Стефани Майер - Солнце полуночи [litres]

Напрасно она радовалась. Хорошо еще, я знал, что есть один свидетель, который спохватится и подаст голос, если Белла не вернется домой.

– Но ведь Джессика считает, что мы с тобой поехали в Сиэтл.

– Нет, – с довольным видом объявила она. – Я сообщила ей, что ты отказал мне – ведь это правда?

Что?.. Этого я не слышал. Наверное, пропустил, пока охотился с Элис. Белла заметала следы, как будто хотела , чтобы ее убийство сошло мне с рук.

– Значит, никто не знает, что ты со мной?

От моего тона она слегка поморщилась, потом вскинула голову и принужденно улыбнулась:

– Это как посмотреть. Ты ведь, наверное, рассказал Элис?

Мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы голос звучал ровно.

– Спасибо за подсказку, Белла.

Ее улыбка погасла, но ничем другим она не дала понять, что слышала меня.

– Неужели Форкс нагнал на тебя такую тоску, что ты задумала самоубийство?

– Ты же говорил, что у тебя будут неприятности… – тихо и совершенно серьезно напомнила она, – если нас будут слишком часто видеть вместе.

Я прекрасно помнил этот разговор и диву давался, как она могла понять его настолько превратно. Пытаться стать еще более уязвимой для меня я ей не советовал. Я говорил, что ей следовало бы бежать от меня подальше.

– И ты забеспокоилась о том, что если ты не вернешься домой , это станет неприятностью для меня ? – сквозь зубы спросил я, стараясь даже порядком слов выразить все ту же мысль, чтобы она наверняка уловила всю нелепость своего положения.

Глядя на дорогу, она коротко кивнула.

– Как же ты не понимаешь, насколько я не то ? – прошипел я, слишком разозлившись, чтобы изъясняться со скоростью, доступной ее пониманию. Никакие словесные объяснения на нее не действовали. Оставалось только показать ей.

Она, кажется, нервничала, но уже по-новому, и почти скосила глаза на меня, но так и не отвлеклась от дороги ни на миг. Моя вспышка испугала ее, но не так, как должна была. Просто теперь она расстраивалась, что по ее вине я недоволен. Мне было незачем читать ее мысли, чтобы распознать то, что я уже не раз видел.

Как обычно, я злился в действительности не на нее – только на себя. Да, в ее реакциях на меня вечно все было навыворот. Но только потому, что в другом отношении они оказывались верными. Она неизменно была слишком добра. Верила в меня, хотя я этого не заслуживал, беспокоилась о моих чувствах, будто они имели значение. Тем, что она хорошая, – вот чем она подвергала себя опасности. Ее добродетель и мой порок – нас свели вместе две противоположности.

Мы доехали до конца асфальтированной дороги. Белла свернула на глинистую обочину и заглушила двигатель. После продолжительной шумовой атаки внезапная тишина стала почти потрясением. Белла отстегнула ремень и выскользнула из пикапа, не взглянув на меня. Стоя ко мне спиной, она принялась стаскивать свитер через голову, не сразу, но справилась с этой задачей, и завязала рукава свитера на талии. Я с удивлением увидел, что ее рубашка похожа на мою не только цветом: она тоже оставляла открытыми руки до плеча. Видеть ее такой я не привык, но, несмотря на мгновенно вспыхнувшую искру интереса, ощущал в основном беспокойство. Все, что нарушало мою сосредоточенность, представляло опасность.

Я вздохнул. Проходить все предстоящее не хотелось. По слишком многим причинам, вопросам жизни и смерти, но в этот момент я больше всего боялся выражения ее лица, отвращения в ее глазах, когда она наконец увидит меня.

Я не отступлю. Изображу смелость, сделаю вид, будто легко подавил в себе эгоистичный страх, даже если это не более чем притворство.

Сняв свитер, я почувствовал себя вопиюще заметным. Так много тела я еще никогда не выставлял напоказ, разве что в кругу семьи.

Я стиснул зубы, выбрался из пикапа – оставив свитер в нем, чтобы не поддаться искушению, – и захлопнул дверцу. Вгляделся в сторону леса. Может, если сойти с дороги и углубиться в гущу деревьев, я перестану так остро ощущать, что я на виду.

Я чувствовал на себе ее взгляд, но струсил оборачиваться и вместо этого бросил через плечо:

– Сюда.

Это слово вылетело слишком быстро и отрывисто. Определенно пора брать себя в руки, чтобы справиться с волнением. Я медленно зашагал вперед.

– А как же тропа?

Ее голос взвился на целую октаву. Я снова оглянулся: она явно нервничала, обходя пикап спереди, чтобы догнать меня. Возможных причин для испуга было так много, что я не знал, в чем дело.

Я попытался заговорить обычным тоном – легким, шутливым. Может, так удастся рассеять хотя бы ее опасения, если не собственные.

– Я сказал, что в конце дороги будет тропа, но не говорил, что мы пойдем по ней.

– Как же без тропы?

Про эту «тропу» она спросила таким тоном, точно речь шла о последнем спасательном жилете на тонущем корабле.

Я распрямил плечи, растянул губы в фальшивой улыбке и обернулся к ней.

– Я не дам тебе заблудиться, – пообещал я.

К такому я оказался не готов. У нее прямо-таки отвисла челюсть, как у какой-нибудь героини дешевого сериала с закадровым смехом. Она окинула меня быстрым взглядом, потом еще одним, пробегая вверх и вниз по моим голым рукам.

А в них не было ничего примечательного. Просто бледная кожа. Вернее, на редкость бледная, вдобавок она не совсем по-человечески облегала мою выраженную нечеловеческую мускулатуру. Если даже в тени моя кожа вызывает у нее такую реакцию…

У нее вытянулось лицо. Как будто мой прежний упадок духа передался ей, обрушился на нее тяжестью всей моей сотни лет. Может, больше ничего и не понадобится. Может, она уже увидела достаточно.

– Хочешь домой?

Если ей хочется расстаться со мной, если она готова уйти прямо сейчас, я ее отпущу. Буду смотреть ей вслед, мучиться и терпеть. Пока не знаю как, но найду способ.

По какой-то невообразимой причине ее глаза вспыхнули, и она выпалила «нет!» так быстро, что оно прозвучало почти как резкость. Она поспешила догнать меня и подошла так близко, что мне достаточно было наклониться на пару дюймов, чтобы задеть рукой ее руку.

Что все это значило?

– Так в чем же дело? – спросил я. В ее глазах все еще виднелась боль, не имевшая смысла в сочетании с ее поступками. Так хочет она расстаться со мной или нет?

Ответила она приглушенно, почти полностью лишенным выразительности тоном:

– Пеший турист из меня никудышный. Так что наберись терпения.

Я не совсем поверил ей, но понял, что это ложь из благородства. Да, скорее всего ее беспокоило и отсутствие тропы, удобной для ходьбы, но оно вряд ли объясняло горестное выражение лица. Я подался к ней, улыбнулся как можно мягче, пытаясь вызвать ответную улыбку. Больно было видеть тень страданий вокруг ее губ и глаз.