Стивен Кинг - Томминокеры

В тот день он летел один из нью-йоркского Титерборо, направляясь в Бангор, где намеревался взять напрокат машину и на ней добраться до стационара в Дерри. Дело в том, что его пригласили для консультации к мальчику по имени Хиллман Браун. Это был любопытный случай. Профессиональный интерес и высокий гонорар, а также слухи об одном весьма и весьма неплохом поле для гольфа в Оронто – все это побудило его согласиться.

В тот день выдалась отличная летная погода, и сидеть за штурвалом было одно удовольствие. Бортовой журнал доктор, по своему обыкновению, вел кое-как, один радиомаяк пропустил, следующий сбросил со счетов как нерабочий. Нечаянно задел локтем указатель частоты и всю дорогу отклонялся от предписанной высоты в одиннадцать тысяч футов, поднимаясь до пятнадцати, опускаясь до шести и чудом никого не убив. Впрочем, по глупости он даже не сумел оценить этого блага.

Кроме всего прочего, он здорово отклонился от заданного курса и так, по стечению обстоятельств, очутился в небе над Хейвеном. Неожиданно ему в глаза ударил яркий солнечный зайчик, словно бы пойманный на гигантскую железную крышку от банки с кулинарным жиром.

– Что за черт?..

Он глянул вниз – и обомлел: на поверхности светилось что-то манящее. Разумеется, можно было бы полететь дальше и благополучно пережить очередной день лихачества (ну или столкнуться с набитым под завязку авиалайнером), но времени имелось с избытком, и любопытство взяло верх. Док заложил вираж и полетел обратно.

– А ну-ка…

И вновь блеснула ослепительная вспышка, в глаза полыхнул голубоватый серпик луны. По кабине пробежала серебристая рябь.

– Гос-па-ди!

Внизу, под самым самолетом, посреди серовато-зеленых лесов, лежал огромный серебристый диск. Рассмотреть его толком не удалось – объект промелькнул под правым крылом и исчез из виду.

И вновь, уже второй раз за день, Байли заложил вираж на высоте шесть тысяч футов. От такого маневра заболела голова, но летчик-любитель списал это на перевозбуждение. Первое, что пришло на ум: водонапорная башня; однако не далековато ли тянуть водные коммуникации из дремучего леса?..

Он вновь пролетел над загадочным объектом. На этот раз уже на две тысячи футов ниже. В надежде рассмотреть находку док сильно сбросил скорость – не всякий опытный летчик решился бы на такое, но добрый верный «Хоук» и это выдержал.

«Артефакт!» – подумал док, и дух захватило от этой мысли. Огромный артефакт в форме блюдца, застрявший в земле… А может, какой-то правительственный объект? Нет, ну был бы это спецобъект, так его бы закрыли камуфляжной сеткой. К тому же земля вокруг разрыта. С воздуха хорошо просматривалась траншея.

Байли решил еще разок пролететь над объектом – эх, рискнем! – и заметил, что с приборами творится неладное. Сердце замерло. Стрелка компаса по-идиотски нарезала круги, топливо скакнуло в красную зону, а альтиметр вдруг замер на отметке в двадцать две тысячи футов, задумался и упал до нуля.

Мощный мотор в сто девяносто пять лошадиных сил дал пробуксовку. Самолет нырнул вниз, сердце ушло в пятки, застучало в висках. Байли сидел, выпучив глаза, а перед ним крутились стрелки, вспыхивали датчики, зеленый перемежался красным, точно сигналы пигмейского светофора. Верещала сирена потери высоты, словно пытаясь докричаться до ошарашенного пилота: «Просыпайся, дурень, ты вот-вот врежешься в большой неподвижный объект под названием матушка-земля!» Впрочем, срабатывать ей полагалось при приближении к поверхности меньше чем на пятьсот футов, а Байли видел собственными глазами, что «ястреб» по-прежнему парит на четырех тысячах – может, немного выше. Электронный термометр, измерявший внешнюю температуру, скакнул с сорока семи на пятьдесят восемь, потом замер на пяти. Чуть-чуть подумав, он показал три девятки и запульсировал красными цифрами, здорово нервируя опешившего пилота, а потом окончательно вырубился.

– Да что ж это творится-то?! – возопил Байли, в немом удивлении наблюдая, как изо рта вылетел передний зуб и, очертив дугу, отскочил от индикатора скорости, а потом благополучно плюхнулся на пол.

Натужно кашлянул двигатель.

– Вот черт, – прошептал хирург. От страха он готов был наложить в штаны. Из пустой дыры в десне сочилась кровь. Сиротливой струйкой она стекала по подбородку, марая дорогую французскую рубашку.

Блестящая штуковина проскочила под крыльями и вновь скрылась из виду.

Движок затарахтел и умолк. Самолет начал падать. Забыв обо всем, чему его учили, Байли со всей силы потянул штурвал на себя, но безмолвствующий самолет, разумеется, не подчинился. Голова отяжелела и трещала по швам. «Цессна» стремительно теряла высоту. Четыре тысячи футов, три с половиной, три. Негнущейся рукой Байли слепо пошарил вокруг и щелкнул тумблером с надписью «Аварийный запуск». Авиационное топливо высокой пробы глухо забулькало в карбюраторе. Пропеллер дернулся было, но вновь замер. До земли оставалось две с половиной тысячи футов. «Цессна» низко пролетела над старой дорогой в Дерри – с такой высоты была заметна даже доска с расписанием служб перед методистской церковью.

– Дрянь дело, – прошептал он, до конца вытянул дроссель и вновь щелкнул по кнопке запуска. Двигатель кашлянул, пару минут поработал и опять заартачился.

– Нет! – закричал Байли. В глазу что-то лопнуло, засочилась кровь, стекая на левую щеку. В панике бедняга этого даже не заметил. Он вновь хлопнул по кнопке дросселя. – Ну уж нет! Ты у меня заведешься, гадина такая!

Двигатель взревел, пропеллер исчез, превратившись в клин отраженного солнечного света. Байли резко потянул штурвал на себя. Не выдерживая нагрузки, «ястреб» опять начал кашлять.

– Да что ж ты за дрянь! Паршивый самолет! – закричал он. Левый глаз переполнился кровью, и все вокруг окрасилось в необычные розовые тона. Впрочем, теперь у него не было ни времени, ни желания об этом задумываться. Сам идиотизм ситуации повергал его в такую ярость, что глаза запросто могло заволочь кровавой пеленой.

Разгневанный хирург ослабил хватку, и «ястреб» сам собой начал выравниваться, вновь спокойно принимаясь за работу. Внизу расстилался Хейвен, и Байли каким-то чутьем понимал, что на него смотрят люди. Они были так близко, что при желании могли бы разглядеть и записать его номер.

«Валяй, записывай! – злорадно подумал пилот. – Считай, с корпорацией «Цессна» покончено. Голь перекатная! Да они у меня без штанов останутся, все пайщики до единого! Отсужу у них все до последней банановой стружки!»

Под мерное рокотание двигателя «ястреб» набирал высоту, а у Байли сносило башню. Голова будто раздувалась, готовая оторваться. Вместе с тем нейрохирурга посетила изумительная по своей простоте идея, имеющая такие сногсшибательные перспективы, что все прочее казалось сущим пустяком. Ему внезапно стали понятны, ни больше ни меньше, физиологические предпосылки двухполушарности человеческого мозга. Открылась вся подноготная расовой памяти, да не в виде туманной юнговской концепции, а с точки зрения взаимодействия рекомбинантной ДНК и биологического импринтинга. И сразу стало ясно, почему усиление генеративной способности большой спайки многократно возрастает в периоды повышенной активности желез внутренней секреции – вопрос, живо интересующий исследователей головного мозга последние тридцать лет.