Михаил Ежов - Фаталист

Так было всегда – еще до того, как он решился на осуществление своего плана. Теперь же вопрос о браке и вовсе не имел смысла.

Григорий Александрович взглянул на княжну. Что он мог сделать для нее? Только поблагодарить, поклониться и уйти. Это было жестоко, но порой жестокость – лучшее лекарство от разбитого сердца. По крайней мере, Печорин верил в это.

Дверь распахнулась от сильного удара.

– Так и знал, что найду тебя здесь! – прохрипел Грушницкий, вваливаясь в гостиную. Говорить ему было трудно, слова не слетали с губ, а выхаркивались – раздробленная челюсть делала речь едва понятной.

Вместо вожделенного мундира с эполетами на Грушницком сидел костюм с чужого плеча, который явно был ему мал. Правую ногу он приволакивал, и она торчала несколько в сторону. Левую руку он держал в кармане, и она безвольно болталась. На голове часть кожи с волосами отсутствовала, так что белел обнаженный череп. Грушницкий походил на труп, непонятно почему воскресший и заявившийся в чужой дом! Собственно, судя по всему, именно так дело и обстояло.

При виде Грушницкого княжна вскочила, закричала и, пошатнувшись, грохнулась в обморок, опрокинув вазу с засушенными цветами.

– Пришел делать предложение?! – кривя рот в ухмылке, прохрипел Грушницкий, делая шаг вперед. Что-то хрустнуло, и он покачнулся, но не упал, потому что ухватился правой рукой за рояль. Пальцы были белые, с ободранными костяшками, на двух или трех отсутствовали ногти. – Думаешь, у Лиговских много денег? Тебя ведь это интересует? Ошибаешься!

Григорий Александрович глядел на него, стараясь понять, как этот изломанный труп с пробитой пулей грудью мог оказаться здесь. Вернер констатировал смерть, да иначе и быть не могло, ведь Грушницкий упал со скалы! Конечно, если б он поспорил с Раевичем и взял выкуп… Но Печорин слышал его разговор с драгунским капитаном: он не собирался надувать банкомета.

А что, если Грушницкий рискнул? Григорий Александрович вспомнил фигуру в плаще, которую видел в саду Раевича. Некто приходил к нему той самой ночью… Может быть, Грушницкий? И если капитан не успел или не захотел рассказать Раевичу о дуэли с Печориным или о том, что она была подстроена… О! Ну, конечно! Григория Александровича осенило: Грушницкий так и сделал! Он заключил с москвичом пари и убил Карского в качестве выкупа. Ради того, чтобы подкрепить свои эполеты ста тысячами: деньги понадобились ему, чтобы сделать предложение княжне!

– Не радуйся, мой старинный приятель, – с трудом двигая челюстью, проговорил Грушницкий, наступая. Изо рта его текла розовая от крови слюна и свисала на грудь тоненькой ниточкой. – Она тебе не достанется! Хоть ты и хитер, да есть люди пошустрее тебя.

– Не о себе ли ты, Грушницкий? – ответил Григорий Александрович, делая несколько шагов назад, чтобы дать себе время достать пистолет и прицелиться. Теперь оружие его было заряжено: последние события научили Печорина быть предусмотрительнее.

Все-таки удивительно, что этот мертвец «ожил» столь скоро. Фатову меньше досталось, а он провалялся в койке не один день, да и теперь еще нездоров. А этот… даже странно, что он может двигаться. Вернер заинтересовался бы…

Тут Печорин обратил внимание на показавшийся ему знакомым костюм Грушницкого – ну разумеется! Прежде его носил доктор! Бедный циник…

– Ты и Вернера убил? – для верности спросил он, взводя курок.

Грушницкий, кажется, не замечал, что его сейчас застрелят вторично, и продолжал наступать, припадая на сломанную ногу. Движения его были неуклюжими, и более всего он напоминал изувеченную марионетку, у которой спутались все веревочки, но кукловод все равно заставляет ее плясать на потеху толпе. Только вот в приближении живого мертвеца не было ничего забавного.

– Раздавил, как муху! – Грушницкий широко ухмыльнулся, продемонстрировав щербатый рот: большая часть зубов оказалась выбита или сломана при падении с утеса. – Он никогда мне не нравился, жалкий уродец! Постоянно вертелся поблизости и наверняка шпионил для тебя. Вы же с ним были приятели?

– Были, – подтвердил Печорин, поднимая пистолет и целя Грушницкому в сердце. – Прощай же!

Грянул выстрел, гостиную заволокло пороховым дымом, и Грушницкий тяжело опрокинулся на спину, задев столик. На пол посыпались игральные карты, увеличительное стекло на латунной рукоятке и горсть речных камешков, прежде лежавших в хрустальной вазочке.

– Что здесь происходит?! – испуганный возглас принадлежал княгине Лиговской.

Она ворвалась в гостиную и замерла, схватившись за дверную ручку.

– Ничего, мадам, не волнуйтесь, – отозвался Григорий Александрович. – Просто ваш знакомый Грушницкий восстал из могилы, куда, как вам известно, я имел честь его отправить, и явился просить руки вашей дочери. Полагаю, после смерти он слегка повредился рассудком. Я знаю одного врача неподалеку, у него своя клиника и оригинальная методика, но теперь мсье Грушницкий едва ли сможет стать его пациентом. А, право, жаль.

– Что? Что вы такое говорите?!

– Позаботьтесь о Мэри, – ответил Печорин, подходя к убитому.

Грушницкий лежал на полу, так и не вытащив сломанную руку из кармана. Глаза его смотрели в потолок, рот был приоткрыт, так что виднелся язык, зажатый осколками зубов. На груди растекалось кровавое пятно.

Кажется, этот скандал князю Скворцову замять не удастся.

– Умоляю, объясните, что все это значит?

Когда Григорий Александрович обернулся, княгиня уже была рядом с дочерью, и та понемногу приходила в себя.

– Боюсь, я и сам не знаю, – солгал Печорин.

– Этот человек! Он ведь умер, не правда ли?!

– Доктор Вернер констатировал его смерть, приключившуюся от падения со скалы, – уклончиво ответил Григорий Александрович.

– С ним вы стрелялись?

– Да-да, это он! – слабо простонала княжна. – Мсье Грушницкий! Но… как это возможно?!

Они с Печориным встретились взглядами.

– Не думаю, чтобы произошедшему здесь удалось найти достоверное объяснение, – сказал он. – Когда явится полиция, предлагаю вам изложить версию…

Шорох за спиной заставил его резко обернуться и инстинктивно отступить в сторону. Это его и спасло, потому что Грушницкий явился к Лиговским не с пустыми руками: в его здоровой руке был пистолет, и выстрел раздался как раз тогда, когда Печорин шагнул. Пуля попала в стену. Григорий Александрович изо всей силы ударил Грушницкого по запястью, и оружие отлетело под рояль.

– О, я все рассказал про тебя Раевичу! – проговорил Грушницкий, плюясь кровью. Он попытался встать, но со сломанной ногой это было затруднительно. – Он приходил ко мне! В прозекторскую. Болван Вернер как раз собирался резать меня, как свинью! Но Раевич его опередил. У него есть силы… силы, о которых ты и представления не имеешь! Власть повелевать жизнью и смертью. – Глаза у Грушницкого горели совершенным безумием, когда он, похожий на огромного полураздавленного паука, копошился на полу, хватаясь за столик правой рукой. – Он дал мне жизнь сразу, потому что решил, что я нужен ему!