Cadillac

Watch as the bright oiled metal slid out of the dirty orange casing, pushing the bucket into the dirt. Every now and then a spark would flash as the bucket slid over a piece of flint. Now raise the bucket... swivel it, a dark oblong shape against the stars (and try to ignore the steady throbbing pain in your neck the way you're trying to ignore the even deeper throb of pain in your back)... and dump it down in the ditch, covering the chunks of asphalt already there.

Следил за тем, как блестящий от масла металлический стержень выдвигался из грязной оранжевой трубы, вдавливая ковш в глину. Нередко ковш натыкался на кусок кремня, и тогда вспыхивала искра. Затем я поднимал ковш, поворачивал его - темный продолговатый предмет на фоне звезд (и одновременно пытался не обращать внимания на постоянную боль в шее, точно так же, как старался не замечать еще более острой боли в спине) - и вываливал грунт в кювет, покрывая им уже находящиеся там асфальтовые квадраты.

Never mind, darling-you can bandage your hands when it's done. When he's done.

“She was in pieces,” I croaked, and jockeyed the bucket back into place so I could take another two hundred pounds of dirt and gravel out of Dolan's grave.

How the time flies when you are having a good time.

Не обращай на все это внимания, милый, - ты перебинтуешь руки, после того как все будет кончено, и тебе станет легче. Главное - разделаться с ним, подбадривал меня голос Элизабет.

- Ее разорвало на куски, - прохрипел я и перевел ковш обратно в траншею, чтобы забрать еще двести фунтов глины и гравия из могилы Додана. Как быстро идет время, когда увлечешься делом!

Moments after I had noticed the first faint streaks of light in the east I got down to take another measurement of the floor's incline with the carpenter's level- I was actually getting near the end. I thought I might just make it. I knelt, and as I did I felt something in my back let go. It went with a dull little snap.

Через несколько мгновений после того, как стали заметны первые проблески света на востоке, я спустился из кабины, чтобы еще раз замерить уклон траншеи плотницким уровнем. Работа близилась к концу. Я уже начал думать, что сумею справиться. Встал на колени и почувствовал, как что-то с тупым тихим звуком хрустнуло в позвоночнике.

I uttered a guttural cry and collapsed on my side on the narrow, slanted floor of the excavation, lips pulled back from my teeth, hands pressing into the small of my back.

Little by little the very worst of the pain passed and I was able to get to my feet.

All right, I thought. That's it. It's over. It was a good try, but it's over.

У меня из горла вырвался хриплый стон, и я свалился боком на узкий наклонный спуск траншеи. Я лежал, сжав зубы и прижимая руки к пояснице. Понемногу боль слегка утихла, и мне удалось встать. «Ну вот, - подумал я. - Все кончено. Я сделал все, что мог, но теперь все кончено».

Please, darling, Elizabeth whispered back—impossible as it would have been to believe once upon a time, that whispering voice had begun to take on unpleasant undertones in my mind; there was a sense of monstrous implacability about it. Please don't give up. Please go on.

Go on digging? I don't even know if I can walk!

Прошу тебя, милый, послышался шепот Элизабет - каким бы невероятным это ни показалось мне некоторое время назад, теперь этот шепчущий голос начал пробуждать во мне неприятные чувства - в нем слышалась чудовищная безжалостность, непреклонность. Пожалуйста, не бросай работу. Прошу тебя, продолжай. Продолжать рыть траншею? Я не знаю, смогу ли даже идти!

But there's so little left to do! the voice wailed—it was no longer just the voice that spoke for Elizabeth, if it had ever been; it was Elizabeth. So little left, darling!

I looked at my excavation in the growing light and nodded slowly. She was right. The bucket-loader was only five feet from the end; seven at most. But it was the deepest five or seven, of course; the five or seven with the most dirt in it.

You can do it, darling—I know you can. Softly cajoling.

Но ведь осталось так мало! - послышалось стенание. Это уже не был голос, говорящий за Элизабет, как раньше; это была сама Элизабет. Осталось так мало, милый! В надвигающемся рассвете я посмотрел на траншею и медленно кивнул. Она права. Экскаватор стоял всего в пяти футах от конца, может быть, в семи. Но это была самая глубокая часть траншеи, конечно. Пять или семь футов, где находился наибольший объем грунта.

Ты сможешь сделать это, милый, я знаю, что сможешь, умоляюще звучал голос.

But it was not really her voice that persuaded me to go on. What really turned the trick was an image of Dolan lying asleep in his penthouse while I stood here in this hole beside a stinking, rumbling bucket-loader, covered with dirt, my hands in flaps and ruins. Dolan sleeping in silk pajama bottoms with one of his blondes asleep beside him, wearing only the top.

Но убедил меня продолжать работу не он. Решающим для меня стал образ Додана, спящего в своей роскошной квартире на верхнем этаже небоскреба, тогда как я находился здесь, в этой траншее, рядом с грохочущим, изрыгающим вонючий дым экскаватором, весь в грязи, с израненными руками, кровоточащими мозолями. Долан спит в своих шелковых пижамных брюках, а рядом с ним одна из блондинок в его пижамной куртке.

Downstairs, in the glassed-in executive section of the parking garage, the Cadillac, already loaded with luggage, would be gassed and ready to go.

“All right, then,” I said. I climbed slowly back into the bucket-loader's seat and revved the engine.

Внизу, в огороженном стеклом помещении гаража, стоит серебристо-серый «кадиллак», заправленный, с уже погруженными вещами, готовый к поездке.

- Ну хорошо, - пробормотал я, медленно взобрался в кабину экскаватора, опустился в кресло и нажал на газ.

I kept on until nine o'clock and then I quit—there were other things to do, and I was running out of time. My angled hole was forty feet long. It would have to be enough.

Я продолжал работать до девяти утра, а потом кончил - нужно было предпринять еще кое-что, а времени оставалось так мало. Моя наклонная траншея вытянулась на сорок футов. Этого должно было хватить.

I drove the bucket-loader back to its original spot and parked it. I would need it again, and that would mean siphoning more gas, but there was no time for that now. I wanted more Empirin, but there weren't many left in the bottle and I would need them all later today... and tomorrow. Oh, yes, tomorrow—Monday, the glorious Fourth.

Я отогнал экскаватор на прежнее место и оставил там. Он мне еще понадобится, и для этого придется отлить дополнительное количество топлива, но сейчас на это времени не было. Мне был нужен эмпирии, а во флакончике его оставалось так мало - нужно, чтобы таблеток хватило на сегодняшний вечер.., и на завтра. О да, на завтра, на славный праздник независимости - Четвертое июля.

Instead of Empirin I took a fifteen-minute rest. I could ill-afford the time, but I forced myself to take it just the same. I lay on my back in the van, my muscles jumping and twitching, imagining Dolan.

Взамен эмпирина я передохнул минут пятнадцать. Я не мог позволить себе этого, но заставил себя. Растянувшись внутри фургона - мышцы мои при этом вздрагивали и дергались, - я думал о Долане.

He would be packing a few last-minute items in a Travel-All now—some papers to look over, a toilet kit, maybe a paperback book or a deck of cards. Suppose he flies this time? a malicious voice deep inside me whispered, and I couldn't help it—a moan escaped me. He had never flown to LA before—always it had been the Cadillac. I had an idea he didn't like to fly. Sometimes he did, though—he had flown all the way to London once—and the thought lingered, itching and throbbing like a scaly patch of skin.

Сейчас он перед самым отъездом упаковывает вещи, кладет в свой кейс деловые бумаги, которые будет просматривать в пути, туалетные принадлежности, может быть, книгу или колоду карт.

А вдруг на этот раз он решит лететь? - послышался внутри меня зловредный шепот, и я не смог удержаться - из губ моих вырвался стон. Никогда раньше он не летал в Лос-Анджелес - всегда пользовался «кадиллаком». Мне казалось, что он просто не любит летать. Правда, иногда ему приходилось путешествовать самолетом - однажды он летал в Лондон, - и мысль о том, что он может полететь, неотступно билась в моем мозгу, не покидая меня ни на мгновение, словно зуд.