Зои Аарсен - Холодный как мрамор [litres]

– Подожди, что? – спросила я, не веря, что нам так повезло – найти краткое изложение того, чем занималась мама Трея, когда познакомилась с отцом Вайолет. – Там упоминался Майкл Симмонс?

– Да. Ну, вроде того. Я просто пролистал его до конца, так как у меня не было времени прочесть все. Но зацени. Ближе к концу есть кое-что о том, как он попросил ее встретиться с его адвокатами после того, как она узнала о беременности. Они буквально предложили ей деньги на аборт, потому что Симмонс беспокоился из-за грядущего бремени отцовства. Мама описала все это: как он пытался повернуть дело так, будто она была слишком молода для такой огромной ответственности и рисковала растратить свой академический потенциал, но мама видела его насквозь. Ну, не совсем, конечно. Сначала она была ужасно зла и обижена его предложением, но затем погрузилась во весь этот любовный бред, мечтая о том, что Симмонс поменяет свое мнение после моего рождения.

Мне хотелось, чтобы между нами не было забора и я могла взять Трея за руку.

– Это так грустно. Похоже, она действительно любила его, а он разбил ей сердце. Боже, что за урод.

– Да, и вот в чем дело – он не только отказался бросать жену ради мамы, но и добавил, что она только что потеряла ребенка и было бы слишком жестоко бросать жену, пока она в трауре, – с усмешкой сказал Трей.

Мать Трея всегда была такой худой, такой нервной, будто боялась собственной тени. Я никогда бы не подумала, что миссис Эмори на десять лет младше моей матери: настолько старой и разочарованной в жизни она выглядела. Все, о чем мне рассказал Трей, заставляло сердце болеть за его маму; она наверняка была опустошена тем, что мужчина, которого она любила, так мало о ней думал и хотел заплатить за то, чтобы она избавилась от его ребенка.

– Боже, мне так жаль твою мать, – проговорила я.

А еще мне было жаль Трея, хотя я и не сказала ему об этом. Он узнал далеко не самые приятные вещи о своем биологическом отце.

– Не стоит ее сильно жалеть, – удивился Трей. – Последние пару страниц, которые я пролистал, были наполнены чистой яростью. Наподобие психически нестабильных, испорченных вещей. Она была уже за…

Мы с Треем испугались, когда в его доме открылась дверь и миссис Эмори вышла на улицу.

– Трей, ты собираешься колоть дрова или так и будешь все утро трепать языком?

Стоя спиной к матери, он скорчил гримасу и закатил глаза.

– Я наколю их.

– Здравствуйте, миссис Эмори, – сказала я и помахала рукой, задумавшись, как много знал Уолтер Эмори о жизни своей жены, как и почему согласился жениться на ней, когда она вернулась в Уиллоу беременной уже несколько месяцев, и как она позволила всем в городе поверить в то, что Трей был родным сыном Уолтера. Либо тот действительно любил свою жену, либо там было что-то еще.

– Рада это слышать, – бросила миссис Эмори, проигнорировав мое приветствие, прежде чем вернуться в дом.

Не в силах сдержать волнение, я спросила Трея:

– Где дневник? Я хочу прочесть в нем каждое слово.

Он перенес вес с одной ноги на другую и ответил:

– Эм, скорее всего, не получится. Если мама узнает, что я нашел его вместе с остальным ее барахлом из дома бабушки с дедушкой, она меня убьет. Мне и так не по себе от того, что я рылся там, но я надеялся найти их совместные фотографии. Я бы прямо сейчас отдал дневник тебе, но не знаю, насколько часто мама туда захаживает.

Все еще думая об угрозе юридической фирмы в сторону матери Трея и вывеске о продаже дома на его лужайке, я спросила:

– Может, твоя мама сначала согласилась на аборт, чтобы получить деньги отца Вайолет, а затем передумала?

Трей задумался.

– Возможно, но мы ведь не живем в Шервуд Хиллз, – рассуждал он.

Шервуд Хиллз был дорогим районом в другой части города, где жили семьи Портной и Коттон.

– Насколько я знаю, у моей матери нигде не было секретного банковского счета. Мы не бедные, но… ты знаешь. Уолтер водит «Хендай».

Трей еще не успел прочесть письмо, так что я рассказала ему о содержимом.

– В письме говорится, что твоя мама должна клиенту фирмы почти два миллиона долларов.

Трей моргнул от удивления, его губы вытянулись трубочкой.

– Черт возьми. Два миллиона долларов! Он, вероятно, совсем не хотел, чтобы его жена узнала обо мне.

– Да, но подумай вот о чем. Твои родители продают дом. Если у твоей матери оказалось два миллиона долларов, когда она была в нашем возрасте, куда они могли пропасть?

Наш разговор был снова прерван миссис Эмори, которая вновь открыла дверь, чтобы крикнуть:

– Трей!

– Хорошо, хорошо, – отозвался Трей. Он смущенно улыбнулся мне и понизил голос:

– Смотри, мы можем попробовать продолжить разговор, пока я буду рубить дрова, но это будет непросто. Так что на случай, если мы не увидимся, прежде чем я уеду, хочу дать тебе вот это.

Он передал мне небольшую деревянную шкатулку на петлях и с большой буквой «М», выжженной на крышке.

– Это так, пустяки. Я посещал уроки резьбы и выжигания по дереву в Северном Резерве и сделал это. Не собирался отдавать ее тебе, но это все, что я смог достать к Рождеству.

Я встала на мыски, чтобы дотянуться через забор до его лица. Я притянула Трея к себе, чтобы поцеловать в губы, и сказала:

– Трей, мне очень нравится.

Он смутился – что было для него редкостью – и выглядел симпатичнее, чем когда-либо прежде.

– Это вторая шкатулка, которую я сделал. Первая получилась не очень, а я хотел, чтобы подарок был идеальным.

– Мне правда нравится, – настаивала я. Получить от Трея что-то, сделанное его руками, было для меня гораздо ценнее любого подарка из магазина; но я понимала, что мне не разрешат взять шкатулку с собой в Шеридан.

– Слушай, – сказала я, не желая, чтобы между нами перед расставанием оставалась ложь. – Думаю, стоит сыграть с Вайолет на вечеринке. Я уже размышляла над этим, другого выхода нет. Следующее новолуние – в конце января, и Миша останется здесь одна.

Трей кивнул и посмотрел себе под ноги.

– Я знаю, я знал, когда мы обсуждали это прошлой ночью, что ты попытаешься это сделать. Просто… будь разумнее. И если что-то случится и тебе нужно будет со мной связаться, можешь позвонить в мою школу и сказать, что ты – моя тетя Нэнси. Она моя родственница со стороны Уолтера. Они могут попросить тебя сказать код доступа, я его не знаю, но код выбирала моя мама, так что, скорее всего, это слово «бирюзовый» – это ее любимый цвет, она использует его в качестве пароля практически везде.

– Поняла, – заверила я Трея. Затем я потянулась через забор, и мы снова поцеловалась, на этот раз дольше, потому что знали, что это, вероятно, был наш последний поцелуй на долгое время.

Как мы с Треем и ожидали, утром воскресенья родители не предоставили нам второго шанса на прощание; я услышала, как поднимается автоматическая дверь гаража Эмори, еще до того, как встала с кровати. Я скинула одеяло и прибежала в гостиную как раз вовремя, чтобы отодвинуть занавески и увидеть заднюю часть машины мистера Эмори, замедлившуюся на углу. Я наблюдала, как дистанция между Треем и мной увеличивалась, пока машина исчезала из вида, и у меня было ощущение, что кровь вытекает из моего тела. В груди было пусто. Я не знала, когда снова увижу Трея или (в зависимости от обстоятельств в канун Нового года) увижу ли его вообще.