Алина Реник - В лабиринтах вечности

«Но что это? — радость улетучилась мгновенно, — шум совсем иной: ни монотонной речи, ни лениво слоняющихся по залам туристов, ни щелканья фотоаппаратов, ни шарканья тысяч ног о мраморные плиты! Ничего этого нет, только гул! Страшный гул! Что же это?!»

…Все нарастающий гул, откуда-то извне…, хотя в самом музее стояла убийственная тишина. Настя подбежала к огромному окну — за ним: площадь Тахрир, а на ней разливалось человеческое море, скандирующее, размахивающее флагами, грохочущее, бьющее в барабаны, поджигающее костры и факелы!

Откуда-то сверху посыпались стекла…

Араб, схватив ее за руку, крикнул:

— За мной, быстрее, к мумиям!

Настя кинулась было вперед, но араб удержал ее и приложил палец к губам: «Тц-ц! Стой! Теперь стой! Тихо!»

Все происходило так быстро: наяву и в осознании, что она вновь в своем времени и что здесь сейчас происходят какие-то ужасные события — там за окнами толпа, которая рвется в музей, и, возможно, многие сокровища будут утрачены навсегда. А, главное, она понимала весь ужас и неспособность что-либо исправить! Лишь с облегчением вздохнула — я в своем времени. И тут же поняла: нет, это не мое время, это время другое!

— Где я? — прошептала она, не глядя на араба.

— Это другое… другое время! — правильно понял он вопрос, выглядывая за колонну.

— Другое!?

— Ты в 2011! Сейчас 28 января 2011 года.

Настя не могла найти слов, то, что говорил этот странный человек опять было выше ее понимания — это фантастика!

Она из 1985 года попала почти на двести лет назад в 1798 — и это не было сном! (или всё же сон?) А сейчас… в 2011!!! Зачем?! Или он так шутит? Шутник!

Или все же сон? Настя огляделась… Нет, нет, вот именно здесь еще несколько дней назад она стояла и смотрела на скульптуру Хефрена и вот ряд саркофагов, а вот диск! Космодиск ! Но отчего-то их здесь уже два! Да, за стеклянной витриной… уже два загадочных космодиска…

Крики усилились. Люди на площади Тахрир скандировали: «Долой Хосни Мубарак! Мубарак вон! Мубарак предатель!»

Араб, глядя через ее плечо, быстро сказал:

— Видишь, что происходит?! Боюсь, перерастет в худшее…

— Ты думаешь… это революция?

— Думаю, да!

— Но если хотят убрать президента, то я тебе для чего? — прошептала она, вспоминая, что президентом Хосни Мубарак стал в 1981, добавила, — долго же он правил, тридцать лет!

— Очень долго! Но не в этом суть! — также шепотом ответил ей араб, а потом все же не удержался и желчно прибавил, — а кое-кто из наших общих знакомых в два раза больше правил — шестьдесят семь лет!

— Рамсес?

Он кивнул, и кивков указав на площадь, печально сказал:

— Это далеко не смена власти! Это Хаос! Хаос — будущее во власти темных сил. Ничего нет хуже революций! И эти — всего лишь пена, но за ними страшные волны потрясений, которые могут снести все на своем пути! Это цунами! — немного помолчав, горько добавил: — Если они сейчас ворвутся, если хоть один человек приблизится к фараону… — лицо его исказилось от боли.

— Говори!

— Наша история — это наш миропорядок! Чтобы внести в наш мир Хаос, много не надо — всего-то нужно уничтожить все это! — он обвел рукой поверх головы, указывая на музейные артефакты. Она поняла его и без этого жеста. — А остановить их можешь только ты! И спасти нас можешь только ты!

— Я? Как?

— Не знаю…! Не знаю! И его спаси!

— Кого?

— Его! Спаси!

— Как…?

Она была не удивлена, нет, она была ошарашена: «я — то чем могу всем вам помочь?» Но в серых глазах араба не было и тени сомнения. Он пристально смотрел на нее, словно внушая ей некую идею… И она вдруг остро ощутила его боль, как свою, и важность всего происходящего для него, для Египта, для арабских стран… Страшные картины разрушений, смертей и стран, ввергнутых в кровопролития, пронеслись где-то в подкорке сознания… И ужас тяжелой волной заполнил душу…

«Я должна помочь им, должна спасти любой ценой».

Сейчас на вопрос: «Отдаст ли она свою жизнь за вечную жизнь Рамсеса? Отдаст ли она жизнь за этот народ?», не сомневаясь, ответила бы: «Да!»

Крики и скандирование то затихали, то вновь обретали силу, и, казалось, ничто, и никто не сможет остановить вой бесчинствующей толпы — толпы, управляемой извне… теми, кто стремился посеять ростки Хаоса в арабском мире.

Внезапно несколько человек в черных масках перелезли через ограду, за считанные секунды преодолели музейный двор, и ворвались в музей через разбитое окно, а где-то наверху уже были слышны другие шаги и со стороны сокровищницы слышались голоса…

— Бежим…

Он схватил ее за рукав и рванул…, но не успели они добежать до первого зала, как несколько молодчиков пробежали мимо, вооружённые палками, железными прутьями, камнями. Они неслись по музею и, не задумываясь, наносили остервенелые удары по всему, что попадалась у них на пути. Один с черной повязкой на лице, подскочил к скульптуре Рамсеса, что стоит у входа, и железным прутом принялся наносить удары. Двое уже долбили стеклянные витрины, вытаскивали артефакты, распихивали по карманам… Один подлетел к стене, сорвал древний папирус, скомкал и поджег, визжа от животной радости…

На втором этаже слышались быстрые тяжелые шаги…, вдруг крик страшный, истошный — кричал то ли мужчина, то ли женщина…, раздалась автоматная очередь…, витринное стекло звонко рассыпалось осколками по гранитному полу…

Настя вздрогнула.

— Поздно! — араб скрипнул зубами, — Все! Все!

— Не успели?

— Поздно, — обреченно проговорил он, — осталось только одно — остановить их там и не дать проникнуть в зал…

Настя посмотрела на него и задала странный сейчас вопрос:

— Скажи, ты всегда будешь ко мне приходить?

— Нет…, тогда мы прошли один лишний поворот… — слукавил он, — поэтому попали в другое время, а надо было сюда!

— И это не сон!?

— Да, нет же! — он набросился на нее, схватил за плечи, зашептал в лицо, брызжа слюной:

— Слушай ты… Не знаю почему, но ты есть именно то, что приводит мою страну к Хаосу! И я не знаю «как», но знаю, только ты и можешь остановить все это! Можешь спасти Рамсеса и всех нас от неминуемой гибели!

Настя смотрела на него.

— Я-то чем могу помочь?

— Не знаю!!! — зло бросил он, — Не знаю, что…, встань там, закрой собой вход в зал! Не знаю!!! Делай же…, делай что-нибудь!

За окном стоял такой рёв толпы, что музей уже гудел, как улей диких пчел.

Где-то наверху разбивали витрины и обрушивали огромные музейные шкафы с артефактами…

— Если толпа ворвется в музей, их уже никакая сила не остановит… что сохранится — ничего: ни скульптур, ни папирусов, ни золото Тутанхамона…

Настя дернула плечами.

— Так бы и сказал… Золото — их цель!

— Нет, я знаю точно, золото — лишь прикрытие. Главная их цель — священные письмена, диски, Рамсес — уничтожь они это и можно считать, что Египта нет! Вся история Египта канет в пески, потом придут те, кто развеет все пеплом над Нилом. Папирусы, мумии сожгут, скульптуры обезглавят, уничтожат памятники, коим нет цены, все превратят в мусор, в лучшем случае вывезут из страны. Я даже буду рад, если так оно произойдет, но нет, вижу…, вижу, как весь Египет пылает и опять подвергается разграблению — самому безжалостному разграблению! Фанатичному уничтожению!