Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

Все собрались вокруг костра, Егерь коротко инструктировал боевиков, объясняя, кому и где нужно быть. Четверо бойцов уже укатили на «Т-3», привязав к нему тросом побитый «Ровер». Ехали без света — боевик, стоящий в кузове, подавал короткие команды через открытое окно водителю — он видел окружающий мир, скрытый от глаза тьмой, благодаря «ПНВ» [56] Прибор ночного видения .

Ехали они не быстро, рация установлена на приёме. Им предстояло отцепить «Ровер», доехав до места, и оставить рядом с ним двух боевиков. Их задача заключалась в следующем: по команде включить свет: фары, несмотря на разбитые защитные стёкла, они работали, правда, синеватый свет мощных ксеноновых ламп был направлен куда-то в небо. Дальше им следовало открыть отвлекающий огонь, по подсвеченному осветительными ракетами лагерю, удерживая позицию вызвать огонь противника на себя, и заставить поисковиков себя обнаружить. Как объяснил Егерь — риски минимальные — поскольку расстояние от лагеря довольно внушительное, попасть в бойцов можно только с оптики. Но снайпер не сможет их увидеть из-за засветки. Да и сидеть они должны за машиной, прикрываясь стальным кузовом. Поисковиков должны срезать пулемёты сразу после того, как те обнаружат себя своим ответным огнём. Всё было сделано, и «Т-3», так же, без света, потихоньку покатил «домой». Вернувшись в лагерь, боевики обнаружили некоторую суету — пропал их пленник, вместе с куском машины. По братве шла молва, что некая сила выдернула пленника, вместе с куском толстой, стальной трубы. Больше всего переживал бегство пленника разбуженный перед началом боя, и обнаруживший пропажу Шкас, порывавшийся сорваться на поиски беглеца.

— Не сейчас! — успокаивал его Чех. — Дело сделаем, тогда все искать мусора беглого будем! А сейчас ты, нужен здесь, в группе!

Тот с неохотой согласился, зло пристегнув сухо щёлкнувший магазин к автомату. Подходило время начала штурма. Все заняли места — кто в машине, кто в уютном окопе пулемётчика, откуда открывался хороший обзор всей зоны действия. По команде Тереха машины сорвались с мест. Чех выпустил в небо первую, из большого ящика, осветительную ракету. Она со свистом взмыла в ночное небо без звёзд, и на поляне стало светло. Где-то далеко, в тёмном поле, вспыхнули фары «Ровера», разрезая яркими лучами ночное небо. Застрочили вдалеке автоматы, в бинокль можно было увидеть двух боевиков, спрятавшихся за «Ровером» и стреляющих в сторону лагеря под прикрытием повреждённой аварией машины. Ответной стрельбы не было. Машины ехали к поисковому лагерю одной шеренгой, как вдруг неожиданно под днищем одного из несущихся по полю без фар внедорожников, громыхнул взрыв — машина, резко сбавив скорость, свернула в сторону, слегка накренившись на бок, будто подстреленная лань. Одно колесо отлетело в сторону, и джип бороздил землю штангой подвески, оставляя за собой глубокий рваный шрам на травянистом полевом ковре. Проехав по инерции несколько десятков метров машина, без люка в крыше, вспыхнула ярким факелом посередине поля.

— На мину нарвались! — сплюнул наблюдающий через оптику за разворачивающимся боем Егерь.

В этот момент рядом с другим джипом, на котором устроился пулемётчик, грянул взрыв, разбросав вокруг несущейся машины, перемешанные с ошмётками земли искры, щедро сыпавшиеся на голову пулемётчика. Машине этот взрыв не причинил особого вреда, поскольку рвануло чуть поодаль от летящего на большой скорости автомобиля. Лишь осколками выбило одно стекло, и в нескольких местах пробило обшивку кузова.

— Растяжка, противопехотная! В стороне жахнула! — комментировал Егерь, не отрываясь от резиновых уплотнителей бинокля.

Подъехав к исходным позициям, не обращая внимания на потери, растянувшись вокруг лагеря полу кольцом — пулемётчики открыли неистовую стрельбу, не жалея ни патрон, ни своего оружия. Вспышки сотен выстрелов озарили пространство, подсвечиваемое так же полыхающим неподалёку внедорожником. Яркие ракеты взмывали в небо одна за другой, и на поле было больше света, чем днём. Боевики, десантировавшиеся из машин, заняли позиции за ними, и принялись обстреливать лагерь из подствольных гранатомётов. Освещённый ракетами, ярким факелом горел в стороне от боя джип, испуская чёрные клубы дыма в освещённое искусственным светом небо; словно подсвеченный умелыми осветителями, он был частью декораций для съёмок остросюжетного фильма. Иногда из яркого огня вырывались вспышки, огненными грибками устремляющиеся вверх, к чёрному от копоти и гари небу. Хлопали разрывающиеся патроны и боеприпасы, громко взорвалась граната, раскидав горящие ошмётки машины в радиусе нескольких десятков метров вокруг неё. В лагере поисковиков слышались разрывы небольших гранат, звонкие шлепки пуль, которые пробивали обшивку одиноко-стоящей «Нивы». По рации поступил сигнал, о переходе ко второй части мероприятия. Две машины, приняв бойцов, поехали в окружение лагеря — по плану Тереха им нужно было занять фланги. Третья машина — «Т-3», по плану осталась на месте — прикрывая тыл.

— Эх, миномёты бы! — громко крикнул Егерь, наблюдая за спланированными действиями боевиков.

Через минуту бойцы, прикрываемые со спины закопченными пулемётными стволами, широко расставленной цепью, с готовым к бою оружием, двигались к лагерю, сужая с каждым шагом получившиеся полукольцо. Ещё через несколько минут раздались взрывы, и человеческие крики, преисполненные болью. Лагерь был заминирован. Егерь только сейчас понял, что они угодили в ловушку. Сейчас, когда он, находясь на почтительном расстоянии от места боя, слышал взрывы и крики раненых, понял, как он недооценивал Аскета. Он, командир роты, капитан разведывательных войск Николай Терехов, так же терял людей в Чечне, по своей недальновидности заведший своих солдат в засаду. Тогда его предали, сдали с потрохами, сдали свои же. Он не смог предвидеть этого, хотя считал, что предусмотрел всё; он повёл на верную смерть ровно тридцать человек. Для того, чтобы убить его солдат, противнику не надо было быть крутым боевиком, или отличным стрелком, мастером боевой подготовки. Достаточно было просто уметь жать на курок. И они жали, и солдаты гибли, отдавая самое ценное, что у них было — свои жизни. А боевики всё стреляли, опьянённые запахом крови, пороха, лёгкой победы и дурманом наркотиков. Они стреляли и что-то кричали, они ликовали, а комроты всё слышал, слышал контрольные выстрелы, слышал стоны и крики, слышал все эти страшные звуки через охрипший от боли динамик пыльной рации. Передачу вёл мёртвый связист, этого был его последний сеанс связи. Уже убитый, он сжимал тангенту с такой силой, что разжать палец изуродованного тела долго не могли солдаты подоспевшей позже тревожной группы подкрепления. Тогда работали вертушки, опустошая смертельный боекомплект. Но «чечены» предусмотрели это — поскольку они знали обо всех действиях «федералов» наперёд. Они успели отойти, потеряв лишь незначительную часть своего отряда. Кто-то стал в тот момент богаче, и радовался поступившей на свой счёт в банке сумме, предвкушая радость её обладания. Но не суждено было «кому-то» воспользоваться своими деньгами; не получилось отправить своих детей на учёбу в Англию — улучшить жизнь и без того не бедствующим детям. Комроты, капитан Николай «Терех», зарезал штык ножом от «АК», зарезал «кого-то» в звании полковника, — отца двух детей, — зарезал без суда и следствия; продавшего ровно тридцать своих солдат, зарезал, вспоров ножом толстый живот и выпустив вонючие кишки, выпавшие из брюха на пыльную землю. Десять лет, без права обжалования и «УДО», с лишением звания и наград — был ему приговор суда, который он отбыл, приняв законы «крытой», вместо армейского устава, от звонка до звонка.