Мария Артемьева - Темная сторона Петербурга

– Выбирай! – сказал «индеец», разлепив коричневые губы.

И показал рукой на стену позади себя. Стена до потолка была плотно оклеена изображениями различных животных и растений, а также всяких стилизованных значков, по правде говоря, давно всем набивших оскомину: все эти якобы руны, свастики, кресты, инь-яны и неизвестные премудрости в иероглифах и арабской вязи.

Кто его знает, что на самом деле содержат эти фразы на чужих языках: может, они сообщают всему миру, что их хозяин – дурак и лох? А может, это и вовсе обыкновенные ценники на мясо?

Ничего такого Айрин не хотела для себя. Она бы предпочла наколоть какую-нибудь симпотную зверушку. Например, каракурта. Чтоб ни у кого такого не было! Что-нибудь совсем свое. Необычное.

– Тебе нужен тотем, – звучно сказал татуировщик, вглядываясь в глаза Айрин. – Тотем защитит тебя.

– Вот еще! – ляпнула было Айрин, чисто по инерции. Но спохватилась. – Можно и тотем. Главное, чтоб ни у кого…

– Я знаю, – сказал «индеец» и сделал жест рукой, приглашая Айрин занять место под белой лампой.

– Но… А сколько возьмешь? – сглотнув слюну, спросила Айрин. Щенок все еще трепыхался, вилял хвостом. Пора рубить этот хвост к чертям.

– За маленькую – четыреста.

– Правда?

Айрин обрадовалась. Она думала, татуировка обойдется куда дороже. Маринка в школе свистела, что делала своего скорпиончика на бедре аж за семьсот. Но то где-то в центре… А этот салон открылся недавно, значит, им не с руки цены задирать. Да ладно, что тут думать? Повезло!

– Но я ж еще картинку не выбрала? – спохватилась Айрин, подскакивая на мягкой кушетке, куда усадил ее мастер.

– Тотем, – напомнил «индеец». – Твой тотем – шершень.

– Откуда ты знаешь? – прошептала Айрин. Шершень? А что, прикольно. Уж лучше, чем какой-нибудь стандартный скорпиончик. Скорпиончик – фуфло. Банальщина.

«А не больно будет?» – хотела спросить Айрин, но щенок внутри ее, видимо, уже все-таки сдох от огорчения.

Слабости следует изживать, постоянно призывала в школе завучиха. Эта толстуха набирала жиру с каждым новым учебным годом, но Айрин надеялась покинуть ненавистную школу еще до того, как эта дрянь не сможет влезть в школьные ворота.

«Больно не больно, здесь тебе не прививку делают и нет школьной медсестры, деточка», – одернула саму себя Айрин. И промолчала, стиснув покрепче зубы.

Татуировщик усмехнулся и крепко взял Айрин за руку, наклонившись вперед. Лицо его закрылось тенью.

Домой Айрин явилась только в половине двенадцатого.

Путь от тату-салона до дверей квартиры она проделала на автопилоте. Ей было весело, но она забыла – почему. И это как раз лучше всего: давно она не ощущала в себе такой легкости, такой по-настоящему беззаботной пустоты внутри. Вселенная вокруг притихла, сжалась в комок и вела себя тише воды, ниже травы: в таком виде она Айрин вполне устраивала.

Открыв дверь, она первым делом увидела брата, восьмилетнего Лешу.

– Ирка! Ты чего так поздно? – испуганно спросил брат, стоя на пороге детской и поджимая босые пальцы от холодного сквозняка. – Мама с папой побежали искать тебя. Где ты была, Ирка?!

– Я тебе не Ирка, – прошипела Айрин.

В прихожей горел свет, повсюду валялись разбросанные шмотки родителей. Мамин плащ висел, зацепившись рукавом за крючок. Наверное, они собирались в спешке. Из корзины в хозяйственном шкафу выкатился и замер посреди коридора клубок красных шерстяных ниток, пронзенный, как стрелой Амура, сияющей стальной вязальной спицей. Другая спица, выскочив из клубка, валялась неподалеку.

– Я тебе не Ирка, – повторила Айрин.

Взъерошенный Леша таращил на сестру круглые синие глаза; он был со сна, явно только что вылез из постели, на нем была пижама с разноцветными слониками и еще – он пах… Пах детством: мятной жвачкой, карамельным шампунем, сонным теплом постели и сладкими гренками, размоченными в какао. И все это бесило Айрин. Она ведь уже убила щенка в себе, чтобы стать взрослой. А тут – этот, пахнущий молоком…

Подобрав с полу спицу, Айрин метнулась, обхватила теплую мягкую шею брата крепким пружинистым захватом и приставила к тонкой детской коже стальное острие. Леша взвизгнул и дернулся от страха. Она не дала ему вырваться. Приблизив губы к маленькому розовому уху, горячо прошептала в него:

– Повторяй за мной, гаденыш! Я – Айрин! Айрин. Понял?

– Ирка, ты чего? – прошептал мальчишка. – Ты Айрин, Айрин, – повторил он испуганно. Но было поздно.

Шершень на виске Айрин дрогнул, шевельнул крыльями. Сознавая опасность, переместился чуть вправо, перебирая лапками. Защищаться так защищаться. Даже ценою жизни: два стремительных удара, один за другим, и маленькое тело мальчишки опрокинулось набок.

Едва заметные пятнышки крови – крохотные следы жала – ширились, росли, распускались багровыми побегами, заползая на пижамку с разноцветными слониками.

– Я – Айрин, – сказала Ирка Громова и хихикнула, выпустив из руки окровавленную спицу. Зрачки Иркины сузились, почти скрылись в глубине глаз, отгородив все внутри от внешнего влияния.

Шершень, потоптавшись на влажном от пота девичьем виске, затрепетал крыльями и, поерзав, улетел.

Когда родители пришли домой, Ирка, обессилев, спала на полу, рядом с телом мертвого брата. Во сне ее вырвало.

Собаки окружили Миху, подойдя со стороны гаражей. Он издалека слышал, как они глотают слюну и прищелкивают зубами от голода, глядя на бутерброд, который он, не удержавшись, решил сожрать по дороге от школы.

– Э, э! Вы чего? Песик… хороший песик, – залепетал Миха, опасливо глядя в глаза высокого черного кобеля с желтыми глазами. Кобель смотрел жестко, и не в рот или на кусок колбасы, как другие, – он смотрел в глаза.

«Это все байки, что звери боятся человеческого взгляда, вдруг понял Миха по кличке Жирбас. – Во всяком случае, непохоже, чтоб этот пес чего-то боялся. И уж во всяком случае – не меня. На меня ему начхать. Он так пристально смотрит, как будто оценивает – смогу я отбиться или нет…»

От этой мысли Миху кинуло в жар.

«Отбиться? Смогу ли я от него убежать – вот о чем думает эта сволочная псина. И, судя по тому, как мигнуло что-то в желтом собачьем глазу, он уже принял решение. А я?..

Черт, что делать-то?»

Швырнув жеваные остатки бутерброда на снег, Миха пружинисто отскочил и дал стрекача вдоль глухой стены гаражного кооператива. Как назло, никого из автолюбителей не оказалось рядом, хотя здесь-то их чаще всего и можно было встретить – могучих жилистых мужиков с монтировками. Никого нет, кто бы мог отогнать голодную стаю приблудных неместных собак.

Черный кобель рванулся вслед за ним.

Ветер свистел в ушах Мишки, но даже сквозь этот свист он слышал дыхание зверя, его злобное ворчание и лязг зубов…