Максим Пэйн - Соль

Несколько дней спустя после похорон началось это самое свечение на его могиле. Люди переполошились, и было решено закрыть могилу и провести обряд. Я был в числе приглашенных плотников за главного.

Так вот, приколачивая очередную доску, я заметил на надгробии чью-то тень с изогнутым предметом в руке. Резко обернулся – никого. Ничего не понимая, я потер надгробный камень, полагая, что тень есть рисунок какого-нибудь шутника, коих немало у нас в деревне. В этот момент меня резко окликнули, и я обернулся. Когда взглянул обратно на камень, тени уже и след простыл. “Видать, на солнце перегрелся” – подумал я тогда и продолжил работу, которую надо было завершить до захода солнца. Наблюдая за тем, как бабка опрыскивает углы почти возведенной постройки святой водой, я посторонился, откинувшись назад, давая ей пройти, как рука напоролась на что-то острое позади меня, и кровь брызнула на холодную могильную плиту. Обернувшись, я обнаружил лезвие серпа, лежащее в метре от меня, пугающе схожее с тенью острого предмета, который я давеча узрел на надгробии. “Как же я не заметил того, кто стоял прямо за моей спиной? – я удивился, рассматривая холодный кусок заточенной стали, изогнутый полукругом и мелко зазубренный с внутренней стороны.

Было ясно, что насечка зубчиков была сделана вручную, что само собой было большой редкостью. Мало кто из умельцев сам вытачивал лезвие серпа: слишком тонкая и кропотливая это работа. В деревне у всех серпа были заводские, лишь серповище некоторые любители сами вытачивали из дерева. “Чей серп?”, – крикнул я, привлекая к себе внимание, и вспомнил, что сей инструмент подозрительно похож на серп, не так давно обнаруженный Борисом на кладбище. Рабочие отрицательно замахали головами. “Ничей, тогда мой будет, – я обрадовался находке и, оттерев успевшую въесться кровь, убрал ее в свою сумку, висящую на дереве близ могилы. Работа уже подходила к концу. Перекусив, я пошел обратно к постройке, где бабка все еще проделывала непонятные действа, и прямо за ней неожиданно узрел кого-то, затаившегося в углу в тени надгробного камня.

-Что вы там увидели? – я прервал его, нетерпеливо вглядываясь в холодные глаза старика.

Он нахмурился и замолчал, понурив голову. Молчал он долго, что я уже пожалел о своей несдержанности, когда он, сглотнув, вновь заговорил с тревогой в голосе: “Что бы я ни делал, ужасающая сцена не перестает представать перед глазами, – сухое старческое лицо его перекосилось. – Там в углу, скрытом от лучей заходящего солнца, я узрел оскал безумно расплывшейся улыбки и кровью налитые глаза, глядящие прямо на меня. Сначала я и не понял что это и, толкнув плечом знакомого рабочего, спросил, видит ли он что-либо за надгробием? Тот удивленно покосился, переспросив, о чем это я его спрашиваю. Я было начал объяснять и жестом указал в сторону странного видения, как слова застряли в горле, и рука безвольно упала вниз. Бабка прошла мимо надгробия, никого не замечая. Пока она освящала эту часть постройки, существо медленно взобралось на стену, и в свете зажженных свечей я отчетливо разглядел рога на его голове. Не веря своим глазам, я несколько раз ущипнул себя за руку, но, к своему ужасу, я не спал. Я так и обмер на месте, не сводя глаз с жуткого видения, в свою очередь пристально следящего за мной. Как только бабка завершила ритуал и, затушив свечи, заперла строение, я быстро успел перехватить ее и спросил, не видела ли она кого внутри. Тут она странно завертела головой в знак отрицания, а когда я заикнулся о странном видении, и вовсе попятилась в сторону ворот, глядя на меня безумными глазами. Решив, что я, действительно, брежу, я бросил последний взгляд на запертую дверь постройки, собрал вещи и двинулся домой.

Когда дошел до дома, безлунная ночь уже заволокла деревню непроглядной темнотой. Я валился с ног от усталости и как только добрался до кровати, провалился в глубокий сон. Но спать пришлось мне недолго – отчаянный лай Бернара разбудил меня приблизительно в два часа ночи. Приподнявшись на кровати, я с тревогой зашарил в поисках верхней одежды, пытаясь разглядеть что-либо в кромешной темноте. Бернар не унимался, и лай его становился все яростнее и настойчивее. Неожиданный треск в прихожей заставил меня замереть на кровати и затаить дыхание. Я жил один и никого не ждал в гости. “Воры верно ломятся, – пугающая мысль пролетела в голове. От страха аж в зобу дыханье сперло. Пускай что хотят, то и берут”, – подумал я, резко спрыгивая с кровати и прячась под нее. – Только пусть меня не тронут.” Слышу: кто-то быстро с громким топотом перебежал из прихожей на кухню. Грохот стоял словно и не обувь на ногах, а железные башмаки. Через секунду все стихло, будто и не было там никого. Лай Бернара не прекращался, но к моему удивлению, я не слышал ни звука на кухне, ни малейшего шороха. Обливаясь холодным потом, я все-таки решился вылезти из-под кровати, как топот возобновился в прихожей и резко оборвался у моей комнаты. Меня чуть Кондратий не хватил. Еще более прижавшись к стенке под кроватью, я не сводил глаз с порога, с дрожью ожидая вторжения воров в мою комнату. Но никто и не думал заходить; вновь все резко стихло. Постепенно мои глаза привыкли к темноте и, вглядываясь в кромешную темень дверного проема, я увидел, что кто-то стоит там в темноте, но не заходит. Ужас сковал все мое тело, от страха я едва дышал, пристально всматриваясь в незнакомца. Разглядеть его было сложно; при завешенных шторах я еле различал бесформенный силуэт, и то только часть его. Дрожа всем телом, я осторожно поддался вперед, руками ухватившись за ножку кровати, чтобы ближе рассмотреть чужака. Кровь неистово стучала, разрывая мои виски, пока я медленно подползал к верхнему краю кровати, как топот резко возобновился, но не отдавался на полу. Весь дрожа от страха, я отпрянул назад и снова вжался в стену и снова все стихло. Сердце замерло в груди в ожидании. Тишина длилась долго. Я тихонько подполз к основанию кровати и от ужаса потерял сознание, лишь узрев горящие налитые кровью глаза, глядящие прямо на меня с порога.

Когда я очнулся, солнце уже встало, и на деревянном полу играли солнечные зайчики. Я с опаской взглянул на дверной проем, весь черный и в огромных царапинах лишь для того, чтобы лишний раз утвердиться в реальности происходящего. Схватив свою сумку и побросав туда пожитки, мы с Бернаром побежали к той бабке. По дороге, размышляя о том, почему я остался жив, почему то существо не вторглось в комнату, я вспомнил, что она единственная освящалась после кончины матери. Будь я в другой комнате или на улице, видать, не суждено бы мне было встретить рассвет. Давящее чувство неотвратимой опасности, нависшей острым мечом над моей головой, погнало так, что я в два счета оказался во дворе дома знахарки. Она развешивала белье, когда я, запыхавшись, подбежал к ней и взмолился о помощи. Она внимательно выслушала мою историю и негодующе отчитала меня за то, что я забрал серп с кладбища. Мол, нельзя ничего забирать оттудова – хозяина приведешь.