Эрика-Джейн Уотерс - Песнь призрачного леса [litres]

– Ладно, понятно. И что же произошло на стройке?

– Ничего. Принялся распекать меня за то, что иду его же, отцовской, кривой дорожкой. На Джесса тоже орал. Тот в конце концов вышел из себя и понесся на первый этаж – курить или там не знаю зачем. А я просто дослушал до конца и отвалил. Вот и все. Довольна?

Я выдерживаю его вызывающий взгляд, даже не стараясь прикинуться, будто поверила.

– Ага. Ну, и зачем ты тогда все это утаивал?

– Из-за отчима. Он в полиции служит, сама знаешь.

– Да, знаю. Он Джесса сцапал.

– Бл… Дерьмово, да. Ну, короче, он запретил распространяться, что я там был. Не то, сказал, мигом превращусь в подозреваемого номер один. Ну а мать соврала, мол, я все утро просидел дома.

Я с горьким смешком качаю головой.

– Ну а с тем, что «подозреваемым номер один» сделали Джесса, ты, понятно, легко смирился. Хотя мог бы, знаешь ли, дать показания в его пользу. Да и сейчас не поздно.

Разве свидетельство сына убитого не должно иметь больший вес, чем того чужого человека?

Однако куда там – в глазах Кенннета полыхает животный страх.

– Гарри мне башку отвинтит, если узнает, что я даже одной тебе проболтался. Умоляю, больше никому ни слова. Заклинаю! Его с работы могут попереть. А у них с мамой и так все наперекосяк в последнее время…

Впрочем, он и теперь меня не вполне убедил. Какой-то все же бред получается.

– Ну а откуда ты знал, что тебя не заложит Джесс?

Кеннет стыдливо опускает взгляд.

– Отчим успокоил: дескать, об этом не волнуйся, после того как он тебе намылил шею на концерте, ему никто все равно не поверит.

Боже, как мне самой хочется намылить ему шею.

– Так Джесс о тебе кому-то пытался сообщить или нет?

Сводный отрицательно трясет головой. В глазах мольба.

– Ты ведь мне веришь, правда, Шейди?

– Сам-то ты… веришь, что Джима убил Джесс? – Я вскидываю подбородок. – Ты же находился там совсем незадолго до… происшествия. По моему брату можно было сказать, что он вот-вот прикончит отчима?

– Наверное, ни по кому такого никогда нельзя сказать. – В голосе Кеннета появляется такая печаль, что у меня внезапно сжимается сердце, несмотря даже на то, как я зла на него и что по-прежнему сомневаюсь в его искренности. – Но… если бы я тогда подумал: эге, да он собирается прикончить моего папашу, то, уж конечно, не оставил бы их одних, с глазу на глаз. Вообще, все думаю: стоило мне остаться, помочь им с работой на стройке, как отец хотел, ничего бы не случилось.

Ну или Кеннета тоже отправили бы за компанию на тот свет. Тут только Джим может дать ответ.

Утешать сводного братца я, конечно, не собираюсь – пусть сам мучается со своими «стоило мне». Но новый разговор – о планировке и прочих характерных особенностях дома, где нашли труп Джима, завожу уже более мягким, спокойным тоном. И минут через пять такой беседы на лице Кеннета проступает облегчение. По крайней мере, у него появился еще хоть кто-то, от кого больше не нужно прятать скелет в шкафу.

Теперь, когда он, похоже, выложил мне все, что знал, я прихожу к выводу: вся мыслимая информация с живых собрана. Пора обратиться к мертвым.

– Ты уверена, что готова к такому? – Седар одаряет меня уже тысячным многозначительным взором за последние десять минут. – Ты правда этого хочешь? – Он до белизны в костяшках впивается пальцами в руль.

– Да. Уверена. А вот если не хочешь ты…

– Я дал слово и его сдержу. Мне совсем не по душе оставлять тебя наедине с потусторонними силами, но честное слово – лучше бы ты все-таки позвала и Сару с Орландо. – В его глазах отражаются сразу и колебание, и тревога, и отчаянные попытки притвориться, будто он вовсе не напуган до чертиков перспективой приятной встречи с духом Джима.

– Сару я точно не могла позвать, мы с ней сейчас не разговариваем.

– Но есть Орландо – твой лучший друг, верно? Он точно с радостью помог бы тебе.

– Друг. Лучший. Но вполне ясно дал понять, что не хочет в такое ввязываться.

Откидываюсь на спинку сиденья и опускаю веки. Ясное дело, мне сейчас очень не хватает Орландо. И Сары. Потому что, как ни прикидывайся, а мне очень страшно. Страшно от того, что должно вот-вот случиться, страшно услышать правду из уст духа.

Седар некоторое время ведет машину молча, потом опять принимается за свое:

– А Кеннет точно сам отказался ехать? Все-таки речь о его отце.

– Его моя идея просто в ступор вогнала, – говорю. – И после случая с Сарой не мне его винить.

Господи, как она рыдала тогда – до сих пор больно вспомнить. Ну и, конечно, с тех пор, как мне открылась правда о перемещениях Кеннета в день убийства, я никак не могу исключить его из своего личного списка подозреваемых. Трудно, разумеется, поверить, что он поднял руку на отца, но пока Джим не выскажется сам, доверия к парню у меня нет.

– А теперь ничего не говори, дай мне сосредоточиться. – Снова врубаю радио на полную громкость. Салон мгновенно наполняется музыкой Джейсона Исбелла [67] Американский автор-исполнитель музыки кантри (род. 1979 г.). , и его голос – такой знакомый – успокаивает мои нервы.

Мимо проносятся темные стены рощ и наглухо закрытые ставни домов, яркие в окружающем мраке витрины круглосуточных магазинов, тихо дремлющие церкви. Вот наконец и улица, ведущая к месту, где расстался с жизнью Джим.

– Поворачивай сюда.

Уже за полночь перед нами вырисовываются очертания того недостроя, где, по словам Кеннета, в утро преступления работал Джим. Седар уже собрался было заехать на подъездную дорожку, как вдруг его фары выхватили из темноты силуэт другого фургона, припаркованного там. Большого. Ярко-синего.

– Чер-р-рт. Дальше проезжай, – шиплю я. Мы, стараясь тише шуршать шинами, пробираемся чуть дальше и останавливаемся за два участка от цели. – Это машина Фрэнка, Джимова брата. Если мы оставим свою здесь, заметит. Разворачивайся – и давай назад, тем же путем, может, если он уже нас засек, решит, что заблудились.

– Что он тут делает посреди ночи?

– Понятия не имею. Странно.

И мы возвращаемся. На ходу стараюсь заглянуть в салон нежданного грузовичка, но самого владельца там не вижу. Это, разумеется, не значит, что и Фрэнк нас не видит. Выворачиваем назад, на главную дорогу, и там через несколько метров глушим мотор на обочине. Больше тут никуда целый фургон не засунешь.

Седар выдергивает ключ из зажигания, и нас окутывает тьма. Мне моего «водителя» почти сразу перестает быть видно, зато я чувствую его взгляд на себе, а также – могу поклясться – слышу стук его сердца.

– Давай лучше снова приедем завтра, когда его не будет, – предлагает Седар.