Маргарита Малинина - Исчезнуть из преисподней

От этой мысли я скривилась, открыла наконец-то дверь и лоб в лоб столкнулась с давешним мужичком, который уже руку занес для звонка.

— Не пришла еще мамка? — игнорируя меня, спросил он Петю. Тот покачал головой. — Понятненько. Ну скажи ей, что я ее жду. — И только я собиралась уходить, как… — А ты, голубушка, пойдем-ка со мной.

— Я?

— Ты, ты. Сказать надо тебе пару словечек.

Тон у мужчины и в целом был дружелюбным, а в особенности подкупали уменьшительно-ласкательные формы слов (ну или «словечек» — кому что ближе), поэтому я, вернув рисунок Пете, спокойно последовала за дядей вниз. Выйдя из Ротонды в коридор, Василий Иванович замер ровно посередине ковра (ни дать ни взять педант, а может, и того хуже — перфекционист) и заговорил:

— Вот что, деточка. Не мое это дело, но я тебе так скажу: повидал я многое, и людей знаю. Так вот, парень ентот, с которым ты ходишь, тебе не пара, так и знай. До добра не доведет.

Да, он так и сказал — «ентот» и «ходишь», чем вызвал во мне бурный всплеск умиления. Чего греха таить, он мне с первого взгляда понравился, еще в тот день, когда я ему врезала дверью. Есть такие, про которых почему-то сразу думаешь: «Хороший, видать, человек». Может, усы? Или глаза? Не знаю. Но взгляд действительно добрый, отеческий. На самом деле заботится.

Или я опять ошибаюсь? Не знаю, после Светки и Алексея не стоит так доверять своим ощущениям. Люди, увы, бывают подлыми и умеют притворяться.

— Откуда вы знаете, он же недавно заселился, — попыталась я поспорить, но вяло, просто чтобы извлечь из него чуть больше информации. Наверняка за его суждениями кроется нечто большее, чем самое первое впечатление, когда можешь судить только по внешности. Полагаю, была какая-то история. Вот эта история мне и нужна, авось приведет к разгадке.

Но я ошиблась…

— Он — да, недавно, но знаю его семью. Я тут давно уже живу, с детства, считай. Я только увидал его и сразу понял, что яблоко недалеко упало.

— Подождите, он же снимает!

— Да, но у своей семьи…

— Как это?! — Господи, жильцы дома с Ротондой меня с ума сведут. Все-таки версия с заговором или телешоу сейчас кажется самой вероятной. Сюда явно собрали самых чудиков с какой-то не очень хорошей целью. И Светка моя им чем-то не угодила. Вот-вот настанет моя очередь…

Василий Иванович сверился с часами. Конечно, такой человек обязательно пунктуален.

— Если хочешь и есть время, расскажу. Но я гостей жду, так что долго болтать не могу.

— Годится, — кивнула я. Поздним вечером я по Питеру еще не гуляла. Надеюсь, что город безопасный, все-таки много туристов, но проверять не хочется. А стрелки часов тем временем уже неумолимо приближались к девяти.

Он повел меня коридором к другой лестнице — там никаких изысков, обычный лестничный пролет любого стандартного подъезда — и остановился перед единственной дверью на третьем этаже. Квартира оказалась тоже стандартной, без выкрутасов и очень походила на своего владельца: все здесь было по своим местам, никаких капризов, никакой лени наподобие «Посуду я завтра помою» или «Расставлю по полкам потом». Мне кажется, когда бралась со стеллажа книга и не дочитывалась, она также возвращалась на полку с закладкой внутри.

В гостиной стоял разложенный стол со старомодной тканевой скатертью, на ней покоился знакомый мне торт, а также две тарелки с вилками и сырно-колбасные нарезки. Что предполагалось класть в эти тарелки, я не знаю, наверно, основное блюдо еще запекается в духовке или тушится в сотейнике.

— Итак, — поторопила я, потому что он начал медленно раскладывать салфетки под тарелки, вместо того чтобы начать рассказ, — по вашим словам, Юлиан снимает квартиру у собственных родственников.

Василий кивнул.

— Квартира принадлежит политику Щербинину, в этом году баллотируется в мэры. Поддержка у него так себе, скорее, для количества кандидатов, но тем не менее человек в городе не последний. Раньше ему принадлежал металлургический завод, потом он его продал, кажись, своему родственнику. Квартира официально вроде тоже не на нем записана, на жену или любовницу, а может, тещу — не знаю, но им не положено, сама понимаешь, они же все типа честные! — Василий Иванович фыркнул, а я со знанием дела кивнула. Хотя не только чтобы подмазаться. Я хоть и молода, все равно примерно понимаю, как это работает. — Ну так вот, Юлиан этот в хороших отношениях с матерью Щербинина, она сестра его бабушки. Бабушка его родная вроде умерла, а ее родным внукам на бабку наплевать, ну вот они и играют в дочки-матери, ну то есть в бабушки-внуки. — Я хмыкнула. — Юлиан выходит кто Щербинину? Племянник?

— Что-то вроде двоюродного племянника.

— Ну да. А семья их так себе. Я человек простой, рабочий, на металлургическом, кстати, том самом проработал почти двадцать лет. И когда они выкобениваются своим знатным происхождением, ну сразу понятно, что для города делать ничего не будут! Светские, блин, люди. Высший свет… блин. — Было видно, что Василий еле сдерживался, чтобы не матюгнуться. Наверно, постоянно напоминал себе мысленно, что рядом находится малознакомая девушка. Я же толком не понимала, что плохого в том, чтобы быть светским человеком. Ну, допустим, вместо завода он построит театр. Или выделит деньги на ремонт старого. Чем это хуже? Учитывая, что у нас в стране вечно производят что-то, что или работает хуже условного немецкого, или вовсе не работает — ничем. — Вот и остальные там такие же, можешь не сомневаться, — продолжал мужчина, недолюбливающий аристократию. — Старушку я эту тоже видел, ходит вся в украшениях и норке, пройдешь мимо — не посмотрит даже или одарит таким взглядом, сразу грязью себя почувствуешь. Парень этот попроще вроде, но с таким влиянием… — Он пожал плечами, мол, чего можно ожидать, он явно стал таким же.

— А что с его семьей? — неожиданно заинтересовалась я. — Бабушка, вы сказали, умерла. А родители?

— Мать вроде тоже померла, отец не знаю, не слышал. Мать у него, говорят, красивая была, но я ее ни разу не видел. Щербинин тут жил до политической карьеры, по праздникам собирались они всей семьей, Юлиан маленький с родителями приходил. Так что жильцы, кто постарше, знают.

Тут мне пришла в голову одна мысль. А что, если…

— Вы сказали, что Щербинин кичится своим знатным происхождением. А к какому знатному роду он относит себя?

— Ой, деточка, не знаю, мне неинтересно, я этими Долгоруковыми не интересуюсь. — Ясно. Мог бы не говорить. С одной стороны, у таких людей весьма узкий кругозор и насладиться общением, как, к примеру, с Юлианом и ему подобными, не удастся, но с другой, такие умеют работать руками. Вот Василий бы точно не сломал картину, и она бы сейчас так и висела на стене, а не валялась на тумбе в прихожей, причем висела бы ровно… — Но если тебе интересно, — добавил он, — в листовках этих с предвыборной агитацией указано все. Род как-то связан с нашим городом.