Дмитрий Костюкевич - Темная волна. Лучшее

На зеркале над нею белели отпечатки ее ладоней.

Их комната была прежней, птички на картине благовоспитанно клевали горбушку. Ноутбук стоял на столе, выключенный, но еще теплый. Рядом лежал айпад, Марешка подняла его, но включить не смогла — мама поменяла код, «1234» больше не работал.

— Мама! — позвала Марешка. И потом, робко, тихо, на всякий случай: — Папа!

Никто не отозвался.

Номер была пуст, хотя вся мамина одежда была на месте и туфли стояли у стены. В черном кроссовке лежал мамин телефон — он был разряжен.

Дом был пуст — исчезли даже Любовь Ивановна с Васей, нигде не было видно громоздкого инвалидного кресла. Не плакали в три горла маленькие Олины братья. Дяди Миши было не видно и не слышно. Марешка прошла на кухню, открыла холодильник, шкафы. Вся еда была на месте — колбасы, хлеб, сыры, любимый дядь Мишин кулинарный ингредиент — сало с тонкой мясной прослойкой. Марешка утащила яблоко и пачку чипсов и вышла из дома.

Сад был пуст, но когда Марешка присела на лавочку, чтобы перекусить, из дупла яблони выглянула пара бельчат, они посмотрели на девочку блестящими темными глазами и снова спрятались.

Улица была пуста — стояли машины без водителей, пальмы мотали зелеными гривами на ветру, никого не было за стеклами домов и магазинов. Марешка зашла в «Макдональдс» у моря — на одном столе лежал чей-то недоеденный бургер, на другом — начатый лист раскраски и мелки. Марешка наступила в лужу растаявшего мороженого на полу, нога прилипала к полу с каждым шагом, потом отрывалась с противным чавкающим звуком.

Пусто было и на пляже. Волны накатывали на берег и отползали с тяжелым шорохом, утаскивая за собой гальку и ракушки. Марешка зашла в теплый прибой, потом посмотрела под ноги и взвизгнула — все ракушки на пляже были вида «китайская шляпа», они смотрели на нее, как сотни внимательных глаз — черных, карих, серых, зеленоватых. Марешка побежала с пляжа, и ракушки лопались под подошвами ее резиновых шлепок.

Добежав обратно до пансионата, Марешка поднялась к себе в комнату и залезла в кровать. Подушка слабо пахла мамиными духами, девочка свернулась калачиком, накрылась с головой одеялом и уснула. Она проспала весь вечер, всю ночь, и проснулась с первыми, ярко-розовыми лучами солнца, поднимавшегося из-за моря.

Марешка накинула свой теплый синий купальный халат — воздух еще не прогрелся, было холодно. Она обошла дом, вышла в сад, дошла до дороги. Все было по-прежнему — ни одного человека. Только птицы весело щебетали, будто ничего не случилось, осы тяжело гудели в своем дупле. Белки вылезли на нее посмотреть в полном составе — двое взрослых и двое молодых.

Марешка прошла к телефону и позвонила в полицию. Трубку взяли не сразу.

— Алло! — сказала она. — Алло, полиция?

В трубке не было голосов, был лишь тихий гул, как от высоковольтной линии. Потом пошли короткие гудки.

Марешка позвонила бабушке в Москву. Позвонила тете Наташе в Пермь. Позвонила в Китай в компанию, которая произвела ее халат — номер телефона был напечатан на этикетке. Трубку поднимали, Марешка слушала шум, потом короткие гудки.

— Хорошо же, — сказала она вслух и сжала в кармане черный ключ от закрытого номера. — Я иду!

Но вначале она пошла на кухню, нагрела в микроволновке молока и намешала в него целых пять ложек растворимого шоколада — мама ей больше двух обычно не позволяла.

Про-папа искренне обрадовался ей, поднял в воздух, закружил. Папа так часто делал, особенно раньше, когда Марешка была помладше и полегче. Она закрыла глаза и на несколько секунд позволила себе поверить. Смеяться. Кружиться в сильных руках.

Когда про-папа опустил ее на пол, она покачнулась и села на стул.

— Ты забрал из мира всех людей, — сказала она обвиняюще. — Почему?

Про-папа вздохнул и сел за стол напротив.

— Потому, что я был разочарован, — сказал он. — Я вернулся. Думал — ты меня по-прежнему любишь, и мы будем счастливы, все вместе. А ты…

Его ракушки грустно уставились в стол.

— Это все не настоящее, — упрямо сказала Марешка. — И ты не настоящий.

— Ну вот, опять заладила, — про-папа пожал плечами. — «Что есть реальность? Как ее определить? Если говорить о том, что ты можешь почувствовать, понюхать, попробовать на вкус и увидеть, то «настоящая реальность» — это просто интерпретация твоим мозгом электрических импульсов». Узнала, откуда это?

— Нет, — сказала Марешка. — Отдай мне настоящий мир.

— Этот мир — настоящий. Может стать настоящим, — поправился про-папа. — В нем буду я. И мама будет смеяться. Если ты поверишь и останешься с нами, этот мир станет реальностью. Он будет расти и набирать силу. Мы будем ходить на море. Жарить шашлыки на пляже. Читать книжки. Ловить бабочек и украшать ими стены. Потом мы создадим в этом мире другие города и поедем в них путешествовать. Если мы поверим в Австралию — в мире будет Австралия. Большой барьерный риф, а, дочка?

Марешке очень хотелось сказать «да». Но она упрямо помотала головой. Про-папа встал и прошелся по комнате. Постоял у окна.

— Хорошо, — сказал он наконец. — Мы с тобой сыграем. Если ты выиграешь — можешь возвращаться в свой мир, он будет точно таким же, как ты его оставила, ничуть не лучше.

— А если я проиграю? — спросила Марешка.

— Мы пойдем на пляж и подберем тебе пару красивых ракушек, — ответил про-папа и улыбнулся, показав острые зубы. Он протянул через стол руку. Марешка чуть подумала и пожала ее. Рука была холодная, влажная и рыхлая, как что-то, что много лет пробыло в воде.

— А как мы будем играть? — запоздало спросила она.

— Ты должна сложить мою головоломку, — сказал про-папа. — До заката.

Марешка побежала к кровати, достала из-под нее свою полосатую сумку и нашла в кармашке папину головоломку. Она была сварена из трех колец толстой стальной проволоки, которые пересекались замысловатым образом и образовывали лабиринт. В начале лабиринта раньше были три бусины — золотая, серебряная и медная, их нужно было провести через проволочные хитросплетения в петельку на конце. Сейчас бусин не было, лабиринт был пуст.

Марешка подняла недоумевающий взгляд на про-папу, который по-прежнему сидел за столом и улыбался.

— Ах, да, — сказал он. — Я буду жульничать.

Марешка вылезла на крышу, села на край, свесив ноги. Город вокруг был прорисован плохо, настоящим казался только сам пансионат, сад вокруг него и дорога к морю. Остальное терялось в белом мареве. В небе висела белая монета солнца.

— С чего же начать? — пробормотала Марешка.

С неба слетел и опустился рядом с нею черный голубь.

— Почтовый голубь принес послание, — сказал он хрипло. — Для Марены. Золото у того, кто думает, что всем тут владеет. Серебро у тех, кто не застал зимы позапрошлого года. Медь у того, чья нога никогда не ступала на землю. Конец послания. Улёт.