Александр Матюхин - 25 трупов Страшной общаги [сборник litres]

Слезы еще мешали ему, когда он проводил анализ тканей корня языка, но он смог взять себя в руки. Результаты оказались ожидаемыми, как он и предполагал: Галина Петровна была отравлена никотином, а на тканях остались ожоги уксусной кислотой.

Это было в высшей степени возмутительно. Хоть они с Галиной Петровной тесно и не общались, но она все же частенько приглашала Ивана Ивановича на чай и угощала конфетами. А разделившие пищу становятся в некотором смысле близкими людьми.

Кроме того, съев Галину Петровну, Иван Иванович и сам чуть не отравился, а это было бы очень обидно. Да и за Птому следовало отомстить.

– Значит, старый козел? – пробормотал Иван Иванович, пробуя пальцем остроту мясницкого ножа. – Ну-ну. Ну-ну.

Вряд ли это была Нина. Пусть пятеро детей, муж – творческая личность и тесная двушка в Рыбацком закалили ее характер, но сорвать дверь с петель у нее бы не получилось. С другой стороны – трехкомнатная квартира на Рубинштейна… Одинокие незамужние родственницы, без детей, но с шикарной жилплощадью – это самые любимые родственницы, правда нередко заканчивающие свою жизнь чуть раньше, чем следовало бы.

Лекции Ивана Ивановича об истории ядов и отравлений пестрели подобными примерами. Начиная с… И тут он замер, словно ударенный молнией. Это было слишком дико, чтобы быть правдой, но… Перед мысленным взором Ивана Ивановича пронеслось содержание его лекций. «Дело Бокарме об отравлении Гюстава Фугни» вспыхнуло там огненными буквами – почти как «Мене, текел, фарес». Иван Иванович бросился к книжному шкафу, достал книгу Торвальда «Сто лет криминалистики» – он держал его в качестве экспресс-архива, для того чтобы быстро освежить в памяти, – и нашел нужную главу. Палец заскользил по строчкам: 1850 год, Бельгия, граф де Бокарме отравил никотином брата своей жены, который не то что не хотел умирать, хотя и дышал на ладан уже много лет, но отмочил штуку почище: вознамерился жениться, а значит, лишить огромного наследства свою сестру и ее разоренного мужа. Надеясь скрыть отравление, Бокарме влил шурину в рот уксусную кислоту. Иван Иванович вспомнил свое видение и обомлел.

Дело Галины Петровны, словно калька, накладывалось на преступление полуторавековой давности, повторяя его до мельчайших деталей, разве что в роли брата выступала теперь сестра.

У Ивана Ивановича захватило дух от этакой театральности.

Однако достать никотин в объемах, требуемых для отравления, не так-то просто. Граф де Бокарме перегнал никотин из восьмидесяти кило табака. А ни Нина, ни другие родственники Галины Петровны не работали ни на табачной фабрике, ни в сигаретном киоске. Но Иван Иванович чуял – желудком и немного сердцем, – что здесь дело нечисто, и поэтому раз за разом изучал список родных. Их было не так много.

– Первое подозрение падает на того, кто ближе – супруг, дети, – сказал он портрету деда-чекиста. – Поэтому на их месте я бы даже не задумывался о возможности убийства. Проблем много, возни не оберешься, а по итогу ничего не получишь, кроме судимости.

На мгновение ему показалось, что дед на портрете согласно кивнул. Птомы теперь не было рядом, а Ивану Ивановичу жизненно необходимо было с кем-то беседовать. Постоянно заглядывать в морозилку неудобно, да и чекист в данной ситуации мог дать более полезные советы, чем мертвый голубь.

Иван Иванович предполагал, что на его месте дед поступил бы проще и быстрее: ликвидировал бы всех подозреваемых – и точка, а не терзался бы этими гамлетовскими вопросами: кто виноват и что делать? Тут Иван Иванович наморщил лоб, пытаясь сообразить, гамлетовские ли это вопросы, но махнул рукой и стал рассуждать дальше:

– Нина – женщина, конечно, справная. Сильная, в теле. Хозяйственная…

Иван Иванович вспомнил химерические трещины на потолке, запах мокрого белья и застарелого, въевшегося во всю – от плинтуса до засиженных мухами лампочек – квартиру амбре дешевого прогорклого масла. С хозяйством у Люкиных был, прямо скажем, швах. Не бедствовали они, но жили по привычке из тощих годов: подешевле, попроще и так сойдет. Квартира Галины Петровны могла бы стать для них плацдармом новой жизни: чем-то большим, чем квадратные метры. Пусть и на Рубинштейна.

– Хм! – Иван Иванович выпятил нижнюю губу, затеребил ее средним пальцем и начал мерить шагами комнату. На портрет деда он не оглядывался, но был уверен, что тот следит за ним. – Хм! В высшей степени пренеприятнейшая штука. Я всегда был уверен – чем дальше держишься от родственников, тем здоровее будешь.

Он не выдержал и бросил быстрый взгляд на дедову фотографию. Петр Семенович нехорошо ухмылялся, Ивану Ивановичу даже послышалось, как тот цыкает левым боковым резцом. На ум пришла старая семейная история о том, как тетка по матери завещала Петру Семеновичу фамильные драгоценности. Правда, завещания никто никогда не видел. Да и тетку с тех пор тоже.

– Хм! – повторил Иван Иванович, в упор глядя на дагеротип. – Но тем не менее!

Что именно «тем не менее» – он не мог сформулировать. Он представил, как Нина Петровна наваливается на Галину Петровну корпулентным телом и вливает в горло дражайшей сестре экстракт никотина – картина в высшей степени верибельная, однако его что-то в ней смущало.

– Надо провести следственный эксперимент, – сообщил Иван Иванович деду. – По всем правилам. Весовая категория, объемы в обхвате, эффект неожиданности. Не думаю, что Нина Петровна любезно предложила своей сестре прилечь поудобнее и пошире открыть рот, чтобы ей было удобнее вливать никотин. И да – где она все-таки его достала?

– Мессир, вы наступили мне на тестикулы, – стеснительно воззвал Поля с пола.

– Пардон, – Иван Иванович быстро отдернул ногу, но не удержал равновесия.

Он попытался удержать в руке стакан с водой – де-факто с водой, а де-юре с экстрактом никотина – и грузно, неинтеллигентным кулем рухнул на Полю. По сдавленному писку он понял, что Полино достоинство опять пострадало – и не только де-юре.

– Прошу прощения, – пробормотал Иван Иванович. – Вы же понимаете, Ипполит, для того чтобы провести полноценный следственный эксперимент, мы должны не только выглядеть как его участники, но и думать, и чувствовать, как они. Поэтому я несколько забыл, что ваше тело имеет иные выступающие части, чем тело Галины Петровны.

Чтобы думать и чувствовать, как участники убийства Галины Петровны, экспериментаторы воссоздали их тактико-технические характеристики. Иван Иванович облачился в телогрейку, которую принес Поля и которая подозрительно пахла формальдегидом, а на голову нахлобучил зимнюю шапку. Под шапку он запихнул банное полотенце – дабы добиться объемов Нины Петровны и ее монументальной прически. Он душил лежащего на полу Полю и травил его «никотином».