Александр Ростовский - Каннибальский сахар

Знал ли тогда молодой Виктор Стабс, что продаёт душу дьяволу за этот значок, который вскоре станет столь тяжёлым бременем? Конечно нет, он не мог знать, что спустя несколько лет всё может перевернуться с ног на голову.

Как и в любую другую ночь, подобную этой, когда Виктор стоял на этом мосту, он не замахнулся и не швырнул что есть сил свой значок детектива, чтобы услышать, как тот плюхнулся в воду, и чтобы знать, как он пошёл ко дну. Вместо этого Виктор положил его обратно, во внутренний карман плаща, а затем направился к своему старенькому бьюику, припаркованному у обочины.

Уже было за полночь, когда Виктор вернулся домой. Перешагнув порог, он захлопнул за собой дверь, повесил плащ в прихожей и направился прямиков в спальню, скинув по дороге рубашку. Он громко плюхнулся на кровать. В голове вновь завертелись мысли, но уже другие – о Билле Свонсоне и Салли Лэндол. О самоубийстве членов Cannibal Sugar. Эти два дела наверняка были как-то связаны. Но как? Имеющихся деталей было недостаточно, чтобы дать хоть приблизительный ответ на этот вопрос. «Может, музыка ответит тебе на него», – услышал Виктор голос в своей голове, голос маленького мальчика с фермы Картеров. Он не слышал его уже много лет, и с непривычки его сердце забилось быстрее. Виктор поднялся и вышел в гостиную. Среди ночного мрака он уловил тусклое свечение. Это светился дисплей стереосистемы. Виктор, заснув, забыл её выключить днём и так же не выключил вечером, в спешке покидая дом. Он подошёл, убавил звук, чтобы соседи не закатили истерику посреди ночи, и нажал кнопку Play. Вновь зазвучала барабанная долбёжка и гитарный скрежет. Виктору показалось, что эта песня мало чем отличается от той, что он слышал сегодня днём. Вот только текст, исполняемый низким рычащим голосом, был другим.

Рождённые во тьме

Среди никого,

Мы существуем одни,

Внутри только тьма

Кроме тьмы ничего

Виктор опустился на диван, скрестив руки на груди. Идея, искать зацепки в песнях, выглядела бредовой. Мелодия, если её таковой можно было назвать, будто пыталась выдолбить дыру в голове, чтобы напрямую добраться до мозга. И казалось, что это у неё получается. Она медленно затягивала, доставляя какое-то извращённое удовольствие.

На себе её власть

Ощутишь в полноте,

Когда ты проснешься,

Когда ты поймешь,

Что один в темноте

Виктор нашёл смысл песни близким себе в данной ситуации. Он тоже был один, окружённый полуночной вязкой тьмой.

ТЬМА-А-А-А!!!

Мы были вечно её рабами.

ТЬМА-А-А-А!!!

Впереди ничего,

Лишь тьма перед нами

Детектив почувствовал, как его веки тяжелеют, как на него мёртвым грузом наваливается усталость. Виктор прилег. Это было странно, но садистская по звучанию и по смыслу композиция убаюкивала, унося за собой в другой мир. Жестокий, мрачный, холодный мир. Мир боли.

Виктор заснул.

XII

Высоко над головой висело палящее июльское солнце. Вокруг царила полуденная тишина, нарушаемая стрекотом кузнечиков. Виктор стоял на мёртвом поле. Когда-то, кажется целую вечность назад, дедушка сказал Виктору, что на мёртвом поле нет никаких призраков, и бояться нечего. Возможно, так всегда и было… Но только не сейчас… Детектив не видел их, но чувствовал. Призраки людей, чьи причины гибели некогда расследовал Виктор. И сколько же их здесь было? Десятки? Может и больше. Виктору казалось, что они стоят здесь, на мёртвом поле, и неподвижно следят за каждым его шагом. Он брёл по высокой сухой траве, доходящей ему до колен. Сейчас поле выглядело даже больше, чем некогда виделось тому маленькому семилетнему мальчику. Виктор направлялся к одинокому деревянному кресту, что стоял на другом конце. И с каждым шагом трава на пути становилась выше, солнце жарило сильнее, а стрекотание кузнечиков становилось громче, что напоминало Виктору о песнях Cannibal Sugar, в определённые моменты даже угадывались ритмы.

Наконец Виктор добрался до креста, наспех сколоченного из двух досок, на пересечении которых выделялось темной овальное пятно. Детектив пригляделся к нему и понял, что когда-то на этом месте была фотография. Фотография того, кто лежит в этой могиле. Однако Виктору не нужна была фотография, чтобы понять… Он стоит на могиле своей матери. Но почему? Почему она здесь? Неужели старик Картер собственноручно похоронил тело своей дочери на своей же ферме? Виктор отогнал прочь от себя эти мысли. Его мать была похоронена на кладбище «Сейнт Лючия» в нескольких милях отсюда. «Там лежит лишь её тело, – вновь услышал он голос семилетнего мальчика, – а твоя мать, она здесь».

Он знал, ему пора идти дальше (Пора возвращаться домой, мама ждёт). По левую руку от него, в нескольких десятках шагов, находилось кукурузное поле. Виктор направился к нему. Когда он был ребёнком, стебли кукурузы казались ему огромными, а сейчас… Сейчас ничего не изменилось… Виктор вырос, и они выросли вместе с ним. Они стали ещё огромнее. И если в семилетнем возрасте Вик входил в их ряды с храбростью, то сейчас он не мог похвастаться тем же. От гигантской стены кукурузных стеблей исходило какое-то чувство тревоги, забравшееся детективу глубоко в душу. Ему казалось, что стоит только вступить на их территорию, как они обовьют его своими длинными стеблями и разорвут на части. Но он не мог отступить. Кто-то его ждал, там, по другую сторону (Пора домой, маме может понадобиться помощь). Виктор перешагнул границу. Он медленно пробирался сквозь заросли, раздвигая руками стебли, которые на проверку оказались такими же безжизненными как и всегда. Зловещая кукуруза не пыталась его убить, но Виктор слышал шёпот. Он слышал множество голосов, но не понимал, о чём они шепчутся. Лишь изредка раздавалось чьё-то тихое хихиканье. Виктор пробирался дальше, ряды становились всё плотнее, идти становилось сложнее, поле казалось бесконечным. В голове у Виктора пронеслось, что, возможно, это ловушка, из которой он не выберется никогда, и именно поэтому он чувствовал тревогу, перед тем как войти сюда. Но шепчущиеся голоса начали утихать. Наконец они совсем замолкли, когда Виктор отодвинул последний стебель и вышел за пределы кукурузного поля. Однако увидел вовсе не то, чего ожидал. Он не увидел большого дома, принадлежащего Картерам. Перед ним расположился городской парк Вест-Фронтира. Солнечный жаркий полдень сменился сумерками.

Виктор ступил на узкую заасфальтированную тропинку, пересекающую парк поперёк от начала до конца. Он медленно брёл, осматриваясь по сторонам, но кроме высоких деревьев, густо покрытых зелёной листвой, ничего не видел. В поле его зрения попала скамейка, стоящая впереди, с правой стороны. На ней, в одиночестве, опустив голову, сидела девушка. На том расстоянии, что Виктор стоял от неё, он мог разглядеть лишь светлый цвет её волос. «Шерри?», – пронеслось у него в голове. Почему бы и нет? Возможно, это она ждала его, ждала здесь столько лет, ждала в этом парке, по которому они когда-то любили гулять вместе. Детектив прибавил ходу. И с каждым шагом девушка всё меньше походила на Шерри. Подобравшись достаточно близко, Виктор узнал Салли Лэндол. Опустив голову, она рассматривала фотоальбом, на обложке которого было написано: «Один. Навсегда». Страницы его были обклеены фотографиями, запечатлевшими моменты из жизни Виктора. Из жалкой жизни детектива. Разумеется, он никогда не делал подобных фотографий.