, глядя на сборник детективов, лежала у тумбочки, — что некоторые предметы имеют свойство падать на пол, если их бросить где попало? Слышал о законе всемирного тяготения?

Только откуда у него это странное ощущение чужого присутствия..

Лозинский нагнулся за книгой… и вдруг замер, уже не сомневаясь в присутствии постороннего…

Что это было? Движение? Или…

Единственное он знал наверняка: на его территории — неизвестный враг!

Лозинский схватил с тумбочки длинную отвертку, обернулся вокруг своей оси и занял позицию спиной к стене.

Вся комната была перед ним как на ладони: спрятаться было просто негде.

Однако, вращаясь, он боковым зрением успел заметить что-то гибкое и быстрое, что метнулись в сторону. Столь стремительный, что инерционность зрения не успела определить направление движения этого… кого?

Чего?..

Лозинский продолжал оглядываться.

— Ладно! — сказал он вслух, обращаясь неизвестно к кому, но кто-то явно находился в комнате, и, выставив немного вперед свою импровизированную оружие, медленно, шаг за шагом, пересек комнату по диагонали. — Достаточно морочить мне… голову, черт возьми! Такие фокусы со мной не пройдут, понятно?

Никакой реакции…

Сосредоточившись, Лозинский продолжал двигаться по комнате, выжидая, когда неизвестный соперник выдаст себя сам. Вопросы типа «кто» и «зачем» его сейчас не интересовали. Всему свое время…

Он почувствовал, как за спиной колыхнулся воздух… Лозинский сделал резкий крутой разворот, и отвертка со свистом рассекла…

… пустоту.

Врач выругался.

А через секунду кто-то снова был у него за спиной. Лозинский решил на этот раз не торопиться — замер на месте… и вдруг услышал:

— Никудышняя реакция! Вы слишком медленные…

(Словно у вас чугунный позвоночник…)

— Удивительно, как вы вообще сумели выжить в этом мире до сегодняшнего дня… Х-х-хххх!!! ХХ-хххрррр!!!

Это произнес невероятно скрипучий голос, резанул по барабанным перепонкам, словно бритва.

И что это за «хххррр»? — как некий огромный рот собирается вкусно харкнуть, только этот звук все равно казался значительно более резким и сухим — пронзительным, как…

Лозинский больше не двигался, однако пытался определить расстояние до владельца этого гнусные голоса, он когда-либо слышал в жизни.

— Я это выбрасываю, — сказал Лозинский, медленно отводя руку с отверткой в ​​сторону и разжимая пальцы.

Когда и звякнула о паркет, хирург быстро развернулся к гостю, одновременно перенося вес тела на левую ногу, а правую сгибая в колене, чтобы нанести удар…

Но когда нога выпрямилась и должна была достичь цели — она ​​просто рванулась, не встретив никакого препятствия на своем пути… И Лозинский, потеряв равновесие, упал на пол.

Падение оглушило его, как удар по голове.

Впрочем, что-то говорило ему, что основной причиной этого досадного промаха был вовсе не он, хотя, конечно, он постарел, еще как. Падая, Лозинский успел заметить что-то серо-желтое, гибкое и быстрое, какую невероятно тощую существо, похожее на человека. Хотя, скорее, на гигантского двуногого паука, передвигался с непостижимой скоростью и какой-то даже сюрреалистической грацией. Неизвестное животное двигалось слишком живо.

Лозинский прохрипел брань и снова потянулся за отверткой, лежавшую в метре от него. И тотчас на руку опустилось что-то странное, отдаленно ассоциировался с человеческой ногой. Затем снова послышался тот же режущий звук, словно скребли тупым гвоздем по стеклу.

… ХХХ-хххх-ррррхх!!!

Лозинский невольно приложил ладонь свободной руки к уху.

— Все, хватит… Я… — он собирался сказать это впервые в жизни, — я… сдаюсь… сдаюсь! — рявкнул через силу. — Слово офицера… Больше никаких штучек… Я хочу встать…

Он секунду смотрел на гротескную ступню, которая придавила его руку, на желтоватую шелушащиеся кожу, к которой прилипли кусочки влажной земли и засохла травинка…

Наконец ступня отпустила его руку.

В трех шагах перед ним стояло нечто, одновременно напоминало и человеческую мумию, и двуногого паука, и дерево с какой-то далекой планеты — бродячий ужас с кошмаров полоумной ребенка…

— Я пришел тебя убить, Добрый Доктор!..

Прячась в густой листве, Герман просидел около двух часов на дереве, наблюдая за окнами квартиры Лозинского. Старый обширный каштан, служивший ему наблюдательным пунктом, рос шагах в тридцати от дома хирурга.

Была уже около половины первого ночи, но, несмотря на позднее время, то не появлялся. Видимо, где-то задерживался.

Моросил противный дождь, усиливаясь время к ливню.

Однако Герман не чувствовал ни дождя, ни ветра — ничего. Впрочем, отсутствие этих ощущений он тоже не замечал.

Просачиваясь сквозь крону каштана, вода лилась тонкими струйками на его тело и, минуя изгибы и впадины, беспрепятственно падала вниз, словно Герман был только веточкой дерева или странным наростом на его стволе, обладающий собственным умом.

Он неотрывно следил за окнами хирурга Лозинского. Тот придет сам или кого-то приведет? Очевидно, врач был одинок, может, разведен. Даже с такого расстояния Герман видел грязные окна его квартиры и небрежно засунуты мяты шторы… — окна одинокого мужчины. Окна так неуловимо похожи на его собственные — не снаружи…