Григорий Гончаров - Бункер 'BS-800'/ der Fluch des Reichs.

— Ты хвост на кого поднял, баклан?

Левинц что-то прохрипел, но слов было не разобрать. Аскет неожиданно почувствовал холод металла, который исходил от пистолетного ствола, уперевшегося ему в затылок. Он резко разжал жилистую руку, и повернулся в пол оборота назад. Пистолет в него упёрла Света, глаза её были холодны, и полны решимости.

— Ещё раз этот чушок ботало развяжет, я ему бивни покрошу, а затем и фанеру выломлю! И тебе тоже, если ты за него подписалась! — сказал он.

— Мы все друг за друга подписались! — сказал Симак, который секунду назад лежал с Алёной в обнимку, а теперь целил в него подаренный самим Наёмником, автомат, сидя на корточках.

— Я такие вещи не прощаю, но сегодня я добрый. В следующий раз думай, перед тем, как вафельник раскрыть! — посоветовал он Борису.

Он не показывал страха, хотя в какой-то мере страх присутствовал, — ведь на него смотрели два ствола, и в любой момент один из них мог извергнуть огненный свинец. «Никогда нельзя показывать страх, иначе тебя вместе с ливером схавают!» — думал он.

— Чего было? — спросил Симак у Бориса.

— Да этот упырь меня разбудил, верещал как девка! — сказал осмелевший Левинц.

— Борис, каждый из нас может закричать ночью. Да и днём тоже. Так что давай будем терпимее друг к другу! — примирительно сказал Симак.

— Да я что? — удивлённо вскинул руки Борис. — Я не против, просто сделал замечание человеку.

Чёрный отошёл к своему рюкзаку, и принялся разбираться в своих вещах, заполняя магазины автомата патронами. На часах было шесть. Проверили связь — но эфир до сих пор был плотно забит сплошным шипением, через которое невозможно было пробиться — рации решили оставить здесь. Поев, и подготовившись к предстоящему походу, нацепив рюкзаки, они выдвинулись. Снова в голове колонны шёл Афганец, с пулемётом в руках. За ним все остальные, замыкал колонну — Беркут, рядом с которым шёл Симак и Алёна. Один за другим, они шагнули в открытый Наёмником люк.

— Я даже спрашивать не буду, какая падла вчера на меня насрала — потому, что кроме Левинца этого больше никто не мог сделать! — сказал Наёмник, глядя себе под ноги.

— Конечно, кто же ещё! Левинц — он такой, засранец, чтоб его! — сказал Борис.

— Стрелял зачем, дурья твоя башка? — спросил Чёрный. — «Местные жители», похоже, реагируют на громкий звук!

— Так откуда я знал, что это ты? Я думал, что это какая-нибудь тварь!

— Значит, ты вначале делаешь, и только потом думаешь?

— Бывает и так, когда я оказываюсь в подземных немецких лабораториях, кишащих зомбированными нацистскими солдатами! — ответил Левинц.

— Если б я в сторону не отскочил, продырявил бы ты меня! — усмехнулся Наёмник.

Спустившись по металлической лестнице, — словно расстроенный рояль издающей звуки при каждом шаге, — Афганец увидел квадратный проём, довольно большой. Сбоку красной, местами отвалившейся краской, была выведена по трафарету надпись: «Stockwerk 01».

— Здесь написано, — вдруг сказала Света, — Что это первый этаж!

— Ты немецкий знаешь? — удивился Аскет.

— Немного; — ответила девушка.

— Это очень хорошо! Поможешь разобраться в документах. Их тут будет много.

Посмотрев на подсеченную фонарями надпись, Афганец сделал шаг в этот проём, освещая синим светом фонаря покрытые плесенью стены, которые были покрыты подобием «серебрянки» — краски, выдерживающей повышенные температуры. В некоторых местах эта краска была перемазана давно почерневшей кровью, иногда попадались пулевые выщерблины, ноги скользили на подшипниках стреляных гильз, разбросанных на полу.

— Генераторная должна быть где-то сверху! — сказал Наёмник. — Во всех подобных сооружениях технические помещения, кроме тех, что связаны с водой, находятся сверху.

Справа показалась железная дверь, на которой висела табличка с надписью «Wohneinheit 0121».

— Здесь написано, что это «блок номер 0121»! — снова перевела надпись Света.

— Получается, нумерация ведётся с конца; — сам себе сказал Афганец, прочитав надпись.

Он сделал несколько шагов вперёд, давая другим подойти к двери, тем временем прикрывая группу спереди. Наёмник подёргал ручку двери — она была заперта.

— Может, рванём? — предложил ставший серьёзным, Левинц.

— А вторую, третью, сотую? Тоже «рванёшь»? — пренебрежительно говорил Наёмник, отвечая на предложение Левинца. — «Подрывало»! Может у тебя, в твоём рюкзачке, есть лишняя пара тонн тротила, или пластида?

Левинц ничего не ответил, отвернув в сторону лицо. Утренняя их стычка занозой засела в Наёмнике, и Левинц видел это. В глубине души он боялся этого здорового, бесстрашного, всегда рассудительного мужика, чувство сострадания которому было чуждо. К тому же он видел, что Наёмник злопамятен. Утром же Борис был зол — выпитый им ночью спирт ударил ноющей болью в голову, в то же время алкоголь ещё продолжал своё действие, отключив у Левинца страх, логику. Ещё его бесило, что он стал марионеткой, в этой истории — а одним из тех, кто им манипулировал, был как раз Наёмник. Манипулировал он не только им самим, а ещё и его собственной жизнью, в угоду своим интересам. Его жизнь для Наёмника ничего не стоила — она была всего лишь разменной монетой. Вот Левинц и сорвался, услышав, как тот жалко кричит во сне. И теперь он жалел об этом — срываться было нельзя. В принципе, Наёмник тоже «пешка», его используют в тёмную, под угрозой смерти или чего-то ещё… Его тоже можно понять. Он был предан государством, затем вновь был предан человеком, который ему представился государственным представителем. И Аскет многие годы носил свою злобу в себе, не давая ей выйти на волю. Если всё, что он говорил о своих ближайших планах — правда, — то им, Левинцу и друзьям, — есть к чему стремиться, и теперь они все зависят от Наёмника.

— Чёрный, ты извини, утром нашло на меня что-то! — через силу выдавил он из себя.

Наёмник, рассматривавший в свете фонаря устройство замка, отвлёкся. Он внимательно посмотрел на Бориса, будто спрашивая: ну и что дальше?

— После того, что ты рассказал, как меня и Симака подставили твои начальники, да после выпитого спирта… — оправдывался Борис.

Наёмник перебил невнятные слова, которые с трудом извлекал из себя Борис:

— Я понял. Давай так — ты за языком своим следи впредь — и мы в друзьях!

— Буду следить! — поспешил заверить его Левинц.

— Тут понимаешь, дело какое — примирительно продолжил Наёмник, — Эти стены будто пропитывают тебя злом, и надо этому сопротивляться, изо всех сил. Это касается всех! — сказал он остальным, с интересом слушавших их разговор, друзьям.

— Понял? — вновь обратился он к Борису.

— Да; — ответил тот.

— Тогда давай краба, и запомни, что с этой минуты всё прошлое — в прошлом, и теперь мы друзья!