Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

Кароев, с бешенными глазами, забрызганным кровью лицом выскочил прямо на Аслана. Толкнув его в сторону, он рванул во второй салон с криком:

— Э, кто-нибудь летал?! Может управлять самолётом?

На борту таких больше не было, и сам Кароев прекрасно знал об этом, но… А те трое, которые могли — были мертвы. Аслана вдруг прострелило:

— Ильхан! Немец! Немец — пилот!

— Где он?!

— В заднем ряду! — и опираясь на стену, рванул назад.

Немец сидел вцепившись в кресло побелевшими пальцами. Аслан заорал ему из начала салона:

— Брат, вставай, пошли! Давай быстрее!

К чести Берндта, тот не мешкал. Дрожа всем телом, немец, цепляясь за кресла, пошёл к Аслану.

— Что случилось? Что? — стуча зубами, твердил Берндт. Бойцы подхватили его под руки и повололкли, расталкивая других в проходе. Аслан успел сказать:

— Пилоты мёртвые. Иди, сделай хоть что-то, во имя Аллаха!

Затем, понимая, что катастрофа уже неизбежна, Алкоев пробрался на свой задний ряд, сел, пристегнулся, нагнул голову к коленям и обратил свои мысли к Богу.

Меж тем, Рауса втолкнули за штурвал.

— Майн гот, майн гот! — бормотал человек, от которого зависело теперь когда и как они погибнут. — Я никогда не управлял «Боинг»!

— Давай, давай, дорогой! Выровняй его! — навис над ним Ильхан Кароев.

— Уберите его! — кивнул Берндт на труп второго пилота и Ильхан схватил тело за воротник. Лайнер трясся, словно в агонии, земля неумолимо нарастала в лобовом стекле. Чуть выше разворачивался самолёт Катырова, но его пилоты уже ничем не могли помочь терпящим бедствие. Выходила ситуация, как если бы граждан, явившихся на концерт камерно-струнного оркестра, вдруг схватили, и невзирая на их отговорки, усадили за инструменты в отсутствие самих музыкантов и под дулами заставили играть Бетховена. Неважно, какую сонату. Суть в том, что никто из людей, находившихся на этом борту, абсолютно ничего не представлял себе о том, как управлять судном. Включая и Рауса. Ведь управление вертолётом и магистральным лайнером — вещи разные. Очень разные. И когда Кароев скинул тело второго пилота на пол, к болтающимся там трупам Ладыгина и Василия, и плюхнулся на него, Раус потянул штурвал не в ту сторону. Он действительно ничего не знал о том, как управляется этот монстр.

Через несколько минут огромная туша лайнера, переваливаясь с крыла на крыло, и ревя неуправляемыми турбинами, зацепила кромки деревьев. От этого самолёт в последние секунды развернуло, и невероятные силы разломили его практически пополам. Хвост и половина заднего салона, успев перевернуться в воздухе, снося стволы, рухнула в болото. Аслан потерял сознание ещё до этого, и прижатый к своему креслу, обмяк. Придёт в себя он нескоро, но видимо, Аллах всё же услышал его мольбы, и, услышав, отстрочил его конец. Хотя — это ещё как посмотреть. Если бы знать заранее, что ему предстоит, то можно рассудить и иначе — бородатый дедушка пошутил. Но пошутил зло — наверное, Аслан Алкоев был у него всё же в чёрном списке.

Передняя часть фюзеляжа, разбрасывая вокруг себя тела, багаж, обломки и заливая всё вокруг вспыхнувшим топливом, прочертив за собой глубокий след, рухнула за сто метров от хвоста. Волею судеб, обломки передней части самолёта упали в топкую часть болота, и пока Алкоев находился без сознания, их практически засосало в чрево болота. Аслан выжил один. Но он об этом ещё не знал…

Превозмогая себя, Аслан Алкоев выполз на островок, поросший ярко-зелёным, мягким мхом и поцеловал землю. «Слава Всемогущему!» — скорее подумал, нежели пробормотал он и отрубился. Над одиноким человеком распростёрла свои крылья сгущающаяся с каждой секундой ночная тьма. Ночь принесла с собой холод, пронизывающий тело сквозь мокрую одежду, и туман, окутавший передёргивающегося в забытьи Аслана. Пробегали судороги, Алкоев тряс головой, что-то бормоча. Но понемногу, его, пережившего свой самый лютый кошмар, обволок сон, и сознание Аслана проваливалось в него всё глубже и глубже. Отрывочные картины из прошлого реального и чего-то абсолютно нематериального лихорадочно кружили в танце, закручивая угнетённое сознание. Вставали тени, манили, баюкали, предостерегали. В какой-то момент, не осознавая, спит ли он всё ещё или уже бодрствует, рывком он сел. И осмотрелся. Сердце бьётся, словно собирается выскочить из груди чтобы исправить досадную ошибку Создателя.

Ночь… Абсолютная тьма. Такая, какую лишь можно встретить в лесу. Далёкий свет звёзд не светит, он лишь пугает, заставляя разум думать о невероятных расстояниях Вселенной и своём одиночестве в приложении к ним. Медленно глаза привыкают к темноте, и вот уже начинают различать её оттенки. Но видеть они не могут, и оттенки начинают тоже пугать. Так это сон?! Или нет?

— Тебе виднее. — цинично заявил голос, возникнув в голове Аслана, разрывая относительную ночную тишину на части.

— А! Кто тут?! — нервно обернулся на голос Аслан, вскочив на четвереньки. Странно, но вывернутая рука не болела.

— Да я, я. — зашуршали камыши и перед лицом Аслана загорелись два зелёных глаза. Больших в темноте, но вполне человеческих.

— Кто — ты? — трясясь, спросил Аслан и зашарил рукой по бедру, пытаясь нащупать нож. Ножа не было.

Глаза моргнули, послышался звук чиркающей спички о коробок, и огонь снизу осветил мерзкое рыло: крючковатый загнутый нос, глаза с выдающимися костяными прыщавыми надбровьями, пупырчатый лоб. Ну, и рожки. Небольшие такие. Как у козлёнка. Дети так делают, пытаясь напугать друг друга в темноте.

— УУ! — ухнуло рыло, резко подаваясь к Аслану, и тот, отпрянув, плюхнулся на пятую точку.

— Шайтан! — наставив палец на морду ночного визитёра, сделал вывод Алкоев.

— Да как тебе комфортнее, так и называй. — изрекла морда, вслед за которой из камышей выползла и туша, ей принадлежащая. Туша гротескная — белёсое прыщавое тело, складками, хвост — наподобии крысиного, короткие передние ручонки (лапы?) — какими их изображают у особо агрессивных динозавров, и задние — коленками назад. С копытами.

Порывшись где-то в районе хвоста, гадина выудила пачку папирос, умелым движением выщелкнула одну, и помяв в узловатых пальцах наподобие того, как мнут косяк с планом курящие это зелье люди, закурила, смачно выдохнув дым. Затем, вроде как спохватившись, резко протянула пачку Алкоеву:

— Будешь?

Курить захотелось ужасно, но угощаться «беломориной» у болотного шайтана — это уже за гранью добра и зла, да и неизвестно — что там за табачок, и потому Аслан плюнул в мерзкую харю:

— Уйди, поганый!

Гость утёр морду своей ручонкой:

— Ну, как знаешь. Не извиняйся — я уже привык к вашей дури. — и, почесав задницу, добавил. — Хотя, на твоём месте, я бы не торопился с поспешными выводами. Положение у тебя, дружок, неважное. Ох, неважное… Вот, к примеру — ну, чтоб завязать беседу — ответь-ка мне на один вопрос: вот ты как считаешь, живой ты, или, скажем, уже нет? А?