Татьяна Форш - Цыганское проклятье

Вдруг что-то упало на пол. Федя испуганно обернулся, разглядывая уже знакомый дневник.

Так вот куда вел его призрак. А он-то был уверен, что дневник забрал монах. Хотя… может, чудес и не бывает, но бывают педанты, которые привыкли, чтобы вещи лежали на своих местах.

– Ты чего там роняешь? – обернулся Макс.

– Ты не представляешь, что это такое! – Федор поднял небольшую тетрадку в кожаном переплете и улыбнулся. – Это тот самый рукописный дневник Русалова! Я просто мечтаю его прочитать!

– Тогда наши действия – умышленное ограбление со взломом!

– Да ладно! – хмыкнул Федор. – Пусть докажут, что здесь были мы! Давай уходить…

– А дверь? – Макс посмотрел на него. – Я не умею запирать!

– Проще простого! – решил Федор, направляясь к выходу. – Прикроем входную дверь, да и все. Все решат, что сами забыли ее закрыть. А мы в это время изучим дневник, а потом вернем его на место! Нам чужого не надо!

Выключив свет, он выглянул в коридор:

– Быстрее!

Следом за ним бесшумной тенью выскользнул Макс. У лестницы Феде на миг показалось, будто он видит движение возле закрытого тканью от любопытных глаз входа в аварийное крыло. Он даже остановился, старательно вглядываясь во вполне себе обычную, не мерцающую женскую фигуру, и тихо спросил:

– Лена?

– Ты сдурел? – тут же обернулся Макс. – Или последствия сегодняшнего дня сказываются?

– Вон там. Видишь? – Федор взглянул на друга и поднял руку, чтобы указать на стоявшую у ткани фигуру, но тут же растерянно моргнул: – Она там была. Мне подумалось, что это Лена… Пойду посмотрю.

– Никуда ты не пойдешь! А если твоя Лена сошла с ума, чтобы ходить тут ночью – на здоровье!

– Но…

– Никаких «но»! – Максим не поленился спуститься, ухватил его за руку и чуть ли не волоком потащил вверх по лестнице.

В коридоре они встретили друзей:

– Федька? Макс! Ну, наконец-то!

– А вы где были?

– С Пальцапупой в карты играли.

– Ага. Скучно стало. А вы что так поздно? – Кир присмотрелся и присвистнул: – И такие красивые.

– Давайте такие вопросы обсуждать за закрытыми дверями. – Петр первым вошел в комнату. Парни не отставали. Мгновением позже они закрыли на щеколду дверь и попадали на лежанки.

– Так что случилось? – Петр, как самый старший из квартета, сначала посмотрел на Макса, затем перевел взгляд на Федора, отрешенно разглядывающего дневник. – Откуда вы такие красивые нарисовались? Куда вы сегодня вечером запропастились? И что это за книга?

– Да местные наваляли, – отмахнулся Макс и пошутил: – Там, «куда запропастились»… А если честно, пострадали из-за девушки.

– А книга эта – дневник Русалова, – сказал Федор. – Мы ее ненадолго одолжили…

– Интересно… – Петр задумчиво покусал губы и посмотрел на светлеющее окно. – Давайте обо всем этом поговорим завтра! Спать осталось часа четыре.

– Наконец-то! – Кир, не раздеваясь, довольно растянулся на матрасе и закрыл глаза: – Считайте, что меня уже с вами нет.

Федор смотрел, как друзья ложатся спать, но продолжал сидеть, не выпуская из рук дневник.

– Ты чего? – Макс скинул на пол джинсы и присел на краешек матраса. – Спать не хочешь? А завтра как будешь? Съемки с утра.

– Макс, дай мне свечку, – вдруг попросил Федя.

Тот сонно посмотрел на дневник, затем на друга и выразительно покрутил у виска.

– Ну, ты точно – ку-ку! – Заглянув в стол, он выудил свечку, поджег и протянул Федору: – На. Только смотри, не спали нас! – улегся на матрас и, уже засыпая, восхитился: – А ты точно двинутый!

Федор оглядел посапывающих друзей, примостил свечку на табурет и с каким-то странным волнением открыл дневник на первой попавшейся странице.

1896 год. Силантий Русалов.

Зверь застыл в дюжине локтей от него. Припал на передние лапы, оскалился, но нападать не спешил.

Страха не было. С такого расстояния болт арбалета пробьет волчий череп как спелый арбуз. Надо только выждать момент, иначе не получить удовольствия от охоты.

Зверь нервничал, шерсть на холке вздыбилась, рык стал настойчивым и громким. У мужчины на лбу выступила испарина. Это плохо. Волчий нюх необычайно остер, а уж страх они чувствуют за версту. Что же зверь медлит? Почему не нападает? На мгновение мелькнула мысль спровоцировать волка на бросок, но этак можно испугать коня. Пусть верный Буян приучен к охоте и ведет себя спокойно, но рисковать не стоило.

За этими мыслями он едва не пропустил момент, когда волк атаковал. Он распластался в прыжке, оскалив пасть, из которой падали хлопья пены.

Мышцы охотника сработали сами, палец дернулся, и тяжелый болт арбалета, со свистом разрезав воздух, нашел цель. Зверь взвизгнул, как самый обычный пес, и рухнул к копытам Буяна. Вороной конь покосился на поверженного врага и презрительно фыркнул.

Осень в этот год пришла рано. Сентябрь еще только начинал красить деревья в позолоту и охру, а по утрам уже поскрипывал лед в мерзлых лужицах и на ветках серебрился иней. День катился к закату, в лесу темнело рано. Силантий даже не заметил, как на землю упали сумерки, будто кто-то покрывало накинул.

– Эх, Буянушка, – всадник потрепал коня по загривку, – не та нынче охота. Думы мои не здесь, а далеко в Петербурге. Как там моей доченьке, Марьюшке, с дедом и бабкой живется? Люблю ее беззаветно. Скорее бы свидеться. Слышишь меня, Буян?

Конь успокаивающе пофыркал, точно понимал речь хозяина, и вдруг настороженно замер истуканом каменным, только ушами прядет. Дурной знак. Силантий не был трусом, но сейчас все его тело сковал мороз. Да не тот, что крепчал с каждым часом, другой… Словно чары наложили, что пошевелиться не дают.

В серой мгле стали загораться зловещие угольки глаз. Закружились в страшном танце, завораживая смертельной красотой. Волки подступали бесшумно, даже листва не шелестела под их мягкой поступью.

Звенящую тишину разорвал леденящий кровь вой. Буян заржал и встал на дыбы. Волки, словно только этого и ждали, кинулись к всаднику. Одного Силантий успел сбить из арбалета, еще одному жеребец размозжил череп копытом. Но их все равно было еще слишком много. Серое кольцо, переливающееся золотистыми огоньками глаз, начало смыкаться. В ушах стояло злобное рычание.

– Прощай, Буянушка, и прости за все.

Всадник, перезарядив арбалет, соскочил с коня, и вот еще одна туша упала замертво.

Арбалет Русалову достался от отца, а тому – от деда. Таким оружием уже почти не пользовались, но Силантий никак не мог отказать себе в удовольствии почувствовать мощь предков, их злость, азарт. Вырезанный из черного дерева, украшенный серебряным кружевом, он был похож на смертоносный цветок, что выстреливает ядовитыми иглами. Арбалет ложился в руку, срастаясь с ней в единое целое, и еще никогда не подводил своего хозяина. Потому Силантий не признавал ружей и винтовок, хотя и не раз становился объектом насмешек со стороны приятелей. А маменька хваталась за сердце всякий раз, когда они с отцом собирались охотиться.