Ольга Елисеева - Триумфатор [litres]

Над ареной развернули тент, который захлопал, как корабельный парус. Папея зевнула. Протрубили трубы и начался официоз. Шествие участников игр по сцене. Песок месили ногами пять рядов музыкантов – дудки сменились литаврами. Затем в открытых носилках несли возлежащего в цветной тоге ланисту. Тот махал рукой и кланялся направо и налево. Словно зрители собрались ради него.

Сам ланиста скользил глазами по первым рядам, ловя настроение самых почетных гостей. Папея, наконец, обнажила голову, сбросив накидку на плечи и оставшись в одной золотой сетке, крепившейся к тонкой, тонувшей в волосах диадеме.

Наткнувшись глазами на ее лицо, ланиста в первую минуту не понял, почему оно кажется знакомым, а потом обалдело отвесил челюсть и повернул голову. На его физиономии было написано: «Мало взял! Надо было просить больше!»

Папея же беспечно положила руки на бортик и нарочно подалась вперед, показывая себя всему свету. Золотой обруч светился на ее волосах, как корона.

Следом за носилками ланисты парами шли бойцы. Их роскошные одежды – собственность школы – раздувал легкий ветерок. Наиболее известные уже облачились в доспехи, но не для боя, а для демонстрации – присутствовала лишь часть защитного обмундирования. У кого шлем с двойными перьями, у кого широченный кованый пояс и сеть, перекинутая через плечо.

Одним из последних шагал Фламм. Он лишь поднял руку, приветствуя публику, но поклонники устроили ему целую овацию, свистя, топая ногами и раскачивая хлипкие трибуны.

Луппа даже испугалась:

– Еще обрушат эту развалюху! Слышала в Ниме такая громадина не выдержала. Раздавило тысяч пятьдесят, не меньше. Когда у нас, наконец, построят нормальный цирк?

– Когда сенаторы перестанут воровать! – рассмеялась Папея. – Прав Авл: ни дорог, ни бань, хотя налоги собираются. На всем греют руки! Спасибо, воздух не раскрали.

– Сколько людей должно быть раздавлено, прежде чем это ворье в белых тогах поймет…

– Ты говоришь, как Цыцера, – беспечно рассмеялась подруга. – Смотри лучше на бойцов. Вот этот – мой. – Папея вытащила из волос темно-бардовую розу, гармонировавшую с отделкой ее туники, и бросила на песок, под ноги Фламму. Тот поднял глаза и откровенно ошалел.

Сколько удовольствия женщина получает от одного вида огорошенного, не знающего, что сказать, мужчины! Может, не стоило сбивать его с толку прямо перед боем? Об этом она не подумала. И сейчас не хотела думать. Выкарабкается. Недаром он лучший.

Порция Луппа наблюдала за выражением лица подруги, то и дело переводя взгляд на шествие гладиаторов по арене.

– Твой, говоришь? – недоверчиво переспросила она. – А как же Цыцера? Я уж не говорю о бедном Плавте.

– Уверяю тебя, Плавт не скучает, – отмахнулась Папея. – Знаешь, какой на него спрос, пока я отвлеклась? Цыцера, сама понимаешь – для дела. Этот же – для развлечений.

Луппа кивнула: кто же смотрит на гладиатора серьезно? Полураб, полуактер. Но ее зависть брала от дерзости подруги.

– Ты же и его нашла для дела.

Папея собрала губы в алую точку.

– А развлечение – тоже дело. Дело всей жизни, знаешь ли.

Начались сами состязания. Первый час было скучно, потому что на разогрев публики в разные концы арены выпустили карликов, шутов и молодых бойцов-учеников, которые сражались деревянным оружием. Потом пошли поединки серьезных воинов – кидались трезубцы, летали в воздухе сети.

Папея ждала. Ее интересовал только один бой. Рослый димарх, сражавшийся без шлема и доспехов, но крутивший в воздухе два длинных ножа. Смертоносная мельница.

Наконец, появился Фламм, встреченный бурной овацией. Его голова была открыта. Шерстяная туника с короткими рукавами покрывала торс. Широкий пояс с бронзовой ставкой служил защитой только животу. Руки до локтей и ноги до колен были перебинтованы белыми полосками ткани.

Папея вспомнила, что во время тренировки гладиатор был в шлеме. Сейчас – с непокрытой головой. Ветер трепал его светлые волосы. Значит, ему знакомы и другие способы боя. Обучали его всему, но выпускали без доспехов – именно так он снискал себе капризную цирковую славу. Помимо воли Папея затаила дыхание вместе со всем амфитеатром. Но взяла себя в руки: будет она беспокоиться, вот еще! Женщина фыркнула.

Противником Фламма для начала стал тяжеловооруженный ретиарий [27] ретиарий – тяжеловооруженный боец, чьей тактикой было притворное отступление, как бы заманивание врага, а потом резкий выпад мечом, достигавший, если повезет, цели. – крупный и неповоротливый. Он и двигался, и поднимал меч куда медленнее врага. Тот пару раз крутанулся, выбрал щель на его доспехах и вонзил туда нож. Вторым ударил в пах, тоже между пластинами бронзы. Силач рухнул, даже не прося пощады поднятием руки. Умер сразу. Коротко, без особых мучений. Фламм не любил издеваться над жертвами – не его это дело. Раз должен убить – убьет, но растягивать на потеху публики чьи-то предсмертные трепыхания не будет.

Потом был копьеносец. Потом гладиатор с сетью. С этим пришлось попотеть, один раз противник даже набросил ее и попытался опутать Фламма. Кажется, вот тут сердце Папеи кольнуло. Цирк издал дружный вздох ужаса и сожаления. Но Фламм распорол веревки своими страшными ножами, вскочил на ноги и, прежде чем противник успел что-то понять, набросил край сети на него самого, сбил с ног и приставил оружие к горлу. На этот раз враг успел поднять руку с вытянутым указательным пальцем, моля о пощаде.

Но зрители рассерженно загудели, указывая большими пальцами вниз. Они не простили своего испуга – у большого многоголового зверя, как у ребенка, попытались отнять любимую игрушку – поэтому все пальцы указывали вниз, на песок.

Гладиатор потерял жизнь.

За ним выпустили самнита [28] самнит – вооружение гладиаторов, повторяло вооружение покоренных народов. Самниты – одно из племен, живших близко к Лациуму. . И, наконец, против Фламма выехал конник. «Они бы еще слона привели!» – возмутилась Папея. Ведь прошло уже пять поединков, а не один, как обещали Фламму. С другой стороны, для бойца это была единая, невероятно растянувшаяся схватка.

«Хватит! – про себя взмолилась Папея. – Он уже начинает уставать!»

Действительно, гладиатор спотыкался, пропускал удары и рисковал всякую минуту рухнуть под взмахом булавы или под копытами лошади. К счастью, Фламм и сам это понимал. Собрал последние силы и метнул нож. Попал всаднику в горло, лишь замотанное широкой кожаной повязкой наподобие шарфа. Конь встал на дыбы, сбросил седока и довершил дело, наступив на тело собственного всадника – нервное, пугливое животное.

Только после этого протрубили трубы. На арену вышел ланиста с деревянным мечом и громогласно объявил, что сегодня они чествуют и провожают Остория Фламма, так долго радовавшего своих несравненных зрителей победами на арене. Теперь его увенчают лавровым венком и предложат меч рудиус.