Александр Варго - Прах [сборник]

– Этого не может быть… – повторила Иришка, поразившись надломленности своего голоса.

– Потерпите, – сбросив часики в карман пальто, Паха нервно облизнул тонкие губы. – Я за подмогой…

– Нет! – извернувшись, правой рукой девушка схватила его за кожаный погон на куртке. – Пожалуйста… не бросай меня…

Глаза несостоявшегося грабителя метались, выдавая нестерпимый градус страха. Едва ли не большего, чем сотрясал саму Вяхиреву. Челюсть паренька ходила из стороны в сторону, пальцы тряслись.

– Попробуй еще раз… – пережив внезапный приступ жара и головокружения, попросила Ирина. Обмякла, едва не слившись на пол подтаявшим мороженым, но парнишка удержал. – Отключи его… попробуй…

– Да отключен он! – взвизгнул Паха.

– Да хера с два! – прокричала Ира прямо в его лицо, в эпицентр запахов табака, семечек и пота.

Железные зубцы валиков продолжали ощупывать ее кисть, будто готовились к сеансу хиромантии. Впивались в основания пальцев, ладонь, запястье. С чудовищно-сонной бережливостью, словно не хотели причинять лишнюю боль. При этом медленно проворачиваясь и затягивая все глубже. Пачкая манжету модного бежевого пальто, из оконца на бетонный пол срывались вязкие алые бусины.

Паха отступил на шаг и стиснул кулаки.

Сдвинулся влево, вправо, с хищным прищуром заглянул за заднюю стенку. Осмотрел фасад банкомата так, словно тот был гнидой из враждебной группировки. В глазах парня проступило то самое страшное, чего изначально Вяхирева и опасалась – нечеловеческое, дикое, с легкостью доказывающее постулаты о чудовищах внутри людей. В сердцевине его будто раскачивался маховик, остановить который будет невозможно ни силой, ни уговорами.

А затем парнишка по имени Павел снова поступил самым простым и доступным для себя способом решения проблем. Отскочив еще на пару шагов, он взял короткий разбег и со всей силы пнул банкомат в гладкий зеленый борт.

– Давай, блядина, вырубайся! – взвизгнул «спаситель», снова саданув по борту подошвой кроссовка.

Машину качнуло, неохотно сдвинуло с места, подвернуло. Руку Вяхиревой изломило так, что она опять закричала в полный голос. Но не успела Иришка обрушиться на малолетнего идиота, вздумавшего избить банкомат, пока ее рука находилась в железном прикусе, как…

Шкаф «Сберегательного Накопительного Русского банка» зарычал.

Не издал звук, похожий на рычание. Не заскрежетал и не загудел. Он зарычал так, как это делает раздраженный июльской жарой тигр в зоопарке. Как массивный бойцовский пес, загнанный в угол подворотни. Как нечто живое, плотоядное и не менее опасное, чем двое уголовников на пустынной парковке.

Паха застыл в нелепой позе и от удивления икнул – громко и пронзительно. Ира, сотрясаемая болью, оледенела. Ее руку теперь простреливало до самого плеча, но физические муки уже не казались самыми важными. Вяхиревой стало страшно, нестерпимо страшно. Настолько, что она была готова отрубить себе кисть, лишь бы оказаться как можно дальше от этого проклятого подвала…

– Это чо ща было?! – ошалело спросил Паха, глядя на банкомат так, словно тот был заминирован.

– Пашенька… родной… – пролепетала Ира, из последних сил удерживаясь, чтобы не оплыть на пол безвольной тушей. – Только не убегай… разбить… разбить его нужно.

– Разбить? – сонно повторил парнишка, а затем его светлые брови поползли на лоб. – На *** такие идеи. Вы хоть представляете, какой за это срочина светит?

– Да в жопу твой срок, – хрипло простонала Вяхирева, изворачиваясь так, чтобы взглянуть парню в глаза. – Все оплачу… свидетелем буду… только разомкни, Бога ради, эту блядскую щель!

Глаза застилали слезы, а в ушах ревело, как при пробоине в трюме корабля. Красный зрачок видеокамеры банкомата, казалось, смотрел на пленницу с показным сочувствием. В голове бились сотни мыслей, не находивших ответа: где охрана, почему в банк не поступил сигнал тревоги, как автомат может работать без подключения к электросети?

И что за рычание, ради всего святого, они только что слышали?!

Теперь Вяхирева почти висела на фасаде железного шкафа. Рука ее, потерявшая чувствительность до самого локтя, изогнулась под очень странным и опасным углом, позволив девушке опуститься на колено.

Кисть и запястье словно стерли волшебным ластиком, предварительно вколов слоновью дозу лидокаина. Упершись в раззявленные шторки, набухшая кровью манжета пальто начала морщиться складками – след от часиков на коже уже скрылся в голодной щели банкомата.

– Он меня всасывает… – всхлипнув, добавила Иришка и неожиданно улыбнулась Павлу. – Представляешь?

И поразилась: куда только делось острейшее желание вопить и сражаться, куда делись мгновенно пересохшие слезы? Паха шумно сглотнул и хрустнул тонкими разрисованными пальцами. Осмотрелся, на миг заставив Иру подумать, что решил сбежать.

Но тот почти сразу рванулся в отгороженную зону, где хранились дворницкие инструменты. Сорвал предупредительную ленту, схватил и тут же отбросил лопату. Выдернул из стойки железный ломик-ледокол. Потряс им, словно острогой, и ринулся обратно к банкомату.

Бежал Паха дурно. Прицельно, решительно, будто хотел с разбегу таранить, но в раскоряку, разболтанно. Только и успел крикнуть:

– Отвернись!

А затем подскочил к «бабломёту» и, не дожидаясь, пока охнувшая Ирка спрячет лицо за воротником, с размаху шибанул по зеленой боковине, будто в лапту играл.

Иришка ждала лязга. Колокольного грохота и звона битого стекла. Но вместо этого по подвальному холлу прокатился странный глухой звук, будто ударили по чему-то костяному, словно черепаший панцирь. Или скорлупа, очень прочная и вовсе не полая.

Паха выматерился, фыркнул, размахнулся и ударил еще раз, теперь оставив на углу агрегата внушительную вмятину. Банкомат снова ответил костяным эхом. А затем запоздало завибрировал от основания до видеокамеры, заставив раздробленные кости Вяхиревой отплясывать в унисон. Девушка снова закричала.

Продолжая брызгать слюной, парнишка перехватил лом, будто метательное копье. Подскочил сбоку, зарычал и обеими руками вогнал лом в жестяной борт. Сбоку, на уровне того места, где прятался втягивающий механизм; даже не подумав, что в случае успеха может запросто пригвоздить и израненную кисть Вяхиревой…

Та еще раз вскрикнула, ожидая скрежета пронзенного листового железа. Но железный прут с топориком на конце вдруг с липким хлопком утонул в массивном теле банкомата, словно то было слеплено из пластилина или гигантского куска сливочного масла.

Паха, по инерции провалившийся вперед, едва не разбил нос о зеленый угол. Устоял на ногах, отстранился, все еще держась за свое грозное оружие, и в полнейшем непонимании уставился на утопленный в автомате лом.