Pferd im Mantel - Очищение молитвой [Неоконченное]

Поэтому, желая оттянуть неизбежное и злясь на себя и этот страх, Аслан курил в стороне. Тут-то, лоб в лоб, он и столкнулся с полётной бригадой своего, назовём его так, рейса. Бригада была русская: два пилота, в годах уже, усталые, серые лица. Молодой бортинженер, тощий, высокий, нескладный, форма на нём висит — однозначно, что-то не так со здоровьем, подумал, глядя на него Аслан. Хотя… с плохим здоровьем к ним — туда — не берут, значит, конституция такая. И две бортпроводницы — женщины в годах, тоже осунувшиеся, усталые. Видно — люди не спали, и снова в полёт. Это нехорошо, если так. Дополнительный фактор…

Глядя на курящих Аслана с Дамиром, старший из пилотов — видимо командир — подошёл к ним. Аслан сразу заметил: пиджак накинут на левой плечо, а лётчик баюкает замотанную кое-как полотенцем или чем-то там руку.

— Слушай, любезный, дай закурить, а? — обратился к Аслану пилот.

— Пожалуйста. — протянул ему пачку, выщелкнув сигарету, Аслан. — Ты с этого самолёта, да?

— Ага. Командир экипажа. Кирилл. — протянул ему правую ладонь лётчик и Аслан пожал её.

— Аслан. А это — Дамир. Что с рукой? — кивнул на неё Алкоев.

— Ты не поверишь. — глубоко затянувшись и выпустив дым, ответил тот. — Какой-то… придурок в туалете напал. И, блядь, укусил. Укусил, понимаешь?

Аслан кивнул, мол, понятно. Затягиваясь, командир продолжал:

— Чаем напоили так, что еле до уборной добежал. Я только к писсуару, а этот… мудак — сзади. Толи накркоман… наверное, да, наркоман. А кто ещё? Весь какой-то задрипанный, помятный, обдроченный, морда дикая, глаза не мигают… И вялый какой-то, координация движений — никуда. Я его, в общем, оттолкнул, тот отлетел — и снова на меня. И вот, — показал он замотанную руку, с кровавым расплывающимся пятном под тканью, — куснул, сука!

— Война, отец. — щёлкнув в сторону окурок, пояснил своё видение произошедшего Халдаев. — В такое время у людей крышу сносит. Я тебе говорю — я знаю. И наркоманом не надо быть — разум потеряешь.

— Ты как — лететь сможешь? — задал волнующий его уже вопрос Аслан.

— Да херня. — отмахнулся лётчик. — Сейчас вон поднимемся на борт, и девчёнки, — кивнул он на кутающихся в форменные кители стюардесс, — обработают. Буду как новый. И доставлю вас, вояки, лучшим образом — прямо в пекло. Пошли, у нас коридор не вечный. С нами охрана пойдёт — истребители из Гудермеса, так что… Пошли.

Поднимаясь по ступенькам эскалатора в пугающее чрево самолёта, Аслан припомнил сегодняшний разговор с отцом и то, что ребята из «нефтяного» — Ванькины друзья — о ходячих мертвецах рассказывали, и разум тут же соотнёс все эти разговоры с только что увиденным. Но, будучи прагматичным чеченцем, Аслан тут же погнал эти мысли прочь — сказки это всё. Война — она всё объясняет.

Лётчики направились к себе в кабину, а Аслан — в хвост. Изучая вопрос, он знал, что хвост — наиболее безопасное место в самолёте, хотя о какой вообще безопасности тут может в принципе идти речь?! Четыре метра ширины — и через очень короткий промежуток времени эта кишка по воле Аллаха поднимется в небо на несколько километров. Помоги Аллах! Аслан протолкался через хохочущий и галдящий салон в самый хвост, где, чудесным образом, пустовала пара кресел, и, тяжело выдохнув, уселся рядом с человеком, которого видел впервые — лет сорок, доброжелательное выбритое скуластое лицо, аккуратная короткая причёска, куртка от Paul&Shark, на руке — неброские, но однозначно дорогие часы. Русский?

— Здравствуйте. Я тут сяду? Аслан. — протянув мужчине руку, поздоровался он.

— Guten morgen! — привстал, протягивая руку, тот. — Я — Берндт. Берндт Раус, аус Дюссельдорф, Дойчлянд. Германия, да?

Аслан сел и тут начало происходить то, чего он больше всего не любил — сосед начал болтать. Тот начал болтать, перемежая немецкую речь нескладной русской, а Аслан — начал бояться. Так продолжалось минут пять, потом Аслан положил свою тяжёлую ладонь ему на руку:

— Слушай, давай перестань говорить сейчас, да? — и добавил, извиняясь, увидев, как немец опешил, — Очень летать боюсь. Нервничаю, понимаешь.

— А я, я! — закивал Берндт. — Их ферштейн, да, я — понимать. Но страх не надо — самолёт зер гут, очень карош. Новый, да. Ты, Аслан, — похлопал его по руке немец, делая ударение в его имени на первую букву, — мне верить: я сам есть пайлот, flieger… Auf dem Hubschrauber, как сказать это… лечу на вертолёт. Ферштейн?

— Вертолётчик, что ли? — посмотрел на него Аслан.

— Я, я! Фертольотчик, рихтих! — закивал тот. — Мой Робинсон Рейвен, дома, ин Дойчлянд! Я говорю — гут флюгцойг, карош «Боинг». Аллер вирд гут зейн! Всё будет карошо. Фюрхте нихт, не бойсь!

— А тут что делал, у нас? — начал задавать вопросы Аслан, пытаясь унять шемящее чувство страха.

— А! Тут я быть… ин дер динстрейс, рабочий поездка, так? Работа — инжинир нах дер эрдойльляйгунген, нефтьтруба, я? Понимаешь?

Аслан, хотя и не понял ни черта из его объяснения, кивнул.

— Бил в Чьечнья у вас один, — показал Берндт указательный палец, — мьесятс, да? И тут — бааа! Дер криг, Майн Готт! Герр Катыров мне очень, очень помогайт. Но я не знаю, как домой. Война.

— Не переживай. Сядем в Москве, оттуда уже к себе домой спокойно полетишь. — попытался успокоить его Аслан.

— Но, нет! Нет! — взвился на своём сидении, взмахивая руками Берндт. Ребята, сидевшие впереди, недовольно обернулись. — Ты дольжен понимайт, это очень большой война, Аслан. Не как раньше. Ваш Волькофф… бомбить Ньюёрк унд Ландон мит нуклеир ракетен, так? Это мировой война. Больше нет флюгцойг польёт в Еуроп. Аллес!

— Да успокойся ты. Что ты. Вроде бы пока тихо…

— Никак тихо, найн! Я звониль в Германия час назад, и там… альпдрюк, кошмар. Все бегут из города, всё встаёт, никак не тихо в Германий, Аслан! Наш страна в НАТО, значит мы тоже уже в войне, ферштейн. И это плёхо, но самый плёхо что против вас в войне, я? Мы в Германия не иметь ничто против Руссия, да? Руссия унд Дойчлянд — фройндшип, дружим. Это гут. Я быть в Руссия много раз и я знать как карош ваш страна и человьек… люди, я? Мы не должен быть в войне… цвишен… между мы, Руссия и Германия. Вот.

Аслан погрузился в слух, пытаясь разобрать и понять такое сложное построение мыслей Берндта на двух языках. В это время лайнер вырулил на полосу, взревел турбинами и спустя несколько секунд рванул с места. Ускорение вдавило Аслана в кресло и тот обратил все свои мысли к Аллаху, сложив ладони лодочкой перед носом. Но ничего не произошло, и «Боинг» плавно оторвался от полосы. Аслан смотрел в иллюминатор, пугаясь того, как быстро уменьшается в размерах всё, что осталось на земле. Поднявшись, самолёт начал разворот, и тут заговорил командир:

— Дорогие друзья, приветствую вас на борту нашего судна. Я командир экипажа Кирилл Игнатьевич Ладыгин, и этот рейс для меня немного необычный. Наш самолёт экипаж никогда не были задействованы, как военный борт, но могу вас заверить, полёт пройдёт так, как у нас принято — спокойно и согласно расписания. Сейчас мы ложимся на наш курс, полёт пройдёт на высоте семь тысяч метров. Если вы посмотрите в иллюминаторы правого борта, Вы увидите наше сопровождение — боевые истребители, которые будут охранять наш полёт до порта приземления. Мы идём предварительно в Жуковский, расчетное время посадки — шесть тридцать — шесть сорок по московскому времени. — тут командир сделал паузу, а затем добавил. — Ситуация такова, что на нашем борту сегодня не совсем обычные пассажиры и груз, поэтому, хочу вас предупредить. Если хотите — курите, чего уж там. Но помните, что в грузовом отделении, и будьте аккуратны. Самолёт господина президента следует точно за нами. Если будут какие-то вопросы и нужды, прошу обращаться к нашим бортпроводницам. Спасибо.