Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Поначалу я часто задумывался об этих откровениях, но со временем стал вспоминать о них все реже и реже. Постепенно я освоился в мире людей, Карлайл вернулся к прежней врачебной работе. Пока он отсутствовал, я учился, изучал в том числе и медицину, но всегда по книгам, а в больницах – никогда. Лишь несколько лет спустя Карлайл нашел Эсме, и на весь период, пока она осваивалась, мы вернулись к затворнической жизни. Это было беспокойное время, полное новых знаний и друзей, поэтому прошло еще несколько лет, прежде чем жалостливые слова Шивон начали снова тревожить меня.

«Бедный парень… Как трагично – быть лишенным величайшей радости в этой жизни ».

В отличие от ее второго предположения – опровергнуть которое было слишком легко, ведь я знал честность и прозрачность мыслей Карлайла, – эти ее слова постепенно стали отравлять мое существование. Именно фраза про «величайшую радость в этой жизни» побудила меня в конце концов отдалиться от Карлайла и Эсме. В погоне за обещанной радостью я вновь и вновь отнимал жизнь у людей, самонадеянно применяя свой дар и считая, что пользы приношу больше, чем причиняю вреда.

Когда я впервые вкусил человеческой крови, для моего тела она стала потрясением. Оно насытилось полностью, ему было как никогда хорошо . Прежде оно не чувствовало себя настолько живым. Хоть качество этой крови оставляло желать много лучшего – организм моей первой жертвы был до отказа напичкан едкими наркотиками, – обычная пища показалась по сравнению с этой кровью водой из сточной канавы. И все же… мыслями я оставался чуть в стороне от удовлетворения желаний тела. Потому не мог не замечать всю мерзость происходящего. И постоянно помнил о том, как воспримет мой выбор Карлайл.

Мне казалось, эти сомнения рассеются. Я выискивал худших среди злодеев, тех, которые заботились о чистоте своего тела, если не рук, и упивался более качественной кровью. Мысленно я вел подсчеты жизней, которые спас, действуя как судья, присяжные и палач в одном лице. И даже когда наградой за убийство мне было спасение всего одного человека, следующей жертвы в списке, разве это не лучше, чем если бы я позволил хищнику в человеческом обличье продолжать разбойничать?

Прошли годы, прежде чем я сдался. Я так и не понял толком, почему кровь не стала для меня увенчанием жизни, кульминацией экстаза, в чем была убеждена Шивон, почему я продолжал скучать по Карлайлу и Эсме сильнее, чем радовался свободе, почему с каждым новым убийством на меня словно падал груз, и так до тех пор, пока скопившаяся тяжесть чуть не искалечила меня. За годы, прошедшие после возвращения к Карлайлу и Эсме и долгой борьбы за восстановление утраченного умения владеть собой, я пришел к выводу: если Шивон и впрямь не знала ничего выше зова крови, то я был рожден для лучшей участи.

И теперь слова, которые когда-то не давали мне покоя, вели и направляли, с удивительной силой вернулись ко мне.

« Величайшая радость в этой жизни ».

Сомнений не осталось. Теперь я знал, что означают эти слова. Величайшая радость моей жизни – это хрупкая, отважная, добрая, проницательная девушка, так мирно спящая рядом. Белла. Самая большая из радостей, какие только может предложить мне эта жизнь, и самая страшная боль – когда эта радость будет утрачена.

В кармане рубашки беззвучно завибрировал мобильник. Я достал его, взглянул на номер и приложил к уху.

– Я вижу, что ты сейчас не можешь говорить, – тихо произнесла Элис, – но мне казалось, ты должен знать: теперь уже восемьдесят к двадцати. Не знаю, что ты там делаешь, но продолжай в том же духе. – И она отключилась.

Разумеется, я просто не мог поверить ей на слово, не читая ее мысли, и она об этом знала. Она вполне могла соврать мне по телефону. Но я все равно воодушевился.

А делал я вот что: купался в моей любви к Белле, захлебывался, упивался ею. И не думал, что продолжать в том же духе будет трудно.

Всю ночь Белла спала так крепко, что это даже пугало.

В течение времени, которое теперь казалось мне очень долгим, с первого же момента, как я уловил ее запах, мне не хватало сил удерживаться в одном и том же душевном состоянии, не позволять ему поминутно метаться из одной крайности в другую. Сегодня меня бросало резче обычного: бремя неминуемо предстоящей угрозы довело меня до пика эмоционального стресса, подобного которому я не испытывал последнюю сотню лет.

А Белла продолжала спать: расслабленные руки и ноги, гладкий лоб, загнутые кверху уголки губ, вдохи и выдохи тихие и размеренные, как по метроному. За все ночи, которые я провел у нее, я ни разу не видел, чтобы она спала так мирно. Что бы это значило?

Я мог предположить только одно: это значило, что она так ничего и не поняла. Несмотря на все мои предостережения, она по-прежнему не верила в истину. И слишком доверяла мне. В этом она жестоко ошибалась.

Она не пошевелилась, даже когда в комнату заглянул ее отец. Было рано, солнце еще не встало. Я оставался на месте, уверенный, что незаметен в темном углу. Туманные мысли ее отца имели оттенок сожаления и вины. Ничего серьезного, как мне показалось, – просто осознание, что он опять оставляет ее одну. На миг он заколебался, но чувство долга – планы, товарищи, обещания подвезти – увело его прочь. Других предположений у меня не нашлось.

Чарли поднял громкий шум, вытаскивая рыбацкие снасти из встроенного шкафа под лестницей, но Беллу не разбудил. Даже ее веки ни разу не затрепетали.

После отъезда Чарли пришла моя очередь уходить, хотя мне и не хотелось покидать безмятежный покой ее спальни. Как бы там ни было, мирный сон Беллы успокоил меня. Я еще раз набрал полные легкие обжигающего запаха и задержал его в груди, оберегая боль в себе до тех пор, пока не сумею пополнить ее запасы.

Суета возобновилась сразу же после пробуждения Беллы: весь покой, который принесли ей сновидения, словно улетучился при свете дня. Шум ее движений был торопливым, несколько раз она выглядывала из-за штор, – видимо, ждала меня. От этого мое нетерпение усилилось, но мы же назначили время, я не хотел являться раньше и мешать ей собираться. Мои сборы были закончены, но в них чего-то недоставало. Да и мог ли я как следует подготовиться к такому дню, как этот?

Я был бы не прочь порадоваться – целому дню, проведенному рядом с ней, возможности получить ответы на все вопросы, которые задам, ее теплу, окутывающему меня. И в то же время мне бы хотелось прямо сейчас повернуться и броситься бежать прочь от ее дома, и чтобы сил хватило добежать до другого конца света, остаться там и впредь не подвергать ее опасности. Но я вспомнил подавленное, серое лицо Беллы в видениях Элис и понял, что на такое бегство мне никогда не хватит сил.