Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Бекки сделала знак своему безмолвному спутнику оставаться на месте и, выбравшись из камышей, последовала к ветхому зданию, где когда-то располагался зал для игры в крикет. Негритята, раскачав доски, давно уже облюбовали это место, и Бекки хотела удостовериться, нет ли случайно здесь кого– нибудь из них. В пыльном воздухе столбиками стояли солнечные лучи, падая отвесно из разбитых окон крыши; другая часть окон заросла грязью, и потому свет и тьма причудливо переплетались, создавая впечатление искусной декорации к странной пьесе. В здании было тихо и пусто – дети, верно, играли где-нибудь в другом месте. Бекки вернулась за своим слугой и, не переставая удивляться, как точно, будто дрессированная собачка, он реагирует на ее команды, повела его в место для игр .

Чистоплотная девушка досадовала, что ее ноги и тело облеплены тиной, но времени, чтобы привести себя в порядок, у нее не было: следовало торопиться, чтобы успеть на праздник. Ступени в углу, рассохшиеся и просевшие, вели в галерею, по которой Бекки намеревалась добраться до комнаты покойной госпожи Блэквилл. После ее смерти в ее комнате все осталось по-прежнему, все стояло на своих местах: баночки с пудрой и кремом, помады и духи, платья в сундуках и на стульях – Эдгар распорядился ничего не трогать. Иногда он приходил в эту комнату погоревать, но, мучимый беспричинными страхами и нечистой совестью (почитая себя великим грешником за отчаянные попойки с друзьями-приятелями), перестал сюда приходить. Детская комната, смежная с комнатой покойной миссис, отличалась от нее разве что меньшими размерами.

Пока юная колдунья со своим странным спутником осторожно шли, точнее, крались по галерее, девушка испытала несколько неприятных моментов, когда, казалось, пол вот-вот треснет под ее ногой – так скрипел и трещал дощатый настил. Но все сложилось удачно. Миновав ряд заброшенных зданий, они без происшествий добрались до заколоченных досок, закрывающих вход в дом Блэквиллов. Зомби без труда обратил сей заслон в груду щепок, пройдясь по ним кулаками.

Малыш находился там же, где его оставила Бекки, – в колыбели, привязанный ремешком к одному из прутьев кроватки; Бекки продела ремешок через прорезь для пуговицы в помочах малыша и таким образом решила проблему, как ограничить движения непоседливого мальчугана, чтобы он за время ее отсутствия что-нибудь не натворил. Маленький Патрик лежал на спине, устремив взор небесно– голубых глазенок в потолок, и пытался расправиться с краем простыни, упорно мочаля его детскими зубками. При виде Бекки он возликовал и принялся что-то лепетать и пускать на радостях пузыри.

– Стереги его! – приказала Бекки мертвецу. – Следи за ним! Смотри, чтобы с ним ничего не случилось! Оставайся с ним рядом, пока я не вернусь!

И бегом выскочила из комнаты, торопясь поспеть к началу празднества. Прежде всего она, спустившись на первый этаж, заглянула в людскую, чтобы ополоснуть ноги от тины, и заодно постирала в тазу свое платье, такое же зеленое и пахнущее увяданием, как водяные травы.

Сунув нос в угол, где располагалась постель бабушки, отделенная от остальных рваной шторой, девочка поискала под кроватью и извлекла блюдце с плоским серым камешком – великим богом Дамтала. Выкупав его в кукурузном масле, она с почтением и осторожностью поместила бога на место. Она не считала себя преступницей, оживив мертвые кости без надлежащего дозволения со стороны высших сил, но понимала, что все же иногда следует проявлять почтительность: кто знает, когда это может пригодиться? Польстив таким образом высшему существу, Бекки задвинула его обратно под кровать, натянула мокрое платье и поспешила в лес, где, вероятно, вовсю шло празднование.

Дом мэра – внушительное каменное строение, точно вырубленное из скалы, с высокими косоватыми окнами, наводившими на мысль о неуверенности архитектора в своих силах, славилось мраморными лестницами, бесшумными проворными лакеями и изобильным угощением. Еще не было и восьми часов вечера, на улице совсем светло, а в доме уже ярко полыхали люстры, сияли факелы в приемной зале, горели три огромных камина в зале для танцев – огонь гудел, рассыпаясь оранжевыми искрами, а маленькие негритята в костюмах, изображающих пастушков с французских гравюр, с ужимками, подтанцовывая, кормили огонь постоянно доставляемыми дровами, причем каждое полено было обернуто цветной бумагой и перевязано бантом. Да, здешние «шишки» умели пустить пыль в глаза!

Гертруда в своем пестром одеянии вкушала унижение полной мерой: дамы, составлявшие вечернее общество, разоделись, точно герцогини, – блестки, пух, жемчуга и рубины, невесомые газовые шарфы и белопенные веера; платья самых ярких, капризных, невероятных цветов, – бедная женщина и впрямь чувствовала себя хохлаткой, забредшей в цветник. Ради справедливости следует отметить, что Мамаша Блэквилл тоже ощущала себя не лучшим образом, когда увидела, что ее шляпка… несколько отстала от моды и вызывает улыбки на устах юных чаровниц и почтенных матрон, рассматривающих старуху с интересом и некоторой жалостью, словно некую древнюю вещь. Эдгар Блэквилл не знал, куда себя деть: до сих пор круг его общения ограничивался лишь домашними, а после смерти жены – двумя-тремя беспечными приятелями, постоянными партнерами по висту и выпивке. Он отошел в сторонку и кидал оттуда смущенные взгляды на чашу с пуншем, водруженную на отдельный столик у окна. Верного Лесли с ним сейчас не было – слугам не место на званом вечере. Мэр мило приветствовал Мамашу Блэквилл и представил ее некоторым из гостей; дамы сходного с ней возраста сейчас же увлекли ее в свой круг и любезно старались втянуть в светскую беседу, но ее мысли были слишком заняты предстоящей встречей с внучкой, и потому старая дама на все вопросы отвечала невпопад. Мисс Мэри первой увидела бабушку и вздрогнула от изумления, но смело пошла вперед – решимости Блэквиллам не занимать!

– Здравствуй, милая бабушка! – поспешила она перехватить инициативу. – Я так рада, что вижу тебя в добром здравии! Ах, что за чудесное платье! Как поживает братик? Отец? Кстати, позволь тебе представить моего жениха: Ленни Добсон, – а это моя бабушка, Ленни, – правда, она прелесть?!

От унижения оттого, что родная внучка сюсюкает с ней, точно с комнатной собачонкой, старая леди едва не лишилась дара речи, но, овладев собой, ринулась в атаку:

– Ты, я погляжу, времени зря не теряла, Мэри, милочка, вот и жениха нашла – наверно, занятия музыкой располагают к сердечным знакомствам. Как поживаете, мистер Добсон? Вы нынче на ярмарку по делу или проездом? Сегодня на торгах столько лошадей, а вы торгуете лошадьми, молодой человек, или живете рентой? Моя память слаба, сэр, извините старуху, но мне что-то не приходилось слышать о поместье Добсонов; что ж, не диво, вы, наверное, из новых соседей, сейчас ведь столько людишек стремится в Луизиану, Боже помилуй!