Дин Кунц - Мистериум [litres]

Но с прошлого года или чуть раньше тревожные перемены добрались и до округа Пайнхейвен. Здесь стали появляться «эмиссары» MS-13 и других банд, организованных выходцами из стран Центральной Америки. Они разнюхивали возможности для устройства подпольных лабораторий по производству синтетических наркотиков, а заодно проверяли силу и решимость местных правоохранительных органов. Было несколько стычек между заезжими гангстерами и окружными полицейскими, но ничего особо серьезного. И вдруг однажды бесследно пропала несовершеннолетняя Дженна Макколл – симпатичная девочка, примерная дочь и старательная ученица. Вовсе не типаж девчонки-«оторвы», решившей сбежать из дома. Вскоре тринадцатилетнего Джимми Талберта, ехавшего на велосипеде по лесной дороге, сбила машина, водитель которой скрылся, оставив подростка истекать кровью. Подобных случаев в Пайнхейвене не было уже тридцать шесть лет. Естественно, местные жители, руководствуясь здравым смыслом, стали подозрительными.

Однако никакие подозрения и страхи не смогли подготовить Карсона Конроя к тому состоянию, в каком к нему попал труп Джастин Клайнмен.

Морг располагал двумя столами для вскрытия, каждый с весами и раковиной. На первом лежал Пейнтон Спейдер. Преступник застрелил его почти в упор, выпустив четыре разрывные пули. Повреждение тканей и костей вполне соответствовало ожидаемому.

Поначалу Карсон решил, что Джастин тоже застрелили, а потом дикие звери, вероятно койоты, обезобразили ее труп. Не обнаружив следов пулевых ранений, Карсон стал искать следы ножевых и тоже не нашел. Череп убитой был цел. Убийство тупым предметом исключалось.

Только потом, отбросив все возможные способы убийства, Карсон решил присмотреться к ее лицу. Точнее, к тому, что от него осталось. Наверное, при жизни она была красивой женщиной. Останки лица не позволяли говорить об этом наверняка. Бóльшая его часть была съедена. Та же участь постигла одну ее грудь и часть второй. За свою практику Карсон навидался всякого, и ужасы, с которыми сталкивались жертвы, давно перестали вызывать у него оторопь. Но сейчас его прошиб озноб. Холод полз по его спине, словно орда насекомых. Следы укусов по периметру оставшейся ткани не принадлежали никакому животному. Кривизна периметра и рисунок зубов указывали на человеческий рот.

Меган успела прочитать три главы романа и допить бокал каберне, а Вуди так и не появился в кухне.

Когда он слишком глубоко уходил в себя и потом не мог вернуться в реальный мир, Меган помогала ему музыкой. Он любил слушать ее игру на рояле, любил смотреть, как она играет, и, казалось, удивлялся ее способности создавать музыку простым нажатием клавиш.

Порой Меган оставляла сыну записки. В самой последней она спрашивала: «Хочешь, я научу тебя играть на рояле?»

Вуди не ответил на эту записку. Все прежние он тоже оставлял без ответа, однако Меган не теряла надежды. Обмен записками – это далеко не то, что диалог, но более удовлетворительный способ общения, чем тот, что существовал у них сейчас.

Меган прошла в гостиную и включила свет. Увиденное заставило ее застыть на месте. Все серебряные рамки с фотографиями были опрокинуты.

Раз в неделю Верна Брикит мыла стеклянные предметы и чистила серебро. Но она ни за что не оставила бы фотографии в таком состоянии. Ни в коем случае. Верна была педантична почти до фанатизма.

Значит, это сделал Вуди. Но зачем? Ответ напрашивался сам собой: ему вдруг стало невыносимо смотреть на снимки, где везде был его отец. Меган считала, что за три года сын сжился с утратой. Оказалось, что не настолько, как ей думалось. Вуди был гением. Люди привыкли считать, будто гении менее эмоциональны, чем остальная часть человечества. Но Меган знала: Вуди не таков. Он умел глубоко чувствовать. Иногда ей казалось, что Вуди молчал по одной-единственной причине: он боялся. Боялся, что длительно удерживаемые эмоции вырвутся наружу с вулканической силой, он не сможет их контролировать и поток его эмоций шокирует слушающих.

Меган решила не трогать фотографии и не поднимать крышку рояля. Потом, когда Вуди успокоится, она спросит его о снимках.

Она села на вертящийся стул, подняла крышку клавиатуры, согнула пальцы, приготовившись играть.

У Вуди было около дюжины любимых песен, каждую из которых он мог слушать часами. Иногда их набор менялся. Хотя слова имели для него значимость, Меган подозревала, что мелодии могли проникать прямо в его душу.

Подумав, она заиграла «Лунную реку». Красивая мелодия, окрашенная тоской и легкой меланхолией, потекла из гостиной в коридор, поднялась по лестнице и, быть может, пробилась к сыну, чтобы вытащить его из оболочки, в которую он сам себя заключил.

Вуди живо представлял себе круглую комнату на верхнем этаже замка. Он лежал на тростниковой подстилке и смотрел в пустые рамы южных окон. Именно там появлялась синяя птица или белая крыса – знак подтверждения, что он уже достаточно пострадал за свои ошибки. По небу быстро неслись свинцовые облака. Сквозь их нагромождения мелькали молнии. Грома не было. Здешние стихии отличались такой же молчаливостью, как и их создатель. Если он сделал нечто более страшное, чем думал, если убийцы из Темной Паутины знают, где его искать и уже едут в Пайнхейвен, никакие покаяния не принесут ему прощения и не вернут былой безопасности. И тогда он будет обречен оставаться в этой башне навсегда.

А затем раздался звук, которого он не слышал прежде: любопытное повизгивание, за которым последовали вздох и несколько душещипательных поскуливаний.

Вуди оторвал взгляд от окна. На полу, свернувшись клубочком, лежал спящий золотистый ретривер. Он скулил, поскольку ему снилось что-то плохое или печальное.

Раньше никаких собак в круглой комнате не появлялось. Вуди не знал, как к этому отнестись. Может, наряду с синей птицей и белой крысой этот пес тоже был знаком искупления и его появление говорило, что Вуди искупил свою вину и теперь может вернуться из замка в уютный дом, к маме?

Вопрос оставался без ответа. Меж тем среди каменных стен башни слышались обрывки слов: «Улыбнись Дороти… мой дорогой, милый Кипп… мой уникальный мальчик… моя тайна… Мистериум…»

Вуди сел на своей плотной тростниковой подстилке и оглядел комнату, полную теней. Каждая вспышка молнии заставляла их колыхаться, словно занавески на ветру. Слова произносила женщина, сама оставаясь невидимой.

Затем раздался сердитый мужской голос, больше похожий на рычание: «Я знаю… твою породу… преподам тебе… урок».

На стене, в железных скобах, вспыхнули и зачадили три масляных факела. Секунду назад их не было. Вуди создал их своей волей. Их пляшущий свет не выявил никого, кроме золотистого ретривера.