Дин Кунц - Мистериум [litres]

Вернув перо в карман, он снова вытаскивает пистолет.

Шекет подходит к двери справа, бесшумно открывает ее и попадает в другую комнату. Единственный свет в этой комнате дают высокие окна на северной стене. Облачность за окнами густеет, мнимые сумерки сменяются настоящими. Чувствуется, что скоро пойдет дождь. Все это создает ощущение подводного мира, словно он находится не в доме, а на затонувшем корабле.

Но ему не надо зажигать свет. Он перешел сюда из более освещенной комнаты, но глаза мгновенно приспособились. Раньше с ним такого не бывало. Зрение Шекета обострилось и приобрело новое свойство. Глаза его вбирают комнатный свет и каким-то образом усиливают его. Шекет сразу понимает, что попал в мастерскую Меган.

Большой холст на мольберте почти закончен. Он подходит к мольберту. Очередная картина, написанная в стиле фотореализма. И все равно живопись Меган непонятна Ли Шекету. Каков смысл ее картины? Какие чувства должно пробуждать это полотно?

На переднем плане изображены три оленя и мальчик. Мальчишка не кто иной, как Вуди. Он кормит оленей ломтиками яблока. Вопреки законам реализма неяркий лунный свет на картине выглядит призрачным и как-то странно отражается.

По необъяснимым причинам картина вызывает у Шекета глубокое раздражение. Ему хочется пойти на кухню, отыскать острый нож и разрезать холст на лоскуты.

Не сейчас. Настанет время, и он уничтожит все ее картины. Когда Меган подчинится ему, когда он выбьет из нее всю самоуверенность и она поймет свое место, она сама по его приказу уничтожит собственную мазню.

Олени и этот умственно отсталый мальчишка – слабаки. Таков единственный смысл картины, открывшийся Шекету. Они не более чем добыча, которой судьбой уготовано достаться хищнику.

Меган закончила петь. Ей показалось, что Вуди немного расслабился, и она сказала:

– Сегодня на обед мясной рулет и запеканка из картофеля с сыром. А на десерт – фирменные булочки Верны с мороженым. Я буду ждать тебя в кухне. Не торопись. Приходи, когда захочешь.

Меган встала с кровати, склонилась над сыном, улыбнулась и поцеловала в щеку. Вуди по-прежнему смотрел в пространство, будто находился в шоке, но она не сомневалась, что он оттуда выбирается.

Его компьютер и настольная лампа были выключены. Справа от клавиатуры лежала толстая пачка листов, зажатых пружинной клипсой.

Что же он напечатал? Меган прогнала любопытство. Каждый ребенок нуждается в личном пространстве, куда другие не вторгаются. Особенно Вуди, который терпеть не мог вторжения в свое личное пространство. При всех его особенностях он был хорошим мальчиком. Рано или поздно он сам принесет и покажет ей эти листы.

Включив лампу на тумбочке, Меган вышла, тихо закрыв дверь.

Она спустилась по узкой черной лестнице, которая вела прямо в кухню.

Возле духовок на металлической подставке стоял противень с мясным рулетом. Когда он остыл и затвердел, она отрезала две порции, чтобы разогреть. Накрытая фольгой запеканка с картофелем и сыром ждала подогрева в микроволновке. Задняя дверь, как того и следовало ожидать, была заперта. Верна Брикит была забавной брюзгой и занудой, но надежности у этой женщины не отнимешь. Действия уборщицы отличались предсказуемостью, как восход и заход солнца.

Меган разложила на столе пластиковые подставки под тарелки, затем достала вилки с ножами и бумажные салфетки.

По непонятным ей причинам Вуди ел медленнее и с бóльшим аппетитом, когда кухня освещалась свечами. Для этой цели Меган приготовила шесть красных стеклянных плошек, поместив в каждую по свечке, способной гореть четыре часа. Свет всегда должен проходить через красное стекло. Колеблющееся пламя, видное через прозрачные плошки, возбуждало Вуди. От синих плошек он терял аппетит, а от зеленых впадал в депрессию.

Тарелки Меган пока оставила на разделочном столе. Ей хватало одной, но Вуди так не мог. Мясной рулет он будет есть с глубокой тарелки, а три мелкие понадобятся ему для запеканки и двух сортов овощного гарнира. Если смешать разные виды пищи на одной тарелке, он не сможет есть. Почему? Меган этого не знала. Наверное, он и сам не знал.

Когда Вуди спустится в кухню, она поставит разогреваться морковь и цветную капусту, после чего займется приготовлением «коктейля» для сына. Если Меган пила белое вино, Вуди требовалась чистая ароматизированная вода. Если же она наливала себе бокал каберне, сын пил малиново-виноградный сок, совпадавший по цвету с вином. Меган хватало иных забот, чтобы пытаться искать причины этого странного предпочтения.

По вечерам Меган позволяла себе один-два бокала вина. Сейчас, ожидая прихода Вуди, она налила себе каберне «Кеймус».

Через стеклянную верхнюю створку задней двери она смотрела во двор. Туда, где на ее почти готовой картине Вуди кормил оленей. Сын был запечатлен лишь на нескольких ее картинах. Впервые изобразив Вуди, она почувствовала, что его присутствие меняет весь сюжет. Меган уже не могла написать двор, где нет Вуди. Несмотря на свой аутизм, а может, вследствие этой особенности он обладал необъяснимой притягательностью. Он собирал мир вокруг себя, менял привычные очертания, наполнял его новыми красками и давал ему новый смысл. Вот и сейчас двор без Вуди выглядел незавершенным, похожим на набросок, на этюд для более серьезной картины. А может, и вовсе не присутствие Вуди преображало эти места, а ее любовь к нему придавала им мистическое свойство.

Сумеречный лес в конце лужайки был похож на причудливый замок с башнями и парапетами. Так он выглядел и на картине Меган. Прежде она не понимала, почему лес на ее полотне получился каким-то угрожающим и даже зловещим, а сейчас вдруг поняла. Лес олицетворял все зло внешнего мира, резко контрастируя с чистотой и невинностью самого Вуди. Случись с ней что – и она уже не сможет оберегать сына, ему с этим злом не справиться.

Меган подошла к столу, на котором лежал наполовину прочитанный роман. Найдя нужную страницу, она погрузилась в чтение. Она много чего успела за день и честно заработала отдых. Книга ей нравилась, а вино было еще лучше.

Сюжетом романа была власть одиночества. Меган уверяла себя, что не одинока, хотя и знала: это ложь. Она говорила, что жизнь прекрасна и есть беды похуже одиночества. Здесь она себе не лгала.

Свет из коридора проходит сквозь арку гостиной и ложится неяркой золотистой дугой на пол и мебель. Но дальше его владения кончаются. Чем ближе к стеклянным дверям, тем сумрачнее пространство, полное теней. Пасмурный день снаружи неумолимо переходит в сумерки.

Преобразившимся глазам Шекета хватает и этого скудного света. Он идет дальше и подходит к «стейнвею». Он и забыл, что Меган играет на рояле.