Юрий Некрасов - Призраки осени [litres]

– Один-один, – подвел итог Винни и с удовлетворением услышал далекую сирену.

Джереми Тангейзер продал человечество не задаром.

Ему предложили хорошие условия. Деньги. Защиту. Здоровье. Коронный дуплет healthy-wealthy. Великая мирская Мечта.

Забыли сообщить о главном – платить по условиям кредита полагалось его детям. До последнего прямого потомка. Да и было ли ему тогда дел, обсуждать условия?

Лорд Тангейзер обладал безупречной фигурой и столь же выдающимся голосом. Ни один прием не обходился без его выступлений. Джереми пел под фортепиано. Его постоянной аккомпаниаторшей была Маргери Диллиндж – скромная, честная и скучная особа. Последнее качество страховало ее от неизбежных поползновений лорда. Тот был чрезвычайно охочь до девичьих прелестей. И даже немыслимая талия Маргери не пробуждала в нем огня.

Выращенный в кротости и смирении, застегнутый на все пуговицы, пропитавшийся, казалось, пресным морковным супом по четвергам и пустым омлетом по субботам, лорд Тангейзер праздновал похороны родителей чуть ли не как величайшую победу в истории. Они сгорели вместе с фамильным особняком. И вместе с ними ушел порядок и строгая, близкая к жестокости дисциплина.

Наследство пахло свободой!

Но та редко дарит счастливчикам все, о чем они мечтаюти.

Похороны съели треть денег.

Джереми трижды пересмотрел бумаги и проклял Небеса хорошо поставленным тенором. Фамильный особняк представлял наибольшую ценность. До пожара. Сумма в банке позволяла старикам догрызать свой век, экономя и держа карман на замке. Только теперь юный лорд узнал причину фамильной скупости.

Денег хватило на год.

Неделю Джереми пытался что-то придумать. Еще месяц скитался по друзьям и всем, кто был рад его видеть. Домашние обеды позволяли как-то продержаться на плаву. Лорд похудел. Его голос дрожал от вожделения. Это чувство не приходилось подделывать – Тангейзер страстно желал: денег, женщин и ужин. Главным ужасом стало ложиться спать голодным.

Его звали петь в театре.

Лорд любезно согласился… и со свистом вылетел после пятого опоздания на репетицию. Кроме того, обе примы познакомились с содержимым его бриджей и, узнав об амурной конкуренции друг с другом – Джереми не особо таился, зачем?! – всерьез взялись за директора оперы.

Спустя год лорд Тангейзер убил бы за сытую неделю.

Так ему казалось.

Случай расставил фигуры по доске.

Те немногие друзья, что остались еще у нищего лорда, по-прежнему с удовольствием звали его голос на свои вечера. Правда, теперь это были тесные, пропитанные табачным дымом и крепким духом виски бары. Здесь пели совсем иные песни. Соль и срам.

Обычно ему подбрякивал на пианино синий от татуировок и выпивки ирландец. Когда его невозможно было вынуть из запоя, худой тип с Юга фальшиво бренчал на гитаре. Лорд ненавидел такие вечера.

Виски распахнул объятия для Джереми Тангейзера.

Он упал на дно стакана и озирался в недоумении – утонуть сейчас или потрепыхаться.

Певец по-прежнему привлекал женщин. Теперь это была осетрина крайней свежести: вываленные из декольте, увядшие, но заметные еще груди, припухлые кривые рты с размазавшейся маской поцелуев, запах пота и дешевых духов. Лорд отведал немало сомнительных бутонов страсти. Не брать их оказалось невмоготу. Но и ждать чего-то – тоже.

– Я слышал, у вас контратенор?

Джереми раздраженно повернулся к умнику. Лорду надоели шутки про кастратов.

Лицо мужчины было открытым и не содержало даже намека на издевку. Простоватые, будто размытые по лицу черты, заштопанная одежда. Человек напоминал мастерового, но вовсе не знатока вокала. Незнакомец ерзал на высоком табурете и чувствовал себя явно не в своей тарелке.

– Держите от «до» малой октавы до «ми» второй? – тщательно проговорил он явную для себя бессмыслицу.

– Какой любитель оперы вас подослал?

– Там, – едва мотнул головой в сторону выхода, – человек попросил меня сказать вам это. Полная чушь! – доверительно наклонился к Джереми. – Но он требовал, чтобы я повыспросил все тщательно, иначе не видать мне денежек.

– Он не врет, – поморщился Тангейзер. – У меня редкий голос.

– Настолько высокий, что могли бы расколошматить вон те бутылки? – мужчина указал на сталагмиты пойла за стойкой. Бармен Тедди поднял пальцы рогаткой – пива? Джереми отмахнулся – нет-нет, рано.

– Глупости, – рассмеялся певец. – Сказки! Не видел ни одного человека, способного на такое.

– Чем докажете?

– Что? – нахмурился Джереми.

– Что у вас этот… как его… кон-тра-те-нор.

– Так, – хрустнул пальцами лорд, чувствуя, как закипает кровь. – Слез со стула и мигом испарился вместе со своим ценителем!

– Я-я-я, – заблеял мужичок. Лорд Тангейзер схватил его за грудки и швырнул в зал. Неудачник приземлился у чьих-то ног, едва не опрокинул столик, получил пинок под зад и зашустрил к выходу. Кто-то рассмеялся, гости за столиком зааплодировали. Джереми смотрел вслед дураку и беспомощно злился. Сказать было нечего. Время песен еще не пришло.

Тангейзер кивнул на виски, трижды опрокинул по два пальца и с мрачным удовлетворением увидел, что мир вокруг затеял медленные танцы. Вечер переливался сквозь стенки стакана мягкими красками. Радуга заигрывала с Джереми хрипловатым женским голосом. Еще немного, и он пропоёт свою жизнь.

Тангейзер с удивлением рассматривал ладони. Пальцы двигались, как чужие. Джереми оставил их на стойке, лег поверх и задремал. Его растолкал Тедди:

– Этот парень сидит рядом с тобой уже четверть часа.

– А? – ошалело дернулся Тангейзер. – Какой парень?

– Я не хотел бы называть своего имени, – еще один ненормальный прятался под капюшоном и накидкой. Даже лицо было замотано. – Мне нужен певец.

– Всем нужен певец! – хвастливо провозгласил Джереми. – На свадьбу, похороны, в свой первый юбилей, в бар, в мюзик-холл. Даже в церковный хор, представляете, берут шлюх с голосом!

– Мне нужен особенный певец.

– Так чего же ты сидишь? – грубо пихнул локтем Тангейзер. – Вали скорей, ищи его, такие ведь нарасхват.

– Мне нужны вы, – фигура в плаще выложила на стойку несколько крупных купюр и накрыла ладонью. – Если вы лорд Тангейзер.

– Ты – лорд, Джереми? – хохотнул Тедди, протирая бокал. Накололся на его бешеный взгляд, фыркнул и отвалил.

– Я – не шлюха, – раздувая ноздри, предупредил Джереми. Рука тянулась к деньгам, но гордость пока держала жадность за глотку.