Тим Пауэрс - Три дня до небытия

– Пять минут назад проехали Эхо-парк, – голос Раскасса теперь, казалось, рождался из колебаний воздуха, независимо от радиодинамика. – Сейчас мы на 101-й трассе, скоро минуем Пассаденское шоссе. Еще несколько минут. А что с плитой Чаплина? И почему… вместо нее не подойдет, скажем, плита Ширли Темпл?

Маррити понял, что так раздражало его в речи Раскасса – он говорил пятистопным ямбом.

– Плита, – объяснил он, – своего рода петля времени: в сочетании с машиной она действует как катализатор, облегчает выход из временного потока. Моя сестра Мойра в 2003 году добилась в суде, чтобы мне запретили приближаться к ее дому – она убедила всех, что я опасный алкоголик! – но однажды, когда ее не было дома, я проник в ее дурацкий дом и нашел несколько писем Чаплина к Грамотейке, написанных в 1933 и 1934 годах.

Он усмехнулся своим воспоминаниям.

– Кажется, у них были романтические отношения. Грамотейке в 33-м был всего лишь тридцать один, а Чаплину…

– Да черт возьми! – перебил голос Раскасса. – Как плита может быть петлей времени?

– Ну ладно, ладно, – Маррити нахмурился, но вернулся к теме: – Ну, Чаплин в 33-м находился рядом с Грамотейкой, когда она совершила прыжок в прошлое, и тоже на мгновение выпал из временного потока. Он очутился в своем теле 1928 года, когда оно стояло во дворе Китайского театра рядом с Мэри Пикфорд и Дугласом Фэрбенксом, погрузив ладони во влажный цемент. Миг спустя он вернулся в сарай Калейдоскоп в 1933 году, но… – Маррити пожал плечами, – отпечатки рук 1928 года оставил Чаплин из 1933-го. Плита самим своим существованием нарушает последовательность времени.

– Мы только что свернули на Пасаденское шоссе, – сообщил бесплотный голос Раскасса.

Все в том же пятистопном ямбе, отметил Маррити. Руки у него дрожали, и он сложил их, словно в молитве.

После того как автобус остановился у помятой машины и Маррити помог Гольцу перебраться в него, голос Раскасса из автобусной рации велел шоферу возвращаться в Голливуд за Шарлоттой Синклер, и Маррити еще раз отметил, что Раскасс вещает пятистопным ямбом.

Автобус припарковали на холостом ходу в полосатой тени пальмы в дальнем углу стоянки «АльфаБета» на углу Пико и бульвара Ла Сьенега, внутри работал кондиционер, а Шарлотта растянулась на сиденьях слева, сразу за шкафчиком с головой Бафомета, и, сонно моргая, смотрела глазами расположившегося через проход старого Маррити. Сидевший рядом с ним Гольц бессильно привалился к окну, и Маррити, поглядывая на него, видел мертвенно-белое пухлое лицо за реденькой бородой. Тело Раскасса, как полагала Шарлотта, так и лежало на диванчике в конце салона, но туда никто не смотрел, а сил спросить у нее не было.

Она собиралась нащупать в сумочке полпинты бурбона «Уайлд Теки», когда глазами Маррити увидела, как стрелка на электронной спиритической доске качнулась к букве Т в верхнем правом углу. Никто, кроме нее, этого не заметил.

Голос Раскасса прозвучал из пустоты за спиной водителя.

– Пол верно говорит. Нам нужна эта Дафна.

Шарлотта подскочила от неожиданности и пожалела, что никто не смотрит назад.

«Спокойно! – сказала она себе. – Если Раскасс может проецировать свое сознание, то почему бы ему не проделать тот же трюк с голосом?»

Она медленно вдохнула и выдохнула.

В автобусе сегодня пахло, как в трущобном туалете: хлоркой и экскрементами. Чтобы отогнать мысль о юноше, которого она помогала заманивать прошлой ночью, Шарлотта сосредоточилась на том, что говорил бестелесный голос.

– Ребенок-то вам зачем?

Никто не ответил, зато взгляд Маррити развернулся к ней. Шарлотта хотела знать, не нужно ли освежить помаду: когда ее забирали из дома, никто прямо на нее не посмотрел, а сейчас ее голова виделась ей лишь силуэтом на фоне светлого окна позади нее.

– Дафна, – ответил Маррити, – сожгла фильм Чаплина.

Он говорил пустым, бесцветным голосом, и Шарлотте захотелось, чтобы Гольц взглянул на него.

Но Гольц уставился на свои скрюченные на коленях руки.

– Нам нужен этот чертов фильм, – проговорил он. – Нам нужно двигаться и в стороны, а не только вперед-назад.

– Эти двое собираются отвезти ее в Палм-Спрингс, – продолжал Маррити, – и каким-то образом добиться, чтобы она никогда не существовала. А я потом не буду помнить ни о ней, ни о том, что здесь было.

– А… – только и сказала Шарлотта.

И я не вспомню, подумала она. Наверное, и это тоже возможно – удалять людей из вселенной.

Она похожа на ту, какой я была когда-то.

Шарлотта помнила рассказы, которые она слышала, об аномалии, якобы оставленной Эйнштейном в Палм-Спрингс, – аномалии, способной сократить линию жизни человека, как будто его никогда и не было.

А я ей сегодня помахала, потому что она похожа на мою… мою «маленькую дочурку», на мое юное, неиспорченное я. Две маленькие девочки – одна должна исчезнуть, буквально не оставив следа, другая наконец обретет жизнь.

– А теперь вы, мистер Маррити, – прозвучал в воздухе бестелесный голос, – прошу вас, откройте шкафчик, который видите прямо перед собой, – голос Раскасса звучал неестественно, словно кто-то скрипичным смычком играл на ксилофоне. – Ну, открывайте, он не заперт.

– Эта чертова башка ничего не знает, – буркнул Гольц из-за плеча Маррити. – Сколько раз мы ее просили найти дочь Эйнштейна?

Поле зрение Маррити рывком сдвинулось вверх: старик встал и перевел взгляд на ручки шкафчика, сделанные в виде латунных конусов.

– В прошлый раз, когда я был здесь, – срывающимся голосом заговорил Маррити, – девятнадцать лет назад по моим часам, вы держали здесь ту черную голову.

– И сейчас держим, – сказала Шарлотта, переключаясь на зрение водителя, который размеренно переводил взгляд туда-сюда: то в зеркало заднего вида, то на пустой тротуар перед автобусом. Так ей было спокойнее, чем смотреть на проклятую голову.

Но шкафчик за спиной у водителя все же был прямо перед ней, и она услышала щелчок и скрип открывающейся дверцы, уловила запах – шеллака, пряностей и старой обуви.

– Спасибо, – звонко произнес Раскасс, – а теперь, прошу вас, скажите ей: «Найди меня».

– Найди меня, – озадаченно повторил Маррити.

И Шарлотта снова услышала шепот головы. На сей раз та говорила одним голосом. «Два дня я сидел рядом со своим телом, глядя на дыры в моей груди».

Голова это уже говорила, вспомнила Шарлотта.

– Спасибо, что сообщил, где их искать, – произнес голос Раскасса. Шарлотта недоуменно нахмурилась, но тут же припомнила, что духи живут в обратном направлении. Раскасс, надо полагать, пытался получить ответ на вопрос, которого еще не задавал.

Вздохнув, она переключилась на зрение Маррити.

Теперь она смогла увидеть, как поблескивают на солнце отполированные черные брови и серебряные накладки на щеках и челюстях. Судя по углу зрения, Шарлотта поняла, что Маррити так и остался стоять.