Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Захлебнувшись визгом, дворняжка-Добсон кинулся к камышам, в грязь, прочь, не разбирая пути, не обращая внимания ни на что, кроме страха, охватившего все его существо.

Груда скверной, вялой плоти попыталась приподняться – нечто аморфное, тестообразное, нечеткое, как пролившееся чернильное пятно, сделало шаг, другой, бугрясь и перекатываясь раздавленной гусеницей, и поплелось вослед за беглецом.

Красная повязка – когда-то красная – теперь бурая, вымазанная тиной, – все еще навязана была у предплечья той, что раньше звалась Вивианой. Красная тряпица, грубо сшивающая жизнь со смертью, не отпускала чудовище в небытие. Даже теперь, преображенный дикой сечей, этот фарш двигался и жаждал разрушения – безмозглая медуза, дурной сон, нелепая сказка.

Добсон кричал, плескаясь в густых травах. Чудовище не издавало других звуков, кроме глухого шума приминаемых тяжелой массой стеблей.

К утру подоспели негры из поместья Блэквиллов и сборная команда добровольцев из других поместий, привлеченные кто сочувствием, кто – жаждой награды за поимку преступника. Мертвый старик и смятая трава в следах недавней бойни мало что смогли сказать пришельцам. Ниже по течению нашли Эдгара Блэквилла, вытащили из воды. Бедняга был жив, но, находясь в состоянии шока, никого не узнавал, не способен был отвечать ни на какие вопросы. Его немедленно доставили домой.

Дальнейшие поиски так и не увенчались успехом. Ребенок пропал навсегда. Эдгар вследствие пережитого страдал слабоумием, и дом вела его дочь, так как Мамашу Блэквилл вскорости хватил удар. Исчезновение Ребекки осталось не то чтобы незамеченным – просто никто не обратил на это внимания в такой-то кутерьме. Да и кому она, сирота, нужна была после смерти бабушки-то? Потерю своего жениха Мэригольд перенесла мужественно. Одевшись в траур после смерти бабушки, она так и продолжала носить его день за днем, месяц за месяцем, горюя то ли обо всех несчастных потерях своей семьи, то ли о собственной пропащей судьбе. А вскоре началась война, и все мужчины отправились на защиту Юга. Вернулись немногие.

Вконец разоренное мошенником Сторнером поместье Блэквиллов ушло с молотка и было порезано на земельные участки.

Старый дом опустел. В засушливую осень деревянный лабиринт вспыхнул, сгорел, как спичка. Дряхлая полуслепая Гертруда какое-то время таскалась за своей молодой хозяйкой, не из любви, а потому, что некуда было ей податься. Мэригольд, раздраженная назойливостью беспомощной старухи и вечным безденежьем, однажды утром съехала с наемной квартиры, отбыв в неизвестном направлении, оставила ее одну.

Что же до Ребекки – темна ее судьба! Рыбаки поговаривали, что некая знахарка поселилась между рукавами Миссисипи и Биг-Блэк-Ривер, в излучине. Другие же говорят, что видели молодую чернокожую девушку в районе озера Гранд-Лэйк, откуда рукой подать до побережья Мексиканского залива. И те и другие утверждают, что в помощниках знахарки ходит белый мальчуган, красивый и старательный, но умственно отсталый. Несомненно, это один из сирот военного времени, подобранный доброй девушкой. Его голубые глаза смотрят на мир по-детски, но с долей укоризны, а на шее, свисая на лохмотья грязного рубища, на шнурке болтается высохший человеческий палец с длинным желтым ногтем.

Авалу– храмовые служки.

Аллегра Вадра– всевидящий бог-пророк, одно из главных божеств в пантеоне вуду.

Аташоллос– мировой дух, дыхание, сонм лоа.

Бакор– черный колдун, чернокнижник.

Гонфу– молельный дом, храм вуду.

Гуэдо– Великая Змея, верховное божество, а также ритуальное животное, роль которого в церемонии сходна с ролью библейского Иоанна.

Дамтала– бог-вещун, пророчащий будущее.

Доска Ифы– гадательные кости, по знакам на них верховный жрец узнает будущее. Используются редко, лишь в особых случаях.

Кота Бадагри, Симби-Китас, Азилит– злые божества, враждебные людям.

Лоа– духи вообще, как добрые, так и злые.

Мамалои(искаж. франц. «мать и королева») – верховная жрица.

Папалои(искаж. франц. «отец и король») – верховный жрец.

Сауго, Бадо, Опэтэ– небесные защитники и помощники, верховные божества.

Хунган– белый колдун.

Прозрачное кружево паутины, затянувшее угол крохотного подвального окошка, сияло золотом. Дождь лил целый день и кончился внезапно, как сменяется кадр на экране кинотеатра. Капельки воды покрыли паутинку, растянувшись во все стороны, и тончайшая пленка переливалась теперь под лучами солнца, этакое дешевое чудо.

Но этот солнечный узор вовсе не радовал девушку, которая лежала ничком на полу подвала. Она умирала, закатив от боли глаза, впиваясь ногтями в землю.

Впрочем, «умирала» – не очень подходящее выражение. Девушка была вампиром, а эти существа постоянно находятся на границе жизни с чем-то иным. Поэтому смерть не является для этих созданий чем-то ужасным. Пища и сон – вот вещи, которые по-настоящему заботят вампира.

Руфь жестоко страдала. Отчаянные усилия ее истощенного тела сводились к тому, чтобы сохранить сознание. Несмотря на рой черных точек, что кружились перед глазами. Несмотря на липкий животный страх, что запустил щупальца вглубь мозга. Несмотря на судорожные позывы желудка, который словно горел огнем, требуя пищи.

«Вот полежу немного, и встану. Обязательно встану», – думала Руфь. Невероятным усилием воли девушка повернулась набок. Затем – спустя вечность – попыталась встать на четвереньки, но рухнула на пол. Еще попытка. Еще! Еще!

Звук движений ее тела напоминал шорох бумаги. Комок смятых газет шелестит по асфальту, гонимый ветром.

Время стучит в висках, требуя жертвы.

«Я не стану жертвой, – пообещала кому-то Руфь, – я охотница».

Наконец ей удалось приподняться. Качаясь от слабости, напоминая больного паука, девушка поползла к выходу из подвала.

А ведь впереди еще ступеньки! Много ступенек. Ступенек, ведущих вверх.

Обессиленная и злая до чертиков, вампирша испустила крик отчаяния. Гулко прокатившись по пустому помещению и отскочив мячиком от стен, звук исчез, испарился в темноте. Стало вдруг холодно и страшно.

Руфь, в отличие от вампиров-патриархов, которые могли при неблагоприятных обстоятельствах впадать в спячку, превращаясь в высохшие мумии, не имела никаких шансов выжить. Преданная своим сородичем, она была обречена на гибель в вонючем подвале, обескровленная, раздавленная болью.

Внезапно краем глаза девушка уловила какое-то смутное движение. Вдоль стены тихо кралась крыса, с опаской поглядывая на Руфь. По-видимому, крик потревожил мохнатую тварь в ее норе, и она вылезла наверх посмотреть, в чем дело.