Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

— Курсанта кофеем немецким отпоим, да со шнапсиком — сразу оживёт, может ещё чего интересное расскажет! Нужно идти, разводить костёр сейчас — пока просекут, пока доедут. Главное успеть уткнуть их мордами в землю до темноты!

— Пусть Левинц идёт, хоть какая-то польза будет! — предложил Серёга.

— Пусть будет Левинц… — согласился Симак.

Они зашли в спальное расположение, и обнаружили, что самого Левинца тут нет. Как не было здесь и Светы.

— Я знаю, где они! — сказал Беркут, — В генераторной перепихиваются!

В этот момент вошёл Борис. Он был пьян — лицо его раскраснелось, и покрылось маленькими капельками пота. Сильно шатаясь из стороны в сторону, он прошёл мимо них в кабинет, громко припечатав к косяку дверь за собою. Из-за двери раздавался звук падающей мебели, бьющегося стекла. Через минуту всё стихло, и Левинц вышел. В руках он держал губную гармошку. Шатаясь, он подошёл к кровати, покачнувшись, криво уселся напротив Беркута, и помещение наполнилось ржавыми звуками неумелой игры на губной гармони. Серёга не дружелюбно глядел на Бориса, казалось, ещё секунда — и он влепит Левинцу хорошего подзатыльника. Но Беркут сдержался:

— Я пошёл, принесу в «ДОТ» ленты. С костром ничего не получиться — этот упырь нам все карты перемешал! Придётся самому разводить, после того, как подготовлю пулемёт, и автоматы с гранатами!

— Что? Опять Борис виноват? — пьяно произнёс Борис, глядя сквозь Серёгу.

Он попытался убрать инструмент в карман, но гармошка стукнулась о ствол автомата, криво висевшего на его плече. Борис сильно дёрнул плечом, отчего автомат по инерции развернуло за спину. Не с первого раза, но ему удалось добраться до клапана кармана, и спрятать в его недрах хромированную гармонь.

— Чтоб вас всех! — Левинц смачно сплюнул под ноги, качаясь встал, и скрылся за дверью, ведущей в коридор.

— Куда он?

— За шнапсом, куда же ещё? — с натянутой на лицо улыбкой ответил Беркут.

В комнату вошёл Мишин. Он чувствовал себя неуверенно, в этом чужом для него месте.

— Ну что в дверях встал? — спросил его Беркут. — Проходи, «велком»!

Тот прошёл к кровати, неуверенно потоптался, и наконец, сел. По дрожащим рукам было видно, что сил у него почти нет.

— Есть будешь? — предложил Серёга.

— Нет, спасибо, только что поел!

— Так что случилось ночью, на поле? — спросил Симак.

— Не знаю. Я убежал. Но слышал, как у них что-то произошло — по-моему, у них пропал человек. Да, и не просто человек — а тяжело раненный. Больше я ничего не слышал и не видел.

— Сам-то как? — спросил Беркут.

— Спасибо, всё хорошо! — ответил он.

— По виду не скажешь! — сомневался Серёга.

— Слушай, думаю ты понял, кто мы такие! — сказал Симак. — Тебе придётся с нами отбиваться от братвы — иначе нам всем хана! Если хоть один из бандитов выйдет из этого леса — нам не жить! Поэтому вопрос стоит так: или они, или мы. Третьего не дано!

— Я с вами! — с готовностью отозвался Мишин.

— Тебя Лехой зовут? — тут же спросил Беркут, который узнал имя курсанта из его удостоверения.

— Да; — согласно помотал головой тот.

— Это Симак, — кивнул Беркут в сторону друга, — Он у нас за старшего. Я — Беркут, или Серёга — как угодно. Девушка, которая тебя лечила — Алёна, как ты уже наверное понял. Она с Симаком. Другая девушка, блондинка — Света, она с Борисом. Борис или Левинц — это тот парень, которого ты принял за немца. Он нашёл немецкую форму тут, в каземате. Вон дверь, — Серёга кивком указал на дверь в кабинет, — Там ты найдёшь себе одежду, я смотрю, твоя форма совсем прохудилась!

Переминаясь с ноги на ногу, неуверенно поглядывая на Симака, Мишин прошёл в кабинет. Через минут пятнадцать вышел, облачённый в немецкую форму без знаков различия. На ногах красовались поскрипывающие новой кожей, немецкие ботинки, с высоким голенищем.

— О, а тебе идёт! — засмеялся Сергей, оглядывая нового друга.

Тот слегка улыбнулся, подошёл к зеркалу у стены, безуспешно попытался разгладить ладонями складки. На одной из кроватей лежал «шмайссер». Рядом с автоматом лежали четыре снаряжённых магазина.

— Знаешь, как из него стрелять? — спросил Серёга.

— Нет; — признался курсант.

Беркут показал устройство оружия, разобрал и собрал автомат, заставив повторить то же самое Курсанта.

— Пацаны, тема такая! — сказал Беркут, разобравшись с Курсантом, которому он вручил ещё и пистолет «парабеллум». — Я иду, развожу огонь, Курсант меня прикрывает у входа, ты, Симак — на пулемёте, у бойницы. Затем мы плавно растекаемся по «ДОТам», и ждём братву!

Курсант неуверенно поправил ремень, на котором висел автомат.

— Ты что-то хочешь добавить? — спросил Беркут.

— Да. А этот… Борис, он уже пошёл разводить костёр!

— Когда? — в одно слово задали один и тот же вопрос Симак и Серёга.

— Мы с ним разминулись в коридоре, когда я сюда шёл. Он положил мне руку на плечо, пожелал удачи, сказав, что идёт разводить костёр. Я не понял, какой костёр, и где он его собирается разводить, но переспрашивать не стал — он был сильно пьян. Он ушёл дальше, — курсант махнул рукой в сторону потерны, связывающей «БК» с жилым помещением, — Указав на дверь в эту комнату. Ещё он сказал, передай пацанам, чтобы не обижались на меня!

Они выбежали из расположения втроём: Симак, Серёга и Курсант. Они быстро бежали по коридорам, оглядывая попадающиеся на пути пустые казематы, с распахнутыми дверями.

— От дурак! — задыхаясь, на бегу говорил себе под нос Симак. — Только бы успеть!

Но они не успели. Почти добежав то последнего каземата, они услышали звуки выстрелов. Симак резко остановился, сердце его на секунду замерло, в нехорошем предчувствии. «Не успел, как же, друг, зачем ты?» — пронеслась в голове бессвязная мысль.

Шатаясь из стороны в сторону, Борис шёл по тускло освещённому коридору. Подошвы его ботинок норовили соскользнуть, упираясь в покрытый слоем слизи пол.

— Из-за меня, всё это из-за меня! — пьяно бубнил он, проговаривая слова заплетающимся языком, словно проворачивая через тупую ручную мясорубку куски резины.

Язык не слушался, вместо некоторых слов изо рта вырывались лишь похожие на мычание звуки. Нога соскользнула, и он плюхнулся всем телом в ледяную, вонючую воду. Поднявшись на колени, он посмотрел на свои руки, которые были вымазаны скрытой под водой чёрной скользкой субстанцией, похожей на липкое желе.

— С-с-сука! — громко крикнул он.

Опустив руки в мутную воду, он поводил ими из стороны в сторону, смывая грязь. Ощупав китель, он довольно хмыкнул — округлая бутыль в его кармане была цела. Затем, собрав силы, он резко поднялся, придерживаясь рукою за склизкую стену.

— Я вам, блядям, покажу! Всех перехуячу, бляди Краповские!